МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, февраль - март 1875 г.]
Берись за дело, но в насмешливом тоне. Это так глупо, что и Бакунин мог приложить руку. Петр Ткачев прежде всего хочет показать читателю, что ты обходишься с ним как со своим противником, и поэтому измышляет всевозможные несуществующие спорные пункты. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ Карлсбад, 21 августа 1875 г.
«Germania», Schlosplatz
Дорогой Фред!
В прошлое воскресенье я прибыл сюда. Д-р Краус уже опять уехал в Гмунд, к своей семье. Его отношения с женой снова наладились.
Я намерен теперь сам быть своим собственным врачом, и, как признался мне с кроткой грустью д-р Ганс, так обстоит дело не меньше чем с третьей частью старых посетителей курорта. Весьма целебно действует на меня также отсутствие моего лейб-медика Кугельмана.
Несмотря на смену лиц, публика выглядит здесь как и прежде: «средний человек» Кетле составляет исключение; наоборот, преобладают крайности: толстые, как бочка, и худые, как жердь.
Я по меньшей мере двенадцать часов на воздухе, и по освобождении от «дела» мое главное развлечение состоит в том, чтобы придумывать все новые прогулки, открывать незнакомые места и новые виды в горных лесах; при этом бывает масса неожиданностей, так как я не обладаю большой способностью ориентироваться.
С сегодняшнего дня, когда я получил квитанцию об уплате таксы за лечение, я, с полицейской точки зрения, нахожусь в безопасности. Записался я в качестве доктора философии, а не рантье, что весьма кстати для моего кошелька. Мой однофамилец, полицейдиректор в Вене, так любезен, что всегда приезжает одновременно со мной.
Вчера вечером я отправился в «Хмелевую лозу», славящуюся своим пивом, выпить стакан гисхюбельской минеральной воды. Там были карлсбадские филистеры, и весь разговор вертелся вокруг неисчерпаемого вопроса, вызывающего здесь бесконечные споры и деления на партии: о сравнительных преимуществах старого пильзенского, бюргерского и акционерного пива. «Да, - заявил один, - старого я выпиваю шутя пятнадцать стаканов» (а они не малы). «Ну, - ответил другой, - раньше я тоже был в данном вопросе партийным человеком, но теперь я стою выше этих споров. Я пью с одинаковым успехом все сорта без разбора» и т. д. А рядом с этими мудрыми местными жителями сидели также два берлинских франта, референдарии6 или что-то в этом роде. Эти спорили о преимуществах кофе в различных прославленных карлсбадских ресторанах, и один с торжественной серьезностью утверждал: «Статистически» (!) «доказано, что лучшее кофе - это в Шёнбруннском саду»7. Тогда один из местных жителей воскликнул: «Наша Богемия все же велика и творит великое.
Ее пильзенское пиво рассылается во все страны; у крупного пивовара Зальцмана есть теперь в Париже свой филиал; оно идет даже в Америку! К сожалению, мы не можем послать им также наши огромные, высеченные в скалах, погреба, а они необходимы для пильзенского!».
Сообщив тебе in nuce (вкратце) полученные мной здесь до сих пор впечатления от мирской суеты, расскажу кое-что о путевых происшествиях.
В Лондоне вошел впопыхах в наш вагон пронырливого вида еврейчик с маленьким чемоданом под мышкой. Перед самым Хариджем он начинает искать ключи, чтобы открыть свой чемодан и посмотреть, как он говорит, упаковал ли его конторский мальчик все необходимое платье. «Ибо я, - сказал он, - получил в конторе от моего брата из Берлина телеграмму, что должен немедленно выехать в Берлин, и поэтому послал мальчика к себе домой, чтобы он принес мне необходимые вещи». После долгих поисков он наконец находит, правда, не настоящий ключ от чемодана, но все же ключ, открывающий чемодан, и видит, что брюки и пиджак не подходят друг к другу, что не хватает ночных рубашек, сюртука и т. д. На пароходе еврейчик раскрывает передо мной свою душу. «Мир не видал еще такого мошенничества», - восклицал он снова и снова. История такова. Немецкий янки, по имени Бёрнштейн или Бернштейн, рекомендованный ему его берлинским приятелем Нёйманом, надул его на 1700 ф. ст., его, которого считают одним из самых ловких коммерсантов! Этот парень, который выдавал себя за коммерсанта, ведущего торговлю с Африкой, показывал ему счета за товары на многие тысячи фунтов стерлингов, купленные им якобы в Брадфорде и в Манчестере у первоклассных фирм; пароход с этими товарами стоит, мол, в Саутгемптоне. Он ссудил ему поэтому просимую сумму. Так как он, однако, после этого ничего не слышит об этом господине, то у него начинают возникать опасения. Он пишет в Манчестер и в Брадфорд. Ответные письма он мне тоже показывал. Ответы эти гласят: Бёрнштейн брал у них образцы и купил товары с уговором расплачиваться за то и за другое при получении товаров; счета были лишь формальные, товары никогда не были взяты. В Саутгемптоне накладывается арест на груз, и оказывается, что погруженные на пароход товары Бёрнштейна состояли лишь из тюков, наполненных соломенными матрацами. Наш еврейчик, которого приводило в беспокойство, помимо потери 1700 ф. ст., еще, главным образом, и то обстоятельство, что могли провести за нос такого ловкого коммерсанта, как он, написал в Берлин своему приятелю Нёйману и своему брату. Последний известил его по телеграфу, что Бёрнштейна обнаружили в Берлине, дали знать о нем полиции, которая установила за ним слежку, и что он должен немедленно выехать. «Намерены ли вы, - спросил я, - привлечь этого господина к суду?» «Ни в коем случае, я хочу получить от него свои деньги». Я: «Деньги эти он, вероятно, уже промотал». Он: «Ни в коем случае! Ведь в Сити (тут он перечислил целый ряд имен) он надул других господ на 1200 фунтов стерлингов. Мне он должен заплатить, а другие пусть сами подумают, как с ним справиться». Интереснее всего было то, что при нашем прибытии в Роттердам выяснилось, что он может ехать лишь до Миндена, откуда у него будет возможность отправиться дальше лишь на следующий день в 11 часов утра. Парень ругал, как шальной, железнодорожную администрацию. Но все было напрасно.
На пароходе у нас был странный гость - мертвец. Его сопровождал рыжеволосый немец.
Последний рассказал мне, что имя покойного Нассауэр, молодой человек 34 лет, из Майнца, приехал в Лондон погостить, его задавил экипаж, семья хочет, чтобы его хоронили дома.
Этот сопровождавший труп пассажир также не мог сразу ехать дальше. Капитан парохода заявил ему, что они не могут выдать труп, пока не будут выполнены известные формальности у немецкого консула.
Между Кёльном и Франкфуртом (я нигде не останавливался) в вагон сел католический священник светского вида. Из его разговора с другими я понял, что он возвращается во Франкфурт, место своего постоянного жительства, из Дублина, где он присутствовал на торжествах в честь О`Коннела. Рассказывал он очень живо. В Кобленце, где была пересадка, я очутился с ним в вагоне один на один. Он ехал новым путем через Флиссинген: пароход надо безусловно предпочесть паршивой хариджской шхуне. Я пытался втянуть его в разговор о культуркампфе9, но сначала он держался недоверчиво и в высшей степени сдержанно, однако говорил с большим энтузиазмом о красноречии монсеньёра Каппеле. Наконец, мне на помощь пришел святой дух ( Игра слов: «Geist» - «дух», а также «спирт»). Поп вытащил свою фляжку, она оказалась пуста; и тут он мне рассказал, что со времени своего прибытия в Голландию он испытывает голод и жажду. Я предложил ему бутылку коньяку, после нескольких глотков из нее он разошелся.
Напился он вдоволь. Когда входили пассажиры, он плоско шутил с ними на родном языке, но беседу со мной продолжал на английском языке, на котором говорит очень хорошо.
«Свобода у нас в Германской империи так велика, что по поводу культуркампфа надо говорить по-английски». Еще до того, как мы вышли во Франкфурте, я сказал ему, все еще скрывая свое имя, что ему не надо удивляться, если в ближайшие дни он прочтет в газетах о новом заговоре между черным и красным Интернационалами. Во Франкфурте я узнал (в редакции «Frankfurter Zeitung»), что моим спутником был г-н Муцельбергер, который в известной мере заменяет там католического епископа. Он тоже, должно быть, увидел мое имя во «Frankfurter Zeitung» (которую он читает). Она поместила заметку о том, что я был там проездом.
Видел Зоннемана, который только что опять судился из-за отказа назвать корреспондента и снова получил отсрочку на десять дней, но теперь в последний раз. Зоннеман - светский человек, у которого, однако, заметно сознание собственной важности. В продолжительной беседе он изложил мне следующее. Его главная цель - втянуть мелкую буржуазию в социал-демократическое движение. Финансовая мощь его газеты коренится в том, что она является общепризнанной лучшей биржевой и торговой газетой Южной Германии. Он отдает себе вполне ясный отчет об услуге, какую оказывает его газета рабочей прессе, как разносчик политических новостей. Но, с другой стороны, эта партия ничего для него не делает. Так, например, он пригласил в качестве корреспондента Вальтейха; но ему правление объединенной партии запретило корреспондирование. Либкнехт выступает в рейхстаге слишком, мол, демагогически; Бебель, напротив, пользуется всеобщим признанием и т. д. - Я еще раз повидаюсь с ним на обратном пути. Видел также д-ра Гвидо Вейса, который приехал на несколько дней к своей дочери (жене д-ра Штерна, одного из редакторов «Frankfurter Zeitung»).
Если бы я пришел в редакцию несколькими минутами раньше, со мной приключилось бы несчастье - встреча с Карлом Майером из Швабии (бывшим редактором «Beobachter»).
Между прочим. Дела во Франкфурте и во всех главных торговых центрах обстоят еще хуже, чем это можно заключить из немецких газет.
Твой друг Кафьеро живет у Бакунина и даже купил для него дом в Лугано.
А пока vale faveque (прощай и будь здоров). Я должен снова приниматься за «дело».
Сердечный привет мадам Лиззи.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ Карлсбад, 8 сентября 1875 г.
«Germania»
Дорогой Фред!
Ты, вероятно, знаешь уже от Тусси, что мое первое письмо, которое я собственноручно, в присутствии д-ра Ганса младшего, 18 августа сдал на ее имя на здешнем главном почтамте, перехвачено, без сомнения - прусской почтой. Позднейшие дошли; последнее, которое я послал ей на прошлой неделе, разделило, кажется, судьбу первого, ибо в противном случае я уже имел бы, очевидно, ответ от нее.
Лечение на этот раз действует на меня превосходно; за редким исключением я также хорошо сплю. Недаром же, согласно заявлениям многочисленных знакомых моих врачей, я - образцовый пациент Карлсбада. Эти господа сами старались меня при случае совратить с пути «спасения» ( Игра слов: «Heil» - «спасение» (души), а также «лечение»)под тем предлогом, что «присутствует врач» и т. д., но искусители потерпели неудачу.
В качестве пациента, приезжающего вторично, я занял более высокий ранг при пользовании источниками. В прошлом году главными моими источниками были: Терезиенбрунн (41° Реомюра), Марктбрунн (39°) и Мюльбрунн (43,6°); тогда я только два раза принимал по стакану Шпрудель. В этом году, со второй недели, - Фельзенквелле (45° Реомюра, один стакан ежедневно), Бернардсбрунн (53,8°, два стакана) и Шпрудель (59- 60° Реомюра, два стакана), всего пять стаканов горячего каждое утро; к этому еще добавляются стакан холодного Шлоссбрунн рано утром и стакан на ночь.
Вода Шпрудель, согласно анализу профессора Фердинанда Рагского, имеет следующий состав.
Среди молодцов, которые здесь призывали отпраздновать битву при Седане15, был Густав Кётген, купец из Бармена; уж не тот ли это старый дурак16?
Имей в виду: Карл Грюн делает тебе конкуренцию, издает весной будущего года натурфилософскую книгу, он уже напечатал введение в берлинском журнале «Wage», который Вейс прислал мне из Берлина.
Я уезжаю отсюда в субботу, сначала в Прагу, так как получил сегодня оттуда письмо от Оппенхейма. Из Праги поеду через Франкфурт.
Зашел сейчас д-р Флеклес, зовет меня обедать. Итак, из длинного письма ничего не выходит; да и Флеклес говорит, что это мешает лечению.
Сердечный привет мадам Лиззи.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 24 мая 1876 г.
