Мне очень нравится. Особенно "Сахарный кремль". И стихи пишет кстати. Парочку запощу.
x x x
Февраль кричит в моей ночи сырою черной ямою... Судьба, кричи и не молчи не лязгай мерзлой рамою Скрипит кровать... Мне воровать вот в эту ночь не хочется Лишь убивать, лишь убивать, лишь убивать, всех дочиста! Лишь жать на спусковой крючок и видеть розы выстрелов, Потом - бежать,
потом - молчок, за пазуху - и быстренько
x x x
Март и небо. И руки. И влажный доверчивый ветер... Снова музыки тонкий, печальный и режущий звук... Снова лик твой бесплотен, доверчив и светел... Нет! Нам губ не разнять, не оттаять сцепившихся рук!
Нет, на наших телах не порвется бескровная кожа. В наших душах давно источилась живая вода. Нас нельзя до конца воскресить и нельзя до конца уничтожить. В этой серой зловещей тоске мы с тобою срослись навсегда...
Нас с тобой понесет эта злая горбатая скрипка, Эти струны, колки, этот Моцарт в седом парике. И растянется даль, как Джоконды хмельная улыбка. И сверкнут наши лица в разлившейся мутной реке...
14:38 27.01.2013
Не читал, но осуждаю заранее. Современной литературы сторонюсь.
14:46 27.01.2013
andkx писал(а) в ответ на :
> Мне очень нравится. Особенно "Сахарный кремль". И стихи пишет кстати. Парочку запощу.
"Сахарный Кремль" и "День Опричника" — мои любимые романы. Есть надежда, что описанные ужасы не осуществятся. Высказанные страхи лучше, чем невысказанные... Именно поэтому эти книги очень полезны сегодня...
15:11 27.01.2013
Norman Bates писал(а) в ответ на :
> andkx писал(а) в ответ на сообщение: >
>> Мне очень нравится. Особенно "Сахарный кремль". И стихи пишет кстати. Парочку запощу.
> > "Сахарный Кремль" и "День Опричника" — мои любимые романы. Есть надежда, что описанные ужасы не осуществятся. Высказанные страхи лучше, чем невысказанные... Именно поэтому эти книги очень полезны сегодня...
А вот мне тревожно как то....
А бабка уж тут как тут: едва молитву утреннюю прочла, сразу и печь топить принялась. Теперь уже все в Москве печи топят по утрам, готовят обед в печи русской, как Государь повелел. Большая это подмога России и великая экономия газа драгоценного. Любит Марфуша смотреть, как дрова в печи разгораются. Но сегодня — некогда. Сегодня день особый. В свой уголок Марфуша отправилась, оделась, помолилась быстро, поклонилась живому портрету Государя на стене: — Здравы будьте, Государь Василий Николаевич! Улыбается ей Государь, глазами голубыми смотрит приветливо: — Здравствуй, Марфа Борисовна. Прикосновением руки правой Марфуша умную машину свою оживила: — Здравствуй Умница! Загорается голубой пузырь ответно, подмигивает: — Здравствуй, Марфуша! Стучит Марфуша по клаве, входит в интерда, срывает с Древа Учения листки школьных новостей:
Всероссийский конкурс ледяной скульптуры коня государева Будимира.
Лыжный забег с китайскими роботами.
Катания на санках с Воробьевых гор.
Почин учащихся 62-ой школы.
Зашла Марфуша на последний листок:
Учащиеся церковно-приходской школы №62 решили и в Светлый Праздник Рождества Христова продолжить патриотическое вспомоществование болшевскому кирпичному заводу по государственной программе «Великая Русская Стена».