3, Adelaide Gardens Дорогой Мавр!
Только что получил два прилагаемых письма. Над нашей партией в Германии тяготеет проклятие оплачиваемых агитаторов и полузнаек*. Если так будет продолжаться, то лассальянцы скоро станут самыми светлыми головами, ибо они меньше всего воспринимают глупости, а сочинения Лассаля являются наименее вредным средством агитации. Хотел бы я знать, чего собственно хочет от нас этот Мост и что нам делать, чтобы ублаготворить его. Ясно одно: эти люди представляют себе дело так, будто Дюринг своими подлыми нападками на тебя сделал себя неуязвимым с нашей стороны, ибо если мы высмеем его теоретические нелепости, то это будет выглядеть как месть за его личные выпады! Оказывается, чем грубее Дюринг, тем более смиренными и кроткими должны быть мы; и поистине милостью со стороны г-на Моста является то, что он еще не требует, чтобы мы не только в благожелательном тоне и в частном порядке указали г-ну Дюрингу на его ошибки (как будто речь идет только об одних ошибках), с тем чтобы он исправил их в следующем издании, - но еще сверх того поцеловали бы его в задницу. Человек этот - имею в виду Моста - умудрился дать краткое изложение всего «Капитала» и все-таки ничего в нем не уразуметь. Это ясно видно из его письма, и это характеризует его самого. Все подобные нелепости были бы невозможны, если бы вместо Вильгельма во главе стоял человек, обладающий хоть некоторым теоретическим пониманием, человек, который не печатал бы с радостью всевозможной ерунды - чем нелепее, тем лучше - и не рекомендовал бы ее рабочим всем авторитетом газеты «Volksstaat». В конце концов эта история рассердила меня до бешенства, и спрашивается, не пора ли серьезно подумать о нашем отношении к этим господам.
Для глупого Вильгельма все это - лишь желанный повод требовать скорее рукопись.
Что за вождь партии!
Прилагаю из вчерашнего номера «Daily News» интересную корреспонденцию из Константинополя; автору тем более можно верить, что революция софт ему никак не по душе. История на Востоке начинает приближаться к кризису: возобновленная сербами попытка получить заем, то есть приостановить платежи по векселям, и новые требования герцеговинских повстанцев показывают, как интригует и подстрекает там Россия. С нетерпением жду, как пойдет дело дальше.
Сегодня у нас первый дождливый день, вчера был лишь непродолжительный ливень. Надеюсь, что у Женни все благополучно. Лиззи и я шлем сердечные приветы всем вам, Лонге и Лафаргам.
Твой Ф. Э.
Только сейчас обратил внимание, что Вильгельм послал мне бандеролью всю рукопись Моста. Кто знает, допустимо ли это с международной точки зрения и потому дойдет ли она! Не зайдешь ли ты посмотреть, там ли она; если там, то пришли ее мне, я остаюсь здесь до пятницы на следующей неделе. Миссис Лизон покажет тебе, где она хранит полученные для меня бумаги и т. д. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 25 мая 1876 г.
Дорогой Фред!
Одновременно с этим письмом сдаю на почту полученную рукопись Моста в ее прежней упаковке. Прилагаемую мазню Вильгельма я вскрыл, потому что думал, что она имеет отношение к Мосту. Кроме того, я захватил из твоего дома для отсылки тебе проспект, присланный компанией Большой северной железной дороги, думая, что это - нечто деловое, но теперь вижу, что он содержит лишь Программу экскурсий для туристов.
Мнение мое таково, что «наше отношение к этим господам» можно выявить только в виде решительной критики Дюринга. Он, очевидно, интриговал среди преданных ему литературных неучей-карьеристов, чтобы помешать такой критике; они, с своей стороны, рассчитывали на хорошо им известную слабохарактерность Либкнехта. Либкнехт обязан был, между прочим, - и это должно быть ему сказано, - объяснить этим молодцам, что он неоднократно требовал такой критики и что в течение ряда лет (ибо история начинается со времени моего первого возвращения из Карлсбада) мы отклоняли это как работу второстепенного значения. Как ему известно и как доказывают его письма к нам, серьезность этого дела выявилась только тогда, когда путем неоднократной присылки писем разных неучей он обратил наше внимание на опасность распространения таких плоских идей внутри партии.
Что касается in specie (специально) г-на Моста, то он, разумеется, должен считать Дюринга замечательным мыслителем, потому что этот последний не только в лекции перед берлинскими рабочими, но позднее также черным по белому в печати совершил открытие, что лишь Мост сделал нечто разумное из «Капитала». Дюринг систематически льстит этим неучам, за что они никак не могут упрекнуть нас. Гнев Моста и компании по поводу того способа, каким ты принудил к молчанию швабского прудониста, характерен. Этот предостерегающий пример вызывает у них опасения, и они хотят раз навсегда при помощи сплетен, благонамеренного простодушия и возмущенной братской любви сделать невозможной подобную критику.
Впрочем, корень зла заключается в том, что у Либкнехта не хватает материала, в чем, собственно говоря, обнаруживается его редакторский талант. Однако его мелочность доходит до того, что, несмотря на недостаток материала, он все же избегает упомянуть хотя бы одним словом об «Истории французской коммуны» Беккера или, по крайней мере, дать несколько выдержек из нее
Ты помнишь, что недавно, когда мы говорили о Турции, я указал тебе на возможность возникновения среди турок пуританской партии (опирающейся на Коран). Это теперь осуществилось. Согласно корреспонденции из Константинополя во «Frankfurter Zeitung», имеется в виду устранить султана, если так будет продолжаться, и посадить на его место его брата. Корреспондент, говорящий по-турецки и много общающийся в Константинополе с турками, подчеркивает, между прочим, что они хорошо понимают игру Игнатьева, который распускает все тревожные слухи среди христиан в Константинополе. Несомненно одно: с турками нельзя покончить, не оседлав их, а русские, которые не решились (или из-за безденежья не были в состоянии) использовать подходящий момент для решительных действий, нынешней авантюрой могут, пожалуй, сделать больше для развала своего собственного режима, чем для краха турок в Европе.
Женничка чувствует себя хорошо, но малыш немного нездоров; однако, по словам врача, ничего серьезного. Он будет назван Жан (имя отца Лонге) Лоран (прозвище Лауры) Фредерик (в твою честь).
Копенгагенцы пригласили меня на рабочий съезд (в начале июня) телеграммой и письмом к Пио (который в понедельник уехал). Фантастическое представление, будто я могу давать теперь подобные гастроли.
Наш парк сегодня загорожен досками. Забавно, что в Англии продолжают в виде курьеза существовать старогерманские обычаи. Это - сохранение «настоящей свободной собственности» путем огораживания и поэтому путем выхода из общей марки.
Пумпс написала длинные письма моей жене и Тусси. Хотя орфография местами и хромает, все же, что гораздо важнее, она сделала поистине поразительные успехи в стиле и умении излагать.
Сердечный привет мадам Лиззи.
Твой К. Маркс Каким ослом стал Диззи! В тот момент, когда Англия совершенно изолирована, он упорствует в том, чтобы удержать в тюрьме около дюжины фениев!
Что касается «Рихтера», то Либкнехт при наличии таких предостережений не должен был бы ограничиваться одними намеками. Не исключена возможность, что моя адресная книга уехала вместе с Рихтером, но пока я в это не верю.
Что Эйххоф работает на Арнима, нам ведь было известно задолго до Либкнехта, и при ненависти Эйххофа к Бисмарку и Штиберу в этом совсем нет ничего удивительного. Nota bene: во «Frankfurter Zeitung» напечатан прусский приказ об аресте Арнима, согласно которому у него должны быть отобраны его деньги, а он сам должен быть передан в руки берлинской полиции, иностранным же властям гарантируются возмещение расходов и взаимные услуги! (Это из-за дела о похищении им документов, которое уже рассматривалось судом.) ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 28 мая 1876 г.
Дорогой Мавр!
Тебе легко говорить. Ты можешь лежать в теплой постели, заниматься русскими земельными отношениями в частности и земельной рентой вообще, и ничто тебе не мешает. Я же должен сидеть на жесткой скамье и тянуть холодное вино, потом вдруг все бросать и снова приниматься за скучного Дюринга. Но ничего не поделаешь, раз уж я тоже втягиваюсь в полемику, конца которой совершенно не видно; ведь все равно я не буду иметь покоя. К тому же amicus (друг) Мост своим панегириком «Курсу философии» Дюринга сам ясно указал мне, откуда и как следует вести нападение. Эту книгу тоже необходимо принять во внимание, потому что во многих решающих пунктах она лучше вскрывает слабые стороны и основы рассуждений, приводимых в «Экономии». Я сейчас же закажу ее. В сущности, в ней совсем нет собственно философии - формальной логики, диалектики, метафизики и т. д.; она скорее пытается дать общее учение о науке, учение, в котором природа, история, общество, государство, право и т. д. рассматриваются в некоторой якобы внутренней связи. Затем в ней имеется целый раздел, в котором описывается будущее, или так называемое «свободное» общество, меньше всего с экономической стороны, и, между прочим, уже разработан учебный план для начальной и средней школы будущего. В ней, таким образом, преподносятся пошлости в еще более упрощенной форме, чем в его экономическом сочинении, и, беря обе книги вместе, можно разоблачить этого субъекта одновременно и с этой стороны. Для критики исторической концепции нашего рыцаря, - сводящейся к тому, что до Дюринга была одна дрянь, - эта книга имеет еще то преимущество, что по ней можно цитировать его собственные грубости. Так или иначе, теперь он у меня в руках. Мой план готов - j` ai mon plan. Вначале я подхожу к этой ерунде чисто деловым образом и как будто принимаю ее всерьез, но постепенно, по мере того как я разоблачаю его нелепости, с одной стороны, и пошлости - с другой, критика становится все резче, а под конец удары сыплются на него градом. Таким путем Мост и компания лишаются предлога говорить о «жестокости» и т. д., а Дюрингу достается по заслугам. Должны же мы показать этим господам, что умеем разделываться с такими людьми самыми различными способами.
Надеюсь, Вильгельм напечатает статью Моста в «Neue Welt», для которого она, очевидно, и написана. Мост, как всегда, не умеет списывать и приписывает Дюрингу в области естествознания самые забавные нелепости - например, отделение колец (по кантовской теории) от неподвижных звезд!
Дело не только в том, что Вильгельму не хватает материала, этому можно было бы помочь другими статьями на злободневные темы и т. д., как это делалось во времена Гепнера и Блоса. Главное, это - страстное желание Вильгельма восполнить пробелы нашей теории, иметь ответ на всякое филистерское возражение и дать картину будущего общества, потому что ведь филистер задает им вопросы также и на этот счет; вместе с тем он хочет быть по возможности независимым от нас в теоретическом отношении, что ему, при полном отсутствии у него всякой теории, всегда удавалось гораздо лучше, чем он сам подозревает. Этим он заставляет меня, однако, признать, что Дюринг все же является образованным человеком по сравнению с теоретическими пачкунами из «Volksstaat», и его сочинения все же лучше, чем произведения этих субъективных и объективных путаников.
Относительно турецких событий ты был совершенно прав; я все же надеюсь, что дело двинется вперед; в последнюю неделю дело, по-видимому, несколько затормозилось, а восточные революции, еще более, чем другие, требуют быстрой развязки. Султан (Абдул -Азиз) накопил во дворце громадные сокровища - вот причина жалоб на его беспрерывные требования денег, - сокровища столь значительные, что софты потребовали выдать из них 5000000 ф. ст., следовательно, там должно быть еще гораздо больше. Вручение горчаковской ноты трех императоров приведет дело, надо надеяться, к кризису.
Передай Женни и Лонге мою сердечную благодарность за честь, которую они мне оказали, постараюсь оправдать ее. Надеюсь, малыш с тремя громкими именами уже поправился.
Для Дюринга повторные занятия древней историей и мои естественнонаучные занятия очень мне пригодились и во многих отношениях облегчают мне дело. Особенно в области естествознания я чувствую гораздо более твердую почву под ногами и могу в этой области двигаться, хотя и с большой осторожностью, но все же с некоторой свободой и уверенностью. Передо мной начинает уже вырисовываться конец и этой работы (диалектика природы). Она начинает принимать в моей голове определенную форму, и этому немало способствовало мое бездельничанье здесь, на берегу моря, когда я мог на свободе обдумывать все подробности. В этой огромной области абсолютно необходимо время от времени прерывать планомерное изучение и продумывать уже изученное.
С 1853 года г-н Гельмгольц не перестает возиться с проблемой вещи в себе и никак не может ее разрешить. Человек этот без зазрения совести спокойно перепечатывает и теперь ту чушь, которую он напечатал до Дарвина. ( То есть до появления в 1859 г. основного труда Ч. Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора»)
Лиззи и я шлем всем вам сердечный привет. В пятницу мы возвращаемся в Лондон.
Меня очень радует, что Пумпс так усовершенствовала свой стиль, я, разумеется, тоже замечаю это, но в меньшей степени.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
22:53 09.06.2015
ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 25 июля 1876 г.
11, Camden Sq.
Дорогой Мавр!
Написал Лафаргу, чтобы он известил нас о дне своего приезда, приедет ли он в пятницу или в субботу.
При сем письмо от Вильгельма с приложением от Моста. Ты видишь, что это за люди - и тот, и другой. С какой важностью Вильгельм относится к «попыткам сближения»! Как будто можно - то есть как будто кто-нибудь может - иметь дело с канальями, которых уличили в таком предательстве. И как будто какое-либо сближение может к чему бы то ни было привести. В самом деле, что случится, если между ними произойдет сближение? Если эти люди при нынешних условиях и обстоятельствах хотят играть еще раз в Интернационал, то пусть доставляют себе это удовольствие, но мы повернемся к ним спиной.
Провал Сербии замечателен. Кампания была рассчитана на то, что вся Турция будет охвачена пламенем восстания, но повсюду горючий материал оказался подмоченным: Черногория предает Сербию ради частных целей, Босния не хочет устраивать никакого восстания, раз Сербия намерена ее освободить, а бравые болгары не шевелят и пальцем. Сербская освободительная армия должна жить на собственный счет и после хвастливого наступления, нигде не дав серьезного боя, вернуться назад в разбойничье гнездо. - Это, надо думать, коечему научит и румын, и тогда русские планы будут сорваны.
Впрочем, я утешаюсь здесь философией Дюринга (Курс философии) - такой дрянной чепухи никто еще никогда не писал. Ничего, кроме высокопарных пошлостей, пересыпанных чистейшей ерундой, но все это довольно ловко препарировано для прекрасно известной автору публики, которая с помощью нищенской похлебки и без большого труда хочет быстро научиться говорить обо всем. Человек этот как будто нарочно создан для социализма и философии эпохи миллиардов.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 26 июля 1876 г.
Дорогой Фред!
Несмотря на времяпрепровождение у моря, ты, наверное, еще не забыл, что уехал лишь в этот понедельник; между тем вдовы, обитающие в доме № 122, говорили мне, что вы намерены уже в середине или в конце этой недели вернуться (так мне передавали еще вчера).
Что касается прошедшей недели, то последнюю половину ее Лаура провела в Брайтоне (и я также отправился с ней туда, так как моя жена писала, что ей очень нездоровится; Лафарг же приехал в субботу и в воскресенье снова вернулся вместе со мной и Лаурой); Лонге и Женничка были еще связаны школой. Лафарги приедут в Рамсгет в эту пятницу или субботу и в воскресенье снова вернутся, так как Лафарг не может бросить дела41, а Лаура должна в понедельник снова давать уроки. Она свободна лишь в последнюю неделю августа. (Пропущенный ею на прошлой неделе день она должна наверстать на этой неделе, что при такой жаре не очень приятно.)
Содержание твоего письма я сообщу остальным членам семьи.
Моя жена была еще очень больна, когда мы приехали; ей стало несколько лучше, когда мы уезжали. Как только она почувствует себя достаточно хорошо, она наверно захочет провести несколько дней в Рамсгете. Ленхен в ближайшие дни будет целиком занята приготовлениями к путешествию Тусси.
В Брайтоне нам рассказывали, что мадам Браво была балетной танцовщицей, а мадам Кокс - ее портнихой. Во время пребывания моей жены в Брайтоне г-жа Браво давала там многолюдные (более или менее) званые обеды.
В последнем номере «Вперед» помещена противно-хвалебная статья о похоронах Бакунина, причем главные действующие лица - Гильом, Брусс, оба Реклю и знаменитый Кафьеро. Бакунин фигурирует в ней как «гигант» революции. Обещано следующее письмо того же корреспондента по поводу возникших после похорон проектов объединения обоих Интернационалов, а именно юрцев, которые хотят «свободной федерации» рабочих, и немцев, которые добиваются «народного государства». Для этой цели надо, мол, лишь изменить ст. 3 устава согласно варианту, принятому на «конгрессе 1873 г.» (конгресс Гильома).
Либкнехт в краткой заметке в «Volksstaat» (не знаю, читал ли ты уже ее) заявляет, что никто больше нас (то есть его) не может этого желать, но, будучи неисправимым болтуном, он добавляет: покажите нам дела вместо слов. Ему, конечно, приятно, что г-н Гильом провозглашает «Volksstaat» последним словом внебакунистского Интернационала. Лавров, очевидно, считает хорошим деловым маневром - путем помещения бакунистских корреспонденций привлечь к своей газете и эту партию.
Брайтонский аквариум очень развился с тех пор (три года тому назад), как я видел его при его возникновении. Согласно компромиссу, заключенному с попами, он открыт также по воскресеньям во второй половине дня (до вечера), но с тем «сухим» условием, что бедняги экскурсанты не получают ни капли жидкости, даже некипяченой воды. Ты должен когда-нибудь его посмотреть.
Сердечный привет всему семейству и мадам Паули.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ Карлсбад, 19 августа 1876 г.
«Germania»
Дорогой Фред!
Пишу по лондонскому адресу, ибо не знаю, живешь ли ты еще у моря.
Прежде всего - наши дорожные приключения. Согласно моему плану мы остались ночевать в Кёльне - выехали оттуда в 6 часов утра, предполагая сделать ближайшую остановку в Нюрнберге. Приблизительно в 5 часов пополудни мы прибыли в Нюрнберг, откуда мы намеревались выехать в Карлсбад лишь на следующий день вечером (это было 14-е, а мы оповестили карлсбадскую хозяйку, что приедем 15-го). Чемоданы были выгружены и переданы человеку с тележкой, который должен был сопровождать нас к ближайшей гостинице, расположенной тут же у вокзала, перед городом. Но в этой гостинице оказалась свободной лишь одна комната. При этом хозяин сообщил нам ужасающую весть, что мы вряд ли найдем пристанище где-нибудь в другом месте, так как город наводнен приезжими, - отчасти из-за съезда мельников и пекарей, отчасти благодаря тому, что сюда со всех концов света собрались люди, направляющиеся в Байрейт на дурацкое празднество государственного музыканта Вагнера. Так оно и вышло. Мы долго бродили по городу рядом с тележкой, но не могли найти приюта ни в самом маленьком трактире, ни в самой большой гостинице. Все, что мы получили, было поверхностное знакомство с исконным центром (очень интересным) немецкого ремесленничества. Нам пришлось, таким образом, вернуться на вокзал. Там нам сказали, что ближайшим к Карлсбаду городом, куда мы еще могли бы отправиться, является Вейден. Мы взяли билеты до Вейдена. Господин кондуктор, однако, хватил уже немного (или даже много) лишнего и, вместо того чтобы высадить нас в Нёйкирхене, откуда идет вновь построенная железнодорожная ветка до Вейдена, довез нас до Иррело* (так приблизительно называется эта дыра). Оттуда нам опять пришлось ехать битых два часа (в обратном направлении), и только в полночь мы попали, наконец, в Вейден. Существующая здесь единственная гостиница опять-таки оказалась переполненной, и нам пришлось до четырех часов утра терпеливо ждать на жестких стульях железнодорожной станции. В общем путь от Кельна до Карлсбада отнял у нас двадцать восемь часов! К тому же эта подлейшая жара!
На следующий день в Карлсбаде мы только и слышали со всех сторон жалобы на невыносимую жару (в течение последних шести недель не было ни одного дождя), в справедливости чего мы убедились на собственной шкуре. К тому же еще недостаток воды; у реки Тепль такой вид, точно ее кто высосал до дна.
Обезлесение края привело к тому милому состоянию, что эта речка в богатые дождями периоды (как 1872 г.) все затопляет, в жаркие же годы вся высыхает.
Впрочем, за последние три дня чрезмерная жара немного спала, да и в самые жаркие дни мы находили давно знакомые мне лесные ущелья, где было сносно.
Туссинька, чувствовавшая себя довольно скверно в дороге, здесь заметно поправляется, а на меня Карлсбад действует, как всегда, чудесно. В течение последних месяцев у меня возобновилось неприятное ощущение тяжести в голове, которое теперь совсем исчезло.
Д-р Флеклес сообщил мне в высшей степени поразившую меня новость. Я спросил его, здесь ли его кузина из Парижа, мадам Вольман - очень интересная дама, с которой я познакомился в прошлом году. Он мне ответил, что ее муж потерял все свое состояние и к тому же еще и состояние жены в спекуляциях на парижской бирже, так что обнищавшая семья вынуждена была удалиться на жительство в какое-то захолустное местечко Германии. Любопытно в этой истории следующее: г-н Вольман нажил себе огромное состояние в Париже в качестве фабриканта красок; он никогда не играл на бирже, а деньги, которые ему не нужны были в деле (так же как и деньги своей жены), спокойно помещал в австрийские государственные бумаги. Вдруг на него находит какой-то стих: австрийское государство начинает ему казаться ненадежным, он продает все свои бумаги и совсем тайком, без ведома своей жены и дружественно расположенных к нему Гейне и Ротшильда, начинает спекулировать на бирже... турецкими и перуанскими бумагами! - пока не просаживает последнего геллера. Бедная жена была как раз занята устройством только что снятого в Париже дома, когда в одно прекрасное утро она, будучи совершенно не подготовленной, узнает, что она - нищая.
Профессор Фридберг (в Бреславльском университете, медик) рассказал мне сегодня, что великий Ласкер выпустил анонимный полуроман под заглавием «Испытания одной мужской души». Этим возвышенным переживаниям предшествует хвалебное предисловие или введение г-на Бертольда Ауэрбаха. Испытания Ласкера заключались в том, что все представительницы прекрасного пола (в том числе и дочь Кинкеля) влюблялись в него, и вот он объясняет, почему он не только не женился на них всех вместе, но почему также ни с одной из них дело не дошло до развязки. Это, должно быть, настоящая «Одиссея» тряпичной души.
Очень скоро появилась пародия (тоже анонимно), столь ужасная, что его великий брат, Отто, с весьма чувствительной затратой денег скупил все имевшиеся еще в продаже экземпляры «Испытаний». «Долг» отрывает меня от письменного стола. А потому, до следующего раза, если магически одуряющее действие горячего щелочного пойла позволит мне еще нацарапать несколько строк.
Мой сердечный привет мадам Лиззи.
Твой Мавр Никакого Ковалевского здесь нет. Зато Лавров прислал мне толстый том о функциях «государства» в будущем. Во всяком случае чтение я тоже откладываю на будущее. Здесь теперь все в будущем после грома музыки будущего в Байрёйте.
Здесь кишит русскими.
Только что из письма жены узнал, что ты еще в Рамсгете. Посылаю поэтому письмо прямо туда. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В КАРЛСБАД Рамсгет, пятница, 25 августа 1876 г.
Дорогой Мавр!
Твое письмо пришло сюда во вторник и циркулирует теперь среди твоих дочерей. Вашим странствованиям в течение двадцати восьми часов от Кёльна до Карлсбада здесь никто не завидует, зато рьяно держат пари насчет количества баварской «жидкости», которая помогла вам перенести все эти злоключения.
Ленхен приехала в понедельник, на прошлой неделе, из Гастингса, где она провела с Женни и Лафаргами воскресенье; она была не совсем здорова, но все же пошла купаться и схватила при этом ужасную головную боль, длившуюся два дня; вторая попытка еще более ухудшила дело, и она поэтому должна была отказаться от купанья. Во вторник она отправилась домой, а на следующий день, позавчера, приехала сюда твоя жена, которая выглядит во всяком случае значительно лучше, чем шесть недель тому назад. Она много бегает, у нее хороший аппетит и к тому же, кажется, вполне нормальный сон. Она и Лиззи бродят по песчаному пляжу, после того как я подкрепил их на вокзале стаканом портвейна, и радуются, что им не надо писать писем. Лиззи морское купанье удивительно пошло на пользу, надеюсь, она продержится на этот раз всю зиму.
Рамсгет в данный момент населен почти исключительно мелкими торговцами зеленью и прочими совсем-совсем мелкими лондонскими лавочниками. Люди эти остаются здесь неделю, пока не истечет срок обратного билета, а затем уступают место другим такого же сорта.