Не успела в личные новостушки соскочить, а сзади дед табачным перегаром задышал: — Доброе утро, попрыгунья! Чего новенького в мире? — Школьники и в Рождество кирпичи лепят!— отвечает Марфуша. — Во как!— качает дед головой, на пузырь светящийся смотрит.— Молодцы! Эдак стену к Пасхе закончат! А сам пальцем Марфушу в бок. Смеется Марфуша, подсмеивается дед в усы седые. Хороший дедушка у Марфуши. Добрый он и разговорчивый. Много, ох, много повидал, много порассказывал внучке о России: и про Смуту Красную, и про Смуту Белую, и про Смуту Серую. И про то, как государев отец, Николай Платонович, Кремль побелить приказал, а мавзолей со смутьяном красным в одночасье снес, и про то, как жгли на площади Красной русские люди паспорта свои заграничные, и про Возрождение Руси, и про героических опричников, врагов внутренних давящих, и про прекрасных детей Государя и Государыни, про волшебные куклы их, и про белого коня Будимира. Щекочет дед Марфушу бородой своей: — А ну, егоза, спроси свою Умницу сколько кирпичей в Стене не хватает? Спрашивает Марфуша. Отвечает Умница голосом послушным: — Для завершения Великой Русской Стены осталось положить 62.876.543 кирпича. Подмигивает дед нравоучительно: — Вот, внученька, кабы каждый школьник по кирпичику слепил из глины отечественной, тогда бы Государь враз стену закончил, и наступила бы в России счастливая жизнь. Знает это Марфуша. Знает, что никак не завершат строительство Стены Великой, что мешают враги внешние и внутренние. Что много еще кирпичиков надобно слепить, чтобы счастье всеобщее пришло. Растет, растет Стена Великая, отгораживает Россию от врагов внешних. А внутренних — опричники государевы на куски рвут. Ведь за Стеною Великой — киберпанки окаянные, которые газ наш незаконно сосут, католики лицемерные, протестанты бессовестные, буддисты безумные, мусульмане злобные, и просто безбожники растленные, сатанисты, которые под музыку проклятую на площадях трясутся, наркомы отмороженные, содомиты ненасытные, которые друг другу в темноте попы буравят, оборотни зловещие, которые образ свой, Богом данный, меняют, и плутократы алчные, и виртуалы зловредные, и технотроны беспощадные, и садисты, и фашисты, и мегаонанисты. Про этих мегаонанистов Марфуше подружки рассказывали, что это европейские бесстыдники, которые в подвалах запираются, пьют огненные таблетки и письки себе теребят специальными теребильными машинками. Снились мегаонанисты Марфушеньке уже дважды, ловили ее в подвалах темных, лезли в писю железными крюками электрическими. Страшно… — Марфа, сходи за хлебом! Ну вот, придется на улицу идти. Неохота, конечно с утра, да делать нечего. Натянула Марфуша кофту, накинула шубку свою старенькую, из которой уж выросла, сунула ноги в валенки серые, платок пуховый с печки стянула, на голову накинула. А бабка ей рубль серебряный сует: — Возьмешь белого ковригу да черного четвертинку. Сдачу не забудь. — И мне папирос купи, внученька,— подкручивает усы дед. — Весь дом и так прокурил…— ворчит бабка, платок на Марфушеньке завязывая. А дед веселый бабку — пальцем в бок: — Оки-доки, мы в Бангкоке! Вздрагивает бабка, плюется: — Штоб тебя… черт старый. Обнимает ее дед веселый сзади за плечи худосочные: — Не шипи, Змея Тимофеевна! Ужо с пенсии я тебе насыплю. — Ты насыпешь, Пылесос Иванович, жди!— отпихивает его бабка, но дед ловко целует ее в губы. — Ах ты, волк рваной!— смеется бабка, обнимает его и целует ответно. Марфуша за дверь выходит. Лифт по праздникам не работает — не велено управой городской. Спускается Марфуша с девятого этажа пехом, варежкой красной по стенам изрисованным шлепая. Грязновато на пролетах лестничных, мусор валяется, лежит говно кренделями подзасохшими, да это и понятно: дом-то земский, а на земских Государь уже шесть лет как обиду держит. Слава Богу, Малая Бронная от опричников откупилась, а то было б и с ней, как с Остоженкой да с Никитской. Помнит Марфуша, как Никитскую крамольную жгли. Дыму тогда на всю Москву было… (с)
> в моей ночи > сырою черной ямою... > Судьба, кричи > и не молчи > не лязгай мерзлой рамою > Скрипит кровать... > Мне воровать > вот в эту ночь не хочется > Лишь убивать, > лишь убивать, > лишь убивать, > всех дочиста! > Лишь жать > на спусковой крючок > и видеть розы выстрелов, > Потом - бежать, > > потом - молчок, > за пазуху - и быстренько > > x x x > > Март и небо. И руки. > И влажный доверчивый ветер... > Снова музыки > тонкий, печальный и режущий звук... > Снова лик твой > бесплотен, доверчив и светел... > Нет! Нам губ не разнять, > не оттаять сцепившихся рук! > > Нет, на наших телах > не порвется бескровная кожа. > В наших душах > давно источилась живая вода. > Нас нельзя до конца воскресить > и нельзя до конца уничтожить. > В этой серой зловещей тоске > мы с тобою срослись навсегда... > > Нас с тобой понесет > эта злая горбатая скрипка, > Эти струны, колки, > этот Моцарт в седом парике. > И растянется даль,
> как Джоконды хмельная улыбка. > И сверкнут наши лица > в разлившейся мутной реке...
убью любую ссуку я пусть только что сворует срастёт её трусов испар с губами в ппооццелуе и Моцарт скрипкой идиот пусть только ухмыльнётся джаконды дюженный талант в мои стихи уткнётся не плачу я а сопли те то бусины судьбины прошло все мимо, мрачно все , но не испар вагины.
23:40 29.01.2013
qwqwqw писал(а) в ответ на :
> джаконды дюженный талант > в мои стихи уткнётся
qwqwqw писал(а) в ответ на :
> но не испар вагины.
Феерично,особенно учитывая, что вроде бы,это автопортрет Леонардо)))))))))))))))))))))))))