Эта публика, которая раньше совершала однодневные поездки, теперь приезжает на целую неделю. На первый взгляд кажется, что это рабочие, но разговоры этих людей сразу обнаруживают, что они, пожалуй, выше этого и принадлежат к самому неприятному слою лондонского общества - к тому сорту, который по языку и манерам уже подготовлен, после неизбежно предстоящего банкротства, к столь же неизбежно предстоящей профессии уличного торговца. И вот пусть Тусси представит себе своего старого друга Гора утром на пляже, окруженного 30-40 такими дамами с рынка!
Для человека, все более и более глупеющего от курортной атмосферы, самое подходящее чтение, естественно, - это естественная философия действительности г-на Дюринга. Мне никогда еще не попадалось ничего столь естественного. Поскольку все считается естественным, с естественными вещами все происходит так, как это представляется естественным г-ну Дюрингу; поэтому он и исходит всегда из «аксиоматических положений», ибо то, что естественно, не требует никаких доказательств. Эта вещь по плоскости своей превосходит все бывшее до сих пор. Но как она ни плоха, все же та часть, в которой говорится о природе, является самой лучшей. Здесь все-таки есть еще жалкие остатки диалектических оборотов, но поскольку он переходит к общественным и историческим отношениям, снова начинает господствовать старая метафизика в форме морали, и тем самым он оказывается на настоящей слепой кляче, которая безнадежно тащит его по кругу. Горизонт его не простирается дальше сферы действия общего прусского права, а прусское чиновничье хозяйничанье представляет для него «государство». Через неделю, считая с сегодняшнего дня, мы возвращаемся в Лондон, и тогда я сразу примусь за этого молодца. Какие он проповедует вечные истины, ты можешь видеть из того, что его три betes noires (пугала) таковы: табак, кошки и евреи, и им достается по заслугам.
Только что пришло письмо Тусси к Ленхен, посылаю его сейчас в Лондон.
«Daily News» и старый Рассел своим криком о «турецких зверствах» оказали русским неоценимую услугу и блестяще подготовили для них предстоящую кампанию, которую они могут начать, как только господа либералы станут здесь у кормила власти. Либеральная провинциальная пресса тоже трубит теперь тревогу, и так как старый Диззи удалился в палату лордов51, то либеральные крикуны наверно будут в ближайшую сессию задавать тон в палате общин. О гнусностях черногорцев и герцеговинцев, конечно, все молчат. К счастью, сербов бьют- даже Форбс, который, впрочем, является единственным разумным военным корреспондентом, говорит с нескрываемым сочувствием о военном превосходстве турецких войск - и Белому царю (Александр Второй) не так легко вмешаться.
Твоя жена и Лиззи посылают Тусси и тебе сердечный привет.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 11 декабря 1876 г.
Дорогой Фред!
Ковалевский вчера был у меня, требовал Хансена; я сказал ему, что он получит его завтра вечером; вместе с тем, по его желанию, сговорились посетить тебя в тот же вечер (во вторник).
Посылаю тебе Хансена, с которым ты легко покончишь за пару часов, как это сделал я.
Написал по поводу переплетов.
Привет.
Твой К. М.
После конференции (в Сент-Джемсе) г-н Гладстон явился в ложу, где сидела г-жа Новикова, подал ей руку - «чтобы показать» (так сказал он, по словам Новиковой), «что союз между Англией и Россией уже существует», - и торжественно проследовал под руку с ней через громадную толпу, которая расступилась по обе стороны; он сравнительно маленький, тощий субъект, она -настоящий драгун. Она сказала Ковалевскому: «Как неловки эти англичане!».
Г-н генералиссимус Черняев дважды запрашивал по телеграфу Новикову, должен ли и он явиться на конференцию; она должна была ответить ему, что г-н Гладстон с удовольствием повидается с ним наедине, но публичное появление считает нецелесообразным.
Харрисон (который в своей статье в «Fortnightly Review» «Крест и полумесяц хвастает некоторыми только что подхваченными у Ковалевского соображениями) сказал в лицо Хауэллу на конференции (вход на конференцию был по билетам), что присутствующие рабочие все вместе и каждый в отдельности принадлежат к хорошо ему (Харрисону) известной подкупленной шайке.
К сожалению, Чарлз Дарвин тоже дал свое имя для этой грязной демонстрации; Льюис отказался. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Брайтон, 23 февраля 1877 г.
42, Kings Road Дорогой Мавр!
На прошлой неделе я отправил письмо Биньями, подписался на «Plebe» и написал ему о выборах. Три дня тому назад, перед нашим отъездом, я получил три номера, несколько недостающих он мне дошлет. Мое вмешательство оказалось весьма кстати.
«Plebe» от 7 января сообщает о заседании суда присяжных по делу туринского квестора (начальника полиции) Биньями (того самого, который угощал Терцаги «вермутом», см. «Альянс социалистической демократии») по обвинению в хищении (tout comme chez nous). ( совсем как у нас (крылатое выражение, восходящее к комедии Нолана де Фатувиля «Арлекин, император с луны»))
Некий полицейский Бландини показывает, что по приказанию Биньями он произвел у Терцаги pro forma (для видимости) обыск, но от того же Биньями он получил приказ взять только то, что даст ему Терцаги. Когда был подписан приказ об аресте Терцаги, последний был уже до того арестован другим полицейским, Премерлани, по приказу Биньями; «Терцаги был секретным агентом Биньями, который платил ему по три лиры» (франка) «в день». По этому поводу «Plebe» замечает: отсюда видно, на что употребляются «секретные фонды классовых правительств».
На это отвечает бакунистская газетка «Il Martello» - по названию я узнаю своего Кафьеро. - Так как нельзя было говорить об омерзительном случае с Терцаги, то газетка ухватилась за «секретные фонды классовых правительств»: значит, у вас «не классовые правительства» тоже будут иметь «секретные фонды», значит, и у вас все останется по-старому, - и дальше следует целая истинно-анархическая тирада, которая известна. «Plebe» отвечает газетке по заслугам и сейчас же вслед за тем нападает на «Bulletin jurassien», указывая, что его привели в бешенство четыре строчки «Plebe», но он представляет дело так, будто на самом деле приведена в ярость «Plebe», тогда как юрские инсинуации только «забавляли» ее.
Впрочем [продолжает «Plebe»], нужно быть очень «наивным», чтобы попасться на удочку людей, которые с болезненной завистью стучатся в одну дверь за другой и, пуская в ход клевету, нищенски выпрашивают хоть каплю враждебности против нас. Рука, которая с давних пор сеет раздоры и провокации, слишком хорошо известна, чтобы нельзя было сразу же увидеть ее лойоловские происки, и «честные люди скоро воздадут им по заслугам».
В том же номере - корреспонденция Э. Д. (Дрбг. из «Berliner Freie Presse») о выборах в Берлине.
В номере от 16 февраля - корреспонденция из Брюсселя, подписанная «С.Д.П.», о новом фламандском движении за фабричный закон и всеобщее избирательное право, заканчивается так: «Таким образом, мы полагаем, что этим методом можно скорее и вернее добиться освобождения пролетариата, чем стоя на месте годами и целыми двадцатипятилетиями, лая на луну в ожидании, что мамаша революция соизволит явиться и разбить цепи рабочих».
Далее в весьма дружественных тонах упоминается в качестве симптома воззвание старого Беккера.
Сегодня получил весьма восторженное письмо от Биньями, в котором он говорит, что напечатает мою статью о выборах, и подтверждает, что Верхнеитальянская федерация, которая охватывает район от Венеции до Турина и на этих днях созывает свой съезд60, «намерена бороться на почве всеобщего избирательного права». «Plebe» - ее официальный орган.
Таким образом, пробита брешь в крепости адвокатов, литераторов и бездельников в Италии. Притом лучше всего то, что все старые члены Альянса в Милане времен Куно: Мауро Гандольфи и т. д. - по-видимому примкнули к федерации. Действительно, фиктивное рабочее движение в таком промышленном городе, как Милан, не могло быть долговечным. А Верхняя Италия играет решающую роль не только в стратегическом отношении, но и в рабочем движении всего крестьянского полуострова.
Итак, мировое правительство в Невшателе имеет теперь целиком за собой только Испанию; но долго ли и это будет продолжаться?
Впрочем, для того чтобы более внимательно следить за этими событиями, г-ну Демуту давно пора подписаться на «Bulletin jurassien», как было условлено. Должны же мы знать, какие отлучения издает всесветный диктатор и блюститель святейшего престола.
Сердечный привет всем.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Брайтон, 2 марта 1877 г.
42, Kings Road Дорогой Мавр!
Я написал Либкнехту и просил его посылать мне пока корректуры сюда, я обыкновенно получаю их самое позднее в понедельник, но на этой неделе ничего не получил и боюсь, что по обыкновению что-нибудь напутано. Не будешь ли так добр посмотреть у меня дома, нет ли там какой-нибудь корректуры, и послать ее мне. Миссис Лизон покажет тебе пакеты полученных газет, и ты среди них легко найдешь корректуру; она даст тебе также газетную обертку и пр. для ее упаковки. В противном случае эти люди могут еще напечатать от моего имени ерунду, составленную ими.
В некоторых отношениях мне приятно, что Лина и Пумпс возвращаются лишь в середине месяца. Во-первых, мы тогда будем уже опять дома, ибо думаем вернуться в следующий вторник через неделю, а во-вторых, это дало мне время послать Лине дополнительно к отправленным в спешке 15 ф. ст. (все, что у меня тогда было) на всякий случай еще 5 ф. ст. и еще раз ясно растолковать ей - это, пожалуй, нелишнее, - что она не должна гнаться за дешевизной, а обставить поездку комфортабельно, так как все перед этим посланные деньги предназначены лишь на поездку сюда.
У нас здесь была прекрасная погода; сегодня же туманно и сыро, время от времени идет дождь. Какая разница в климате между Лондоном и Брайтоном; из газетного сообщения сегодня утром видно, что у вас вода в парках покрыта еще льдом толщиной в 11/2 дюйма, тогда как здесь уже к десяти часам утра солнце уничтожает следы легких ночных заморозков. Для двухнедельного пребывания зимой на морском берегу Брайтон действительно «фешенебельное место», вследствие чего здесь кишмя кишит фешенебельными персонами. Но позор для Лондона, что после здешнего аквариума, который своими достижениями в разведении рыб и амфибий завоевывает себе действительно научную репутацию, там не постыдились создать такую карикатуру в Вестминстере - мюзик-холл с рыбами - и еще подняли при этом такую шумиху.
Сердечный привет.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
18:02 10.06.2015
МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В БРАЙТОН [Лондон], 3 марта 1877 г.
Дорогой Фред!
Одновременно с этим посылаю тебе «Plebe» и то, что нашел у тебя дома из Лейпцига.
Что касается важного заявления Верхнеитальянской федерации, в котором она говорит, что всегда придерживалась «первоначальных статутов» Интернационала, и официально отрекается от непосредственной федеративной связи с бакунистскими итальянскими группами, то ты должен это, а также весьма интересные и приятные для меня другие факты, содержащиеся в твоем первом письме*, возможно скорее сообщить в «Vorwarts». Иначе Либкнехт ухитрится наделать и в этом отношении глупостей.
Мне все это время сильно нездоровится - хронически простужен, страдаю насморком и кашляю.
С Линой all right. (всё в порядке)
Лавров, которому живется дьявольски плохо, хвалит твои статьи против Дюринга, но говорит, что «к такой мягкости в полемике со стороны Энгельса не привыкли» (то есть он не привык).
В понедельник ты получишь от меня длинное послание. Не смотри на это как на дюринговский маневр, который заключается в том, чтобы всегда много наобещать, но никогда не выполнить.
Сердечный привет Лиззи.
Твой К. Маркс
Черт бы побрал Гирша и его Кастельно. Последний от имени их обоих требует теперь от меня, чтобы я фигурировал как сотрудник в рабочей газете, которую они сейчас основывают.
Как будто у меня есть время для этого, - ведь Гирш должен был бы знать, что у меня его нет! Если же мое имя будет фигурировать лишь для формы, то это будет возлагать на меня только «ответственность» без всякой пользы для дела. Так как г-н Кастельно теперь сам признает, что его краткое изложение «Капитала», пока Кэ управляет, принадлежит миру фантазии, то поэтому он хочет обработать меня другим манером. Я до сих пор не заметил, чтобы он или Гирш сделали хоть что-нибудь для «Капитала», хотя бы в такой мере, как Лавеле или Блок. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В БРАЙТОН [Лондон], 5 марта 1877 г.
Дорогой Фред!
Прилагаю «Дюрингиану». Я не мог читать этого субъекта без того, чтобы тут же не дать ему основательно по башке.
Теперь, после того как я в него таким образом вчитался, для чего необходимо было терпение да и плетка под рукой (а часть, которую я еще не прочел, начиная с Рикардо, должна содержать много великолепных перлов), я в дальнейшем способен наслаждаться им спокойно.
Когда вчитаешься в него настолько, что приемы его становятся ясны как на ладони, - этот писака начинает даже забавлять.
Впрочем, в качестве побочного «занятия» при моем раздраженном катаральном расположении духа он оказал мне большую услугу.
Твой Мавр Кстати. Та злейшая статья о Гладстоне - Новиковой, от которой у «Whitehall Review» душа ушла в пятки, - появилась позавчера, с украшениями Барри, в «Vanity Fair». Как мы выяснили вчера при встрече с сыном и дочерью Коллета, отец Коллет не одобряет этого, ибо Гладстон все же честный, хотя и сумасшедший человек, а этого сорта полемика - «неприлична". ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Брайтон, 6 марта 1877 г.
42, Kings Road Дорогой Мавр!
Сердечное спасибо за большую работу относительно «критической истории». Это больше, чем мне нужно, чтобы совершенно заткнуть глотку молодцу и в этой области. В самом деле, Лавров отчасти прав, говоря, что с этим субъектом до сих пор слишком деликатничали. Теперь, перечитывая курс политической экономии ( Е. Дюринг. «Курс политической и социальной экономии»), зная молодца и его манеру, уже не приходится опасаться, что в этой стряпне где-нибудь кроется подвох; теперь, когда весь этот спесивый вздор выступает неприкрыто, - я, конечно, считаю, что отнестись к этому надо с еще большим презрением. У добряка Лаврова, конечно, имеются свои соображения: он может в своих проповедях не прибегать к крещендо, как это вынуждены делать мы, когда нам предстоит столь длительная расправа. Тем не менее он уже в конце отдела о философии не будет больше жаловаться на мягкость, а в отделе о политической экономии - еще того меньше.
Тяжкие сомнения Коллета по поводу Гладстона были неизбежны. Это вещи, которые происходят не без приказа свыше. Надо, мол, было молчать, пока Гладстон снова не окажется у власти, а тогда предоставить У. сделать серьезное предостережение в форме глубокомысленных намеков, непонятных даже для того, кого они касаются. Борьбу с тайной дипломатией неизбежно приходится вести тайно-дипломатическим путем.
Материалы из «Plebe» я обработаю для Вильгельма. Господа анархистские диктаторы в этом итальянском расколе великолепны. Из маленьких заметок в этом же номере «Plebe» по поводу «некоторых ограниченных анархистских и - чудовищное противоречие - в то же время диктаторских голов» видно, что Биньями хорошо изучил особенности этих людей. Бакунин был все же способнее и терпеливее, чем г-н Гильом, который слишком торопится стать властелином мира.
То, что ты мне послал, не было новой корректурой. До сих пор ни одной не получил. У Вильгельма поистине безалабернейшее хозяйство.
Через неделю мы возвращаемся. Лиззи замечательно поправилась. Аппетит почти нормальный, но и воздух здесь исключительно хороший на просторе этого бескрайнего взморья.
Сердечный привет. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В БРАЙТОН [Лондон], 7 марта 1877 г.
Дорогой Фред!
Чтобы не позабыть, посылаю вслед за последним письмом еще и это добавление:
1) Самым важным пунктом концепции Юма о стимулирующем влиянии увеличения количества денег на промышленность, пунктом, который яснее всего показывает также (если бы в этом вообще можно было сомневаться), что это увеличение он представляет себе лишь в связи с обесценением благородных металлов, - пунктом, к которому, как это видно уже из посланной мной выдержки, Юм неоднократно возвращается, - является то его положение, что «цена труда» повышается только в последнюю очередь, после повышения цен всех других товаров. Об этом у мистера Дюринга ( Е. Дюринг. «Критическая история политической экономии и социализма»)ни слова; да и вообще этого превозносимого им Юма он излагает так же неряшливо и поверхностно, как и всех других авторов. Кроме того, если бы он даже и заметил это, - что более чем сомнительно, - то было бы не очень-то удобно восхвалять такую теорию перед лицом рабочих; следовательно, лучше было замять весь вопрос.
2) Мой собственный взгляд на физиократов как на первых методических (не только случайных, как Петти и т. д.) толкователей капитала и капиталистического способа производства - я, естественно, не хотел высказать этому человеку прямо. Будучи высказана с полной определенностью, эта точка зрения могла бы быть подхвачена и в то же время извращена разными писаками, прежде чем у меня будет возможность изложить ее обстоятельно. Вот почему я не касался этого в посланном тебе очерке.
Не мешало бы, однако, пожалуй, в ответе Дюрингу сослаться на следующие два места из «Капитала». Я их цитирую по французскому изданию, так как здесь они даны не столь мимоходом, как в немецком оригинале.
Относительно «Экономической таблицы»: «Пока мы рассматриваем только фонд годового производства, ежегодный процесс воспроизводства очень понятен. Но все составные части годовой продукции должны быть вынесены на товарный рынок. Здесь движения капиталов и личных доходов перекрещиваются, смешиваются, теряются во всеобщем перемещении - в обращении общественного богатства, - которое обманывает взор наблюдателя и ставит перед исследованием весьма запутанные задачи. Большая заслуга физиократов заключается в том, что они в своей «Экономической таблице» впервые сделали попытку дать картину воспроизводства годовой продукции в том виде, в каком она выходит из обращения.
Их изложение во многих отношениях ближе к истине, чем объяснение последующих экономистов» (стр. 258-259)72.
Относительно определения «производительного труда»: «Точно так же классическая политическая экономия - то инстинктивно, то сознательно - всегда держалась того мнения, что производительный труд характеризуется способностью давать прибавочную стоимость. Ее определения производительного труда меняются по мере того, как подвигается вперед ее анализ прибавочной стоимости. Так, по заявлению физиократов, производителен только земледельческий труд. Почему? Потому, что только он доставляет прибавочную стоимость, которая для них существует исключительно в форме земельной ренты» (стр. 219).
«Хотя физиократы не раскрыли тайны прибавочной стоимости, им все же было ясно то, что прибавочная стоимость есть «такое богатство, которым он» (владелец богатства) «может самостоятельно и свободно распоряжаться, богатство, которое он не купил, но которое он продает» (Тюрго)» («Капитал», второе немецкое издание, стр. 554), и что она не может возникнуть из обращения (там же, стр. 141-145).
Как раз во время моего обеда пришел великий Барри впопыхах с восемью газетами в руках.
Редакторы английских газет - удивительно странные животные. Редактор «Vanity Fair» (то есть подчиненное лицо, ибо шеф и собственник газеты, мистер Боулз, полу-уркартист, находится со своей женой в Испании для поправки ее здоровья) напечатал наконец ту статью, от которой в ужасе отшатнулись шотландская газета «Morning News» и лондонская «Whitehall Review», а также шесть правительственных газет, или скорее находящаяся в руках торийского министерства центральная пресса, где для них стряпается материал.
И что же? Этот же самый человек из «Vanity Fair» берет теперь реванш и, в свою очередь, боится поместить (что нужно в интересах дела и г-на Барри) статью, уже опубликованную упомянутыми восемью газетами, именно ту, которая написана по поводу статьи Гладстона в «Contemporary Review». Он спрашивает в письме к Барри, что ему делать в случае привлечения к ответственности за клевету? Я инструктировал Барри, который предусмотрительно вооружился уже указанными восемью газетами, насчет ответа, который ему следует дать. Я бы очень ошибся, если бы не объяснял именно эти колебания (которые мы, однако, преодолеем) «сомнениями» мистера Коллега. В самом деле, разве не ужасно, если кто-нибудь вырывает у них из рук дела тайной дипломатии.
Кстати, русская дипломатия совершенно выродилась в какой-то фарс. Успешное или безуспешное по началу дипломатическое путешествие г-на Игнатьева остается при всех обстоятельствах еще более смешным и компрометирующим паломничеством, чем дипломатическая поездка г-на Тьера после переворота четвертого сентября.
Я получил от благородного Гамбуцци написанный им самим некролог размером в девять страниц о благородном Фанелли, который недавно умер. Присылка этого некролога имеет, очевидно, целью возбудить во мне чувство раскаяния по поводу содержащихся в брошюре относительно Альянса оскорблений по адресу означенного Фанелли.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Брайтон, 27 мая 1877 г.
42, Kings Road Дорогой Мавр!
Ты должен удивляться моему упорному молчанию. Я отвратительно провел всю неделю из-за глаза; яркое солнце не пошло ему впрок. Уже в течение недели я по целым дням ношу очки и распрощался с алкоголем, но это не давало вначале никакого улучшения. Только со вчерашнего дня наступила решительная перемена, так что глаз меня больше не тревожит.
Когда вернусь в Лондон (в пятницу), непременно покончу с этой историей, мне надоело такое состояние, при котором ничего нельзя делать.
Глупые английские газеты распускают басни о громадных успехах русских в Армении, а они пока весьма незначительны. Но если софты в Константинополе скоро не выступят, Мухтар-паша может причинить большой вред. - Для военных операций на Дунае характерно, что туда ожидают прибытия царя, чтобы что-нибудь предпринять. Впрочем, организация русской армии до сих пор, по-видимому, действительно оказалась лучше, чем того ожидали; однако как обстоит дело, мы увидим, когда начнется настоящая кампания. Но развязка зависит от Константинополя, а она становится все более и более необходимой.
Мосьё Мак-Магон, кажется, ошибся, совершив свой coup de tete (смелый, безрассудный поступок). Дело не клеится, даже биржа, несмотря на все усилия, не желает по-настоящему клюнуть. Его уверения, что он намерен держаться в рамках законности, показывают также, что результат не соответствует обещаниям Брольи и компании. Если французы будут на этот раз стойко держаться, будут организованно голосовать, хотя бы не хуже, чем в последний раз, то, вероятно, они раз навсегда покончат с этого рода реакцией. Судя по ходу дела, шаг этот не рассчитан на применение силы, и если впоследствии будет сделана попытка прибегнуть к ней, то, вероятно, она не удастся. Нельзя откладывать coup d`etat на три месяца, как отсрочивают вексель. Притом Брольи не человек действия, а парламентский интриган; он несомненно упустит подходящий момент, если бы даже из-за сомнений и оговорок Мак-Магона дело не было уже заранее почти обречено на неудачу. Словом, дело протекает в высшей степени благоприятно, и если избиратели на этот раз позволят префектам и т. д. обращаться с собой, как с голосующей скотиной, то они не заслуживают лучшего, но на это не похоже. Какие шансы на успех старой свиньи Тьера, если Мак-Магон ставит дилемму: хорошие выборы - или я подаю в отставку!
Осел!
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В БРАЙТОН [Лондон], 31 мая 1877 г.
Дорогой Энгельс!
Надеюсь, твой глаз уже поправился. Мадам Лонге старшая послала мадам Лормье, у которой болезнь глаза с каждым днем обострялась и принимала очень серьезный оборот, баночку мази (она, должно быть, стоит не менее 30 франков). Употребление небольшого количества этой мази - mirabile dictu (как это ни странно) - полностью излечило ее в течение нескольких дней. Факт абсолютно бесспорный. Мазь эта весьма славится во Франции; по ее запаху, виду и т. д. ты, конечно, узнаешь, каковы ее главные составные части.
Твоя оценка положения в Турции так сходится с моей, что я почти дословно изложил ее Врублевскому.
Но кризис приближается. Махмуд-Дамад и компания, находящиеся под прямым русским влиянием, были бы весьма склонны заключить мир с русскими, причем, разумеется, договорились бы и об отмене конституции (что рекомендует и «Times» в том же номере, в котором ругает Мак-Магона за его антиконституционализм). Для царя нет ничего более подходящего; до сих пор имел место, так сказать, лишь предварительный военный парад; успехи русских в Малой Азии преувеличиваются и раздуваются различными партиями по разным мотивам (не говоря уже об убийственной неосведомленности); помимо других затруднений, налицо расстройство финансов, которое находится еще только в начальной стадии; кавказская болезнь носит еще пока лишь спорадический характер; царь вышел бы из всего этого, сохранив престиж, и притом не был бы пока что вынужден давать конституцию; кроме того, он мог бы играть важную роль в западном кризисе и т. д. и т. д. Мидхат-паша, как мне говорили, делает здесь все, чтобы дать толчок движению в Константинополе, отчего действительно зависит судьба Турции (и непосредственные перспективы «развития» России).
Во Франции оправдывается то, в чем я давно и тщетно убеждал Лиссагаре (теперь он снова видит это в слишком розовом свете), а именно, что настоящая промышленная и торговая буржуазия настроена республикански, как это на самом деле ясно показали события со времени тьеровского режима, и что «боевые люди» представляют лишь прекрасные остатки профессиональных политиков старых партий, но не представляют никакого класса. Рабочие (в Париже) следуют лозунгу, что на сей раз это - дело господ буржуа. Они поэтому держатся в стороне.
Из прилагаемой вырезки из «Marseillaise» ты увидишь, как относятся к Мак-Магону радикальные газеты. Мудрая «Republique Francaise» заявляет ему, что вопрос может быть решен только его отставкой;
Эмиль де Жирарден грозит ему привлечением к суду, но из всех газет безжалостнее всего относится к нему «Siecle», газета лавочников par excellence. (по преимуществу)
Между тем бонапартисты собираются обнажить меч (не говоря уже о том, что это не согласуется с линией Брольи) слишком поздно. Все же, возможно, будет предпринята попытка (после новой отсрочки сессии палаты) прибегнуть к осадному положению, что хотя и незаконно, но покрывается законной ответственностью министров и конституционной безответственностью Мак-Магона. На этом пути, на который толкают, по крайней мере, бонапартисты, может все же еще дойти до насильственных столкновений. Это одна из возможностей, но маловероятная.
О смерти Уркарта меня по обязанности оповестил Коллет.
Состояние моего собственного здоровья не блестяще, но сносно в сравнении с тем, что бывало раньше в это же время года. Жена моя поправляется.
Маленький человек легко отвык от груди (ирландка, однако, еще у нас), но проявляет опасную страсть: вместо того чтобы ползать по комнате, карабкается по лестнице.
Сердечные приветы от наших вашим.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 15 июля 1877 г.
2, Adelaide Gardens Дорогой Мавр!
Со среды мы обосновались здесь, но, к сожалению, на этот раз морской воздух действует на мою жену недостаточно быстро, аппетит у нее все еще отсутствует. У меня же последствия экскурсии в Манчестер давно прошли согласно пословице: «С глаз долой - из сердца вон».
Прилагаемое письмо прислано мне вместе с письмом того же самого Виде (которого, однако, не надо смешивать с нашим веселым горбунчиком). Сообщи, что ты напишешь этому филистеру, чтобы мы могли действовать согласованно.
Первая корректура «Политической экономии» уже здесь. Шестой лист «Философии», из которого выпало двадцать девять строк, печатается снова; надо надеяться, что ничего неприятного при этом опять не произойдет.
Провал русских в Азии мне все еще не вполне понятен. Кавказская армия состоит из 8 дивизий по 16 батальонов каждая, следовательно, из 128 батальонов линейных войск (не считая стрелков, гарнизонных частей и новых формирований), но у Лорис-Меликова теперь, повидимому, всего лишь около 40-50 батальонов. Если мы прибавим на фланговые колонны у Батума и Баязета еще 30 батальонов (безусловно слишком много), то остается еще 50-60 батальонов, относительно которых надо выяснить. Таким образом, их пришлось, вероятно, оставить на Кавказе для прикрытия коммуникаций. Если это предположение противоречит первоначальному русскому бахвальству, то это - не довод против. Во всяком случае высадка в Сухум-Кале (каковы бы ни были ее подлинные непосредственные результаты), повидимому, вполне достигла цели: удержать почти половину кавказской армии на самом Кавказе.
В Болгарии русские тем временем, по-видимому, нащупывают себе путь, что в достаточной мере облегчается для них также тактикой чисто пассивной обороны со стороны турок (которая приводит в настоящее отчаяние прусских лейтенантов из «Kolnische Zeitung»). Во всяком случае, они, как кажется, подготовляют быстрое наступление через Балканы: через Габрово - Казанлык или через Софию - Филиппополь. Если они его совершат и турецкое правительство не даст себя этим запугать, то этот «современнейший способ ведения войны» может кончиться ужасно. Содержать три армейских корпуса во Фракии и снабжать их боеприпасами и т. д., не имея позади себя удобных коммуникаций, - это такой фокус, на котором может сломать себе шею даже великий Николай Николаевич.
Туркам абсолютно необходимо иметь нескольких европейцев. Турки знают или только наступление или только оборону. Соединение того и другого выходит за пределы их горизонта. Какой-то турецкий майор говорит лейтенанту из «Kolnische Zeitung»: Видите там, за Дунаем, много русских? - Черт возьми, почему же вы не обстреляете их своими пушками? - Йок, эфенди (нет, сударь), но если русские станут стрелять в нас, тогда вы увидите, как мы им ответим! - А в это время русские совершенно спокойно выстраивают свои батареи. Если бы в 1853 г. Силистрия защищалась таким образом, она скоро бы пала.
Сердечные приветы от наших вашим.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 18 июля 1877 г.
Дорогой Фред!
Прежде всего, что касается Виде, то я отвечу ему, что при теперешнем состоянии моего здоровья (это так и есть на самом деле) я не могу участвовать в качестве сотрудника в каком бы то ни было журнале.
Было бы действительно очень хорошо, если бы появился настоящий научный социалистический журнал. Он предоставил бы возможность выступать с критикой и антикритикой, причем мы могли бы разъяснять теоретические вопросы, разоблачать абсолютное невежество профессоров и приват-доцентов и одновременно с этим прочищать мозги широкой публике - как рабочим, так и буржуа. Но журнал Виде может быть лишь псевдонаучным; главное ядро его сотрудников неизбежно составят те самые полуобразованные невежды и полузнайки-литераторы, которые сделали неустойчивыми «Neue Welt», «Vorwarts» и т. д. Беспощадность - первое условие всякой критики - будет в подобном обществе невозможна; кроме того, надо будет постоянно заботиться о популярности, то есть излагать для невежественных читателей. Представь себе журнал, посвященный химии, который всегда исходил бы из основной предпосылки - невежества читателя в химии. Помимо всего этого, поведение неизбежных сотрудников Виде в деле с Дюрингом диктует осторожность и вынуждает нас держаться от этих людей на таком почтительном расстоянии, как это только позволяют политические и партийные условия. Их девиз, по-видимому, таков: кто критикует своего противника с помощью одной лишь ругани, тот добрая душа; но кто обрушивается на противника с действительной критикой, тот - недостойный человек.
Надеюсь, что дерзкие действия русских по ту сторону Балкан заставят турок восстать против их старого режима. Что поражения русских в европейской Турции ведут прямо к революции в России, это теперь ясно даже для Лаврова и Лопатина благодаря возмущению русской прессы по поводу неудач в Армении, которого не смогла подавить никакая цензура.
Топ петербургских газет является более угрожающим, чем тон немецкой прессы в то время, когда осада Парижа не давала ожидаемых результатов.
В течение нескольких дней на прошлой неделе и в начале этой бессонница и соответствующее хаотическое состояние головных нервов приняли у меня угрожающие размеры. Со вчерашнего дня опять стало лучше.
Сердечный привет от наших вашим.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 19 июля 1877 г.
2, Adelaide Gardens Дорогой Мавр!
Я тоже напишу Виде, что по недостатку времени не могу ничего обещать, а тем более выполнить. К сожалению, нам нельзя высказать тех истинных, или скорее внутренних, причин, которые ты столь верно сформулировал. К тому же - что нам известно о способности г-на Виде руководить научным журналом? Что мы знаем, наконец, о его надежности или просто доброй воле в критических случаях, которые вскоре, несомненно, снова бы повторились?
Прилагаю последнее письмо от Вильгельма. По поводу рукописи я ему просто ответил, что перешлю письмо тебе. Он действительно написал в тюрьме целых три статьи, которые напечатаны в №№ 80 и 81 «Vorwarts». Жалкое лавирование, блестящий образец того, как он превратил бы твою критику программы в ее восхваление. Его требование дать статью о войне я отклонил, мотивировав свой отказ тем, что не желаю оспаривать место в «Vorwarts» у господ социалистов будущего и давать снова повод кричать о том, будто я заполняю газету отвлеченными вещами, не интересующими массу читателей, которые, по-видимому, желают фантазий вместо фактов.
Беда лишь в том, что наши люди в Германии имеют таких жалких противников. Если бы на стороне буржуазии был хоть один способный и обладающий экономическими знаниями человек, то он бы скоро посадил наших господ в калошу и объяснил бы им их собственную путаницу. Но что может дать такая борьба, при которой оружием с той и другой стороны служат лишь общие места и всякий филистерский вздор! В противовес более развитому буржуазному уму в Германии развивается новый немецкий вульгарный социализм, который достойно может занять место рядом со старым «истинным социализмом» 1845 года.
Турки должны действовать быстро, чтобы довести дело до благополучного конца. Если они позволят русским создать в Болгарии и на южном склоне Балкан русский четырехугольник крепостей, то дело может там принять затяжной характер, и тогда не исключена угроза Константинополю, то есть угроза, рассчитанная, как в 1828 году, только на моральное воздействие - или на измену. А измена, кажется, вполне возможна. Что в Никополе произошла измена, - впрочем, после перехода русскими Балкан не имевшая уже большого значения, - кажется мне ясным. Никогда еще 6000 турок, укрытые за валом и рвом, не сдавались без штурма - кроме Варны в 1828 году. Меня сильно раздражают приходящие дважды в день газеты с сообщениями о русской активности и неизменной бездеятельности турок; хуже не было даже в 1828 г., когда совсем не существовало турецкой армии.
Съезди же к Гумперту и попроси что-нибудь против бессонницы, он в настоящее время еще там, и поездка принесет тебе пользу. Не давай этому делу опять затягиваться, - думаю, что в середине августа ты снова отправишься в Карлсбад, а до того у тебя остается месяц, который все же лучше прожить в здоровом состоянии. Здесь тоже дела не особенно хороши. Лиззи со вчерашнего дня без всякой видимой причины чувствует себя очень нехорошо; в первый раз морские купанья не оказывают на нее своего волшебного действия, и я начинаю серьезно беспокоиться.
Сердечный привет твоей жене, Тусси и Ленхен, а также супругам Лонге и Лафарг и тебе самому от всех нас.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 23 июля 1877 г.
Дорогой Фред!
Прилагаю «Journal des Debats»; это уже старый номер, но он интересен, особенно благодаря передовице относительно восточной войны и корреспонденции из России. Далее «Volksfreund», превратившийся, как кажется, в «Moniteur» г-на Дюринга; Коллета: «Англия враг Турции» и т. д.
Я предполагал на два-три дня съездить к тебе в Рамсгет; поездка к Гумперту была бы бесполезна, ибо я наизусть знаю, как от него, так и от карлсбадских врачей и профессоров, что медицинская наука в данном случае ничем не может помочь. Кроме того, с бессонницей положение стало несколько лучше. Но un homme propose et l`autre dispose (один человек предполагает, а другой располагает). Другим в данном случае оказался Гирш, который специально приехал в Лондон, чтобы провести неделю со мной. Подробнее о нем и о его сообщениях ниже в этом письме. Сначала же о моих планах на ближайшее будущее.
Я имею в виду по возможности уже 12 августа выехать в Нёйенар, а не в Карлсбад, и по следующим мотивам: Во-первых, ввиду расходов. Ты знаешь, что моя жена серьезно страдает от расстройства пищеварения, и так как я во всяком случае возьму с собой Тусси, у которой опять был сильный приступ, то моей жене было бы очень тяжело оставаться одной. Одни только расходы на поездку туда и обратно для нас троих, с багажом и с остановками в пути, как я это обычно делал, когда ездил на лечение, доходят до 70 фунтов стерлингов. Кроме того, я давно обещал Ленхен, которая очень скрипит, отправить ее на родину, где она тоже не сможет прожить без всяких расходов. Сверх того, семейству надо сделать всякие покупки для путешествия.
Во-вторых: карлсбадские врачи в минуты откровения говорили мне, что тому, кто не желает каждый год посещать Карлсбад, может быть полезным в виде интермеццо Нёйенар.
Они, конечно, хотят, чтобы каждый ездил в Карлсбад. Но даже с точки зрения гигиены, по всей вероятности, лучше иногда менять курорты и принимать более слабый источник, ибо variatio delectat corpus (. разнообразие полезно для тела (крылатое выражение, восходящее к трагедии Еврипида «Орест»).) К тому же у меня теперь не столько расстройство печени, сколько вызванное им расстройство нервов, а потому лучше более слабый источник, но по существу того же состава.
Далее, я всегда именно из-за расходов упускал самое главное - дополнительное лечение.
При гораздо меньших путевых расходах и при запертом доме (под охраной Уизерса) в период лечения замена Карлсбада Нёйенаром убила бы одним ударом всех зайцев.
Итак, q. e. d. ( quod erat demonstrandum - что и требовалось доказать) Надеюсь, ты с этим согласен.
А теперь о другом, прежде всего о Гирше.
Он сделал большие успехи и даром не потерял времени. Я проэкзаменовал его, между прочим, по французской статистике и нашел, что он на высоте. Он сделал мне также интересные сообщения о почти всеобщем превращении французских промышленных предприятий в акционерные общества. Во-первых, это облегчено законодательством времен империи. Во-вторых, француз не любит предпринимательскую деятельность, он желает по возможности жить, как рантье. А для этого такая форма предприятия, разумеется, просто находка.
По словам Гирша (тут он, пожалуй, все видит в слишком розовом свете), офицеры французской армии, исключая высших, настроены республикански. Во всяком случае характерный факт, что Галиффе (история с Бомон - факт, как уверяет Гирш, согласно дальнейшим расследованиям) собственноручным письмом предложил свои услуги г-ну Гамбетте и что этот самый Галиффе, после произведенного Брольи увольнения префекта того города, где расположен его гарнизон, выразил опальному префекту вместе с генеральным штабом свое соболезнование. Если с сухим деревом это делают и т. д. С другой стороны, среди унтер-офицеров, состоящих большей частью из новых людей, очень распространено мнение, что Мак-Магон разогнал палату потому, что она путем ряда законопроектов пыталась улучшить положение унтер-офицеров.
Обо всем, что происходит в Елисейском дворце, ежедневно узнают в Париже, так как бонапартистские крикуны, шныряющие там взад и вперед, не держат язык на привязи. Мак- Магон в высшей степени раздражен. Эта скотина, первым историческим словом которого было: «Я здесь и здесь остаюсь», а вторым: «Довольно», теперь говорит свое последнее слово. С утра до вечера он твердит: «Черт!».
Гирш в бешенстве по поводу «Vorwarts», как из-за дела Дюринга, так и из-за статьи «Долой республику». О том и другом он в высшей степени резко написал в Правление (Гейбу и т. д.). Он теперь также видит, что объединение и в теоретическом, и в практическом отношении понизило уровень партии.
Относительно статьи «Долой республику» он замечает, что великий Газенклевер находился во время Коммуны под Парижем в качестве прусского солдата (вероятно, резервиста или ополченца), следовательно, не имеет никакого основания разыгрывать из себя принципиального человека.
Он утверждает, что в период прусского конфликта Газенклевер был редактором какойто прогрессистской газеты в Крефельде, что он продал эту газету одному ультрареакционеру и что в процессе, возникшем по поводу этой продажи, он себя сильно скомпрометировал. Об этом, как Бракке говорил ему сам, Бракке и товарищи знали, когда они назначали Газенклевера редактором «Vorwarts» на равных правах с Либкнехтом!
Между тем, Либкнехт, «чем согрешил, тем и наказывается» (. Библия, Книга премудрости Соломона, глава 11, стих 17) Лассальянская банда делает все, чтобы раздразнить и унизить его. Например, они его попрекают за жалкое жалованье в «Vorwarts», говорят, что его жена (с пятью детьми) должна обходиться без прислуги и т. д.
Они намеренно устроили так - в нарушение всех обычаев, принятых как в партии, так и в журналистике, - что Либкнехту приходится отсиживать за все статьи, включая и те, которые были написаны во время его отсутствия, так что он при «Vorwarts» действительно играет ту роль, какую при французских газетах играют подставные лица.
Гирш в следующем месяце отправляется из Парижа в Берлин, где он в течение месяца будет редактировать литографированные партийные газеты; он намерен делать это так, чтобы доставлять огорчение объединенному сброду.
Прилагаю письмо из редакции журнала «Zukunft» на тот случай, если ты его не получил. Пришли мне его обратно для ответа.
«Гражданин», «мыслитель» и «социалист будущего» Мост задумал дело превосходно и ловко. Итак, подготовляется второе объединение; мы будем вместе с г-ном Дюрингом, так как без него там не обойдется; вместе с тем, пользуясь нашими именами, под редакцией Моста и К°, они будут почтительнейше всучать публике все свои пошлости! В таком случае, мне было бы во сто крат приятнее доставить удовольствие Виде. Все же Мост доставил мне удовольствие, дав мне повод ответить ему отказом. Эти молодцы думают, что имеют дело с «кроткими овечками». Какая наглость!
Русские, как мне кажется, скандально провалились со своим холостым выстрелом; когда такие антимилитаристские coups de tete ( опрометчивые поступки)то здесь, то там не удаются, то их результаты оказываются весьма плачевными и компрометирующими в глазах собственной армии и собственной публики, в особенности сразу же после отступления в Армении.
Говорят, что друг Лопатин между тем снова стал антипатриотом.
Купил детям в Англии детские энциклопедии -цена смешная 800 страниц -8 фунтов.великолепная полиграфия. Поразило что капиталисты с уважением относятся к Марксу,Ленину .Сталину ,Мао Тцедуну. Каждому посвятил по две страницы.А мы поносим и ломаем памятники их.
15:53 12.06.2015
ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 24 июля 1877 г.
Дорогой Мавр!
Газеты и т. д. получил. Большое спасибо.
Твой план, во всяком случае, имеет то преимущество, что одним ударом убивает несколько зайцев; хотелось бы только надеяться, что главный пункт - твоя печень - от этого не пострадает. Между тем столько врачебных авторитетов за этот план, что даже и с этой точки зрения нельзя определенно возразить против него. Кто знает, не принесет ли тебе на этот раз Нёйенар больше пользы, чем Карлсбад. Это вроде лотереи, будем надеяться на лучшее. Для улаживания основных дел прилагаю чек на 101 ф. 3 шилл. 7 пенсов. Нарочно посылаю некруглую сумму.
Приезжай же во всяком случае на несколько дней сюда, и, если можно, притащи с собой Гирша. Перемена воздуха хорошо на тебя подействует. Впрочем, и я надеюсь до 12 августа еще раз приехать на день в Лондон, но пусть подобные предположения не удерживают тебя.
Сообщения Гирша о Франции, даже за вычетом некоторых преувеличений, как раз в данный момент весьма отрадны. Очень хорошо, что он делает большие успехи; пора уже, чтобы хотя бы некоторые добивались успехов, когда многие глупеют и опускаются.
Прелестное письмо из редакции журнала «Zukunft» при сем возвращаю. Из Лондона мне переслан точно такой же экземпляр.
Я думаю ответить следующее. Во-первых, невозможно обязаться сотрудничать в научном журнале, редакция которого анонимна и сотрудники которого тоже неизвестны. Ценность постановлений съездов, как бы ни были эти постановления достойны уважения в области практической агитации, - в науке равна нулю, и их недостаточно для того, чтобы придать журналу научный характер, который не может быть декретирован. Социалистический научный журнал без вполне определенного научного направления представляется бессмыслицей, а при свирепствующей теперь в Германии большой разноголосице и, соответственно, неопределенности направлений до сих пор нет никакой гарантии, что взятый курс будет для нас приемлемым. - А, во-вторых, по окончании Дюринга ( "Анти-Дюринг) я должен буду ограничиться своими собственными работами, следовательно, не имею времени. Что ты об этом думаешь? Я с этим не спешу.
Из прилагаемого письма Либкнехта, которое прошу вернуть мне для ответа, ты видишь, как г-н Дюринг «не мог никак дождаться, пока колокольчик двенадцать пробьет»109, и все сам себе испортил. Глупый Вильгельм, конечно, сам все это так мудро устроил и в своей детской восторженности даже не замечает, как сильно осрамилась при этом «партия». Что прикажешь делать с такими людьми? К тому же этот человек очень гордится своими статьями о Франции, где он просто пережевывает газенклеверовскую ерунду. Впрочем, выждем, не заглохнет ли снова все торжество по поводу провала Дюринга.
Маневры русских весьма рискованны, но что толку от этого, раз турецкий способ ведения войны остается таким же, каким он был за последний месяц? Правильным ответом было бы ударить соединенными силами из Шумлы и Рущука на русских во фланг и разбить их. Теперь у них в руках лучший перевал через Балканы (Шипка), который они легко могут удержать, а, согласно сегодняшним сообщениям, турки посылают из Шумлы войска через Ямболи в Румелию, чтобы там преградить путь русским, вместо того чтобы увести войска из Румелии - кроме гарнизона Адрианополя - в Шумлу и всеми силами двинуться на Систову. Турецкое командование, очевидно, дало себя запугать и делает соответственно этому ошибки. При этом оно повсюду оставило русским совершенно созревший урожай, так что они имеют достаточно провианта. Абдул-Керим довел турецкую армию до того, что свыше 20 процентов лежат в лазаретах, а прусский лейтенант из «Kolnische Zeitung» говорит, что в Шумле он видел массу пьяных турецких офицеров (не солдат). Все это результаты бездействия. Приходишь в бешенство при виде того, как остаются неиспользованными такая великолепная позиция и такой превосходный солдатский материал. И все же, несмотря на это, русские еще не подходят к Константинополю и даже не в состоянии быстро отрезать турок в четырехугольнике крепостей от провианта. Кроме того, в их распоряжении для развязки остается всего два месяца, и благодаря этому, даже несмотря на все глупости турок, кампания этого года уже почти что обречена на неудачу... если бы только не случались там постоянно всякие неожиданности! Посылки английских войск будет, надо полагать, достаточно, чтобы помешать султану* заключить сепаратный мир, и это хорошо.
Лиззи лучше. В воскресенье у нее был серьезный кризис, и теперь она, кажется, понемногу поправляется.
Сердечный привет всем.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 25 июля 1877 г.
Дорогой Фред!
Большое спасибо за billet doux. ( любовную записку (буквально: приятный билет - намек на полученный от Энгельса чек )
Еще несколько слов о Нёйенаре. Если всегда без перерыва ездить в Карлсбад, то это значит постоянно прибегать к последнему средству. Напротив, прибегая к более слабому целебному источнику, оставляешь в запасе более сильный на случай, если болезнь примет более опасный оборот. А со своим телом приходится играть в дипломатию точно так же, как и со всеми прочими вещами.
Прилагаю также извлечения из писем Гейба Гиршу. Гирш сожалеет, что не имеет при себе писем Либкнехта, так как, по его словам, мы могли бы убедиться из них, что Либкнехт в течение ряда месяцев сильно воевал против дюринговской клики. Либкнехту, по-видимому, пришлось проглотить немало неприятностей, которые он от нас скрывает.
Что ты скажешь о рабочих Соединенных Штатов? Этот первый взрыв против олигархии объединенного капитала, возникшей после Гражданской войны, будет, конечно, подавлен, но, весьма вероятно, может послужить в Соединенных Штатах исходным пунктом для образования серьезной рабочей партии. К этому присоединяются два благоприятных обстоятельства. Политика нового президента (Гейса) превратит негров, а крупные земельные экспроприации (как раз самой плодородной земли) в пользу железнодорожных, горнозаводских и т. д. компаний превратят также и крестьян Запада, которые уж очень недовольны, - в союзников рабочих. Так что каша там заваривается, и перенесение центра Интернационала в Соединенные Штаты может еще приобрести post festum (задним числом) совершенно особую целесообразность.
Ты помнишь, что Шальмелль (не знаю, как пишется фамилия) де Лакур написал в «Republique Francaise» едко-злобную и нарочито оскорбительную статью против Мак-Магона, в которой, между прочим, говорится о его «кстати полученной ране», без которой он попал бы в один славный список с Фроссаром, Файи и т. д. Вслед за тем в официальных газетах было сообщено... о судебном преследовании «Republique» за эту оскорбительную статью. Но этого не произошло и, как говорит Гирш, по следующей причине. Известный Стоффель, смертельный враг Мак-Магона, уволенный им из армии и имевший с ним крупное столкновение во время процесса Базена, - явился к Гамбетте и вызвался, если дело дойдет до процесса, выступить в качестве свидетеля по поводу подвигов Мак-Магона во время битвы при Седане. Это скоро стало известно в Елисейском дворце, и мысль о процессе была оставлена.
Ad vocem Брольи. Как тебе известно, он при первом министерстве «нравственного порядка» погасил свои долги, но теперь опять погряз в новых, всему Парижу известных, затруднениях. Он ждал смерти своей старой, болезненной родственницы (колоссально богатой) в Швейцарии, некоей г-жи фон Сталь (родственницы знаменитой бой-бабы А.Л.Ж. де Сталь). Особа эта умерла 13 марта 1877 г., оставила все свое состояние какой-то даме, а Брольи - ни гроша. Тут он сказал, как Доллешалль: «Теперь речь идет о куске хлеба. Теперь я перечеркиваю все!».
Твой ответ берлинцам был бы кстати. Эти молодцы должны почувствовать, что если мы долго были терпеливы, то умеем быть и настойчивыми.
Посмотрю, можно ли устроить поездку с Гиршем. Сегодня он в Хрустальном дворце, так что я вряд ли увижу его раньше, чем завтра днем (по утрам он пишет свои корреспонденции в «Vossische Zeitung» и т. д.)
Привет.
Твой Мавр
Пример «большой проницательности» катедер-социалистов: «Даже при большой проницательности, какой обладает Маркс, нельзя решить задачу «сведения» «потребительных стоимостей»» (скотина забывает, что речь идет о «товарах»), «то есть носителей наслаждений и т. д., к их противоположности, к количествам усилий, к жертвам и т. д.» (скотина думает, что в стоимостном уравнении я хочу «свести» потребительные стоимости к стоимости). «Это - подмена чужеродным. Приравнивание друг к другу потребительных стоимостей различного рода можно объяснить только путем сведения их к одной общей потребительной стоимости». (Почему не сказать просто - к весу?)
Так глаголет г-н Книс, критический гений профессорской политической экономии.
Выдержки из писем Гейба Гиршу: 1) Гамбург, 3 июня 1877 г. (по поводу основания Обозрения): «Один товарищ, Карл Хёхберг в Берлине» (по мнению Гирша, «товарищ» знаменитого Евгения Дюринга), «родом из Франкфурта-на-Майне, обязался жертвовать партии ежегодно по 10000 марок на литературные цели. Окрыленные этим, мы решили в Готе издавать с 1 октября не только Обозрение, но также и литографированную социал-демократическую Корреспонденцию - подобную той, о которой мы частным образом говорили в прошлом году в Готе. Я сразу подумал о тебе, как о редакторе обоих изданий. Обозрение должно выходить два раза в месяц, а Корреспонденция два-три раза, а во время сессий рейхстага - шесть раз в месяц и т. д.
Хёхберг, который кой-чему учился и которому около тридцати лет, предполагает помогать редакции «Обозрения» по мере надобности, без права распоряжаться делами. Редактор обоих изданий должен получать годовой содержание в 3000 марок... Мы все, то есть я и те, кого я до сих пор спрашивал, сходимся на том, что редакция будет надежнее всего в твоих руках».
2) Гамбург, 5 июля 1877 года: ... «Обозрение будет выходить с 1 октября... При издании Обозрения будет помогать Хёхберг, который обратится, вероятно, непосредственно к тебе. Я представляю себе дело так. Ты поручаешь ему или договариваешься с ним по поводу специальных отделов, которыми он заведует, например отделы философии, истории, естествознания. Книжные новинки в этой области будет рецензировать Хёхберг...
Если окажется, что все свои силы ты должен уделять Корреспонденции, то легко можно будет устроить все иначе. Укажу, между прочим, на д-ра Виде, который является ревностным партийным товарищем, говорит и пишет по-французски, по-английски и по-итальянски, много путешествовал и сам намеревался издавать в Цюрихе социалистический журнал*. Когда он недавно был здесь, я сообщил ему о плане и т. д.» (но он не отозвался).
3) Гамбург, 18 июля 1877 года: ...«Ты окончательно согласился взять на себя издание Корреспонденции» (то есть Гирш хочет проделать эксперимент в течение августа)... «В вопросе относительно Обозрения мы всё еще не нашли твердого решения. Так как ты отказался, то недавно мы здесь вели устные переговоры с Хёхбергом.
Было принято во внимание, что лейпцигцы единодушно против того, чтобы редакция Обозрения состояла из одних только новичков в партии. Хёхберг вполне устраивает всех, а Виде - нет. Опасаются, что слабая редакция - а неизвестная редакция может оказаться слабой - легко попадет в Берлине в дюринговский фарватер и таким образом может стать источником фатальных разногласий в партии. Я не смотрю, правда, так мрачно, но одно все же верно; Обозрение в первом квартале должно редактироваться и подписываться литературнообразованным, всесторонне известным в партии товарищем, одним словом - должно себя зарекомендовать.
Полагаю, что ты это вполне можешь сделать»... (на что Гирш, однако, отвечает, что он не станет этого делать). ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН [Рамсгет], 31 июля 1877 г.
2, Adelaide Gardens Дорогой Мавр!
Пишу наспех всего несколько строк, которые посылаю вместе с прилагаемым письмом В.
Либкнехта. Оно, возможно, повлияет на твой ответ редакции журнала «Zukunft». Непосредственно редакции я еще не ответил, а ответил только Либкнехту - по поводу оригинального предложения, чтобы мы доверили свои рукописи совершенно неизвестным людям, которые должны обладать научными знаниями только потому, что съезд так постановил. Далее я написал ему, что вообще буду писать статьи лишь в виде исключениями только тогда, когда сам сочту это настоятельно необходимым.
Вильгельм, очевидно, не знает сам, как обстоят дела, иначе он не сделал бы промаха в истории с Виде. Недурной способ создания научного журнала! Хорошо, по крайней мере, что нет дюринговщины.
История с американскими стачками очень меня обрадовала. Американцы вступают в движение совсем иначе, чем рабочие по эту сторону океана. Всего только двенадцать лет после отмены рабства, а движение уже достигло такой остроты!
Книс очень хорош. Также и Дюринг, которого ты и на этот раз верно раскусил. Последнее его слово, если перевести его путаницу на язык политической экономии, сводится фактически к определению стоимости заработной платой.
Придется мириться с присутствием русских между Балканами и Дунаем, пожалуй, до осени. Турки из-за плохого снабжения погубили очень большую часть своих регулярных войск в боях с сербами и черногорцами, а в отношении оставшихся Абдул-Керим сделал все, что мог, чтобы погубить их. Сомневаюсь, есть ли у Мехмет-Али более 50000 человек, способных к наступлению, у Осман-паши должно быть около 25000, да к югу от Балкан имеется еще 25000; это, кажется, все, остальное - необученная милиция, которая в бою ничего не стоит.
Если турецкое правительство не заключит теперь преждевременного мира, то русские в этом году не дойдут до Константинополя, а в ноябре, пожалуй, снова перейдут обратно через Дунай; а так как они до сих пор даже не начали осаждать крепостей, то последние - если не считать непредвиденных обстоятельств, - вероятно, будут еще на время этой кампании в безопасности, так что весной они могут опять начать сначала - если вообще смогут!
Жалкий корреспондент «Standard» в Константинополе по поручению Лейарда бьет тревогу для того, чтобы английский флот был навязан туркам.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 1 августа 1877 г.
Дорогой Фред!
Прилагаю письмо Хёхберга Гиршу, который в субботу возвратился в Париж. Верни, пожалуйста, по прочтении письмо, так как я должен отослать его обратно Гиршу.
Я думаю, письмо Хёхберга характеризует этого человека лучше, чем все, что Либкнехт (последний опять отличился своей рекомендацией путаника Аколла и дельца Лакруа) о нем говорит или может сказать. Хёхберг является первым человеком, который - по моему мнению, с самыми лучшими намерениями - вкупается в партию и хочет переделать ее по своему образу и подобию. Он, очевидно, весьма мало или совсем не осведомлен о том, что представляют из себя «заграничные» члены партии и писатели, которых он хочет «интернационально» сгруппировать вокруг себя. Достойного Б. Малона, которого даже бельгийская «Liberte» отвергла как пошлого компилятора, он принимает всерьез! Что касается Элизе Реклю, сына протестантского попа, то Хёхберг во всяком случае должен был бы знать, что он и его брат Поллукс являются «душой» (говоря словами нашего бывшего инициатора издания «Neue Rheinische Zeitung») швейцарской газеты «Le Travailleur» (прочие ее сотрудники: Жуковский, Лефрансе, Разуа и tutti quanti (им подобные)), где, хотя и в более утонченно-иезуитской форме, чем это в состоянии сделать несчастный Гильом, ведется отчаянная борьба против немецкого рабочего движения и где в особенности его вожди (Либкнехт и другие, разумеется, не называются по имени) изобличаются как люди, которые... тунеядствуют за счет рабочих, препятствуют развитию движения и расточают силы пролетариата в мнимых боях и парламентской болтовне. И в благодарность за это Хёхберг хочет пригласить его из Берлина сотрудничать!
Несколько дней назад здесь появился - чтобы вскоре снова скрыться в Германию - веселый горбунчик Ведде. У него было настоятельное поручение Гейба привлечь тебя и меня в «Zukunft». Я отнюдь не скрывал нашего намерения воздержаться от участия в журнале и изложил наши соображения по этому поводу, - к его великому огорчению. Я объяснил ему при этом, что если время нам позволит или обстоятельства потребуют, то мы, как интернационалисты, снова сможем выступить с пропагандой, отнюдь не связанные обязательством к Германии, «к отечеству любимому примкнуть».
Он видел в Гамбурге д-ра Хёхберга, а также Виде; последнего он рисует как несколько поверхностного, по-берлински претенциозного человека; первый ему понравился, но он-де еще очень страдает «современной мифологией». Дело в том, что, когда паренек (Ведде) первый раз был в Лондоне, я употребил выражение «современная мифология» для характеристики вновь широко вошедших в моду богинь «справедливости, свободы, равенства и т. д.»; это произвело на него сильное впечатление, так как он сам немало послужил этим высшим существам. Хёхберг кажется ему несколько зараженным Дюрингом, а у Ведде чутье более тонкое, чем у Либкнехта.
Ты, очевидно, получил Меринга. Посылаю тебе сегодня еще одну маленькую брошюру против Трейчке, которая написана скучно и осторожно, но все же в некоторых пунктах представляет известный интерес.
Главное зло в Турции, это - старая история всех абсолютных монархий. Партия сераля, - которая вместе с тем является русской партией, подобно тому, как партии Карла I, Карла II, Якова II, Людовика XVI, Фридриха-Вильгельма IV, все старались продержаться с помощью интриг с заграницей, - гнется, но далеко еще не сломлена. В первом припадке страха Абдул-Керим и Редиф преданы военному суду, Махмуд-Дамад оказывается в немилости, а Мидхат-паше предложено вернуться. Но едва только проходит первая паника - и Дамад снова у власти, берет под защиту преданных ему людей, оставляет Мидхата в изгнании и т. д. Я убежден, что московская дипломатия с большим вниманием следит за маневрами в Константинополе, чем за маневрами по обеим сторонам Балкан.
По поводу «стоимости» Кауфман во второй (весьма неудовлетворительной, даже абсолютно ошибочной, но все же небезынтересной) главе своей книги «Теория колебания цен», после обзора всех эпигонствующих мудрствований современных немецких, французских и английских схоластов, делает о «стоимости» следующее абсолютно правильное замечание: «В нашем обзоре учений о ценности (. В русской экономической литературе того времени термин «ценность» употреблялся для обозначения «стоимости»).. мы видели, что политико-экономы хорошо понимали важность этой категории... Несмотря на это... всем занимавшимся хозяйственной наукой известен тот факт, что на словах до крайности возвышают значение ценности, на деле же забывают ее скоро после того, как о ней было более или менее сказано в введении; нельзя привести ни одного примера, где бы то, что говорится о ценности, было в органической связи с тем, что говорится о других вопросах, - чтоб сказанное в введении о ценности влияло на последующие рассуждения. Конечно, мы здесь имеем в виду лишь чистую категорию «ценности», отдельную от цены».
Это в самом деле отличительная черта всякой вульгарной политической экономии. Ввел это Адам Смит; его немногие глубокие и поразительные применения теории стоимости были высказаны между прочим, не оказав какого-либо влияния на развитие его теории как таковой. Великий грех Рикардо, сделавший его учение заведомо непереваримым, состоял в попытке доказать правильность своей теории стоимости как раз такими экономическими фактами, которые по видимости ей больше всего противоречили.
Мои господа племянники подарили мне вчера пять толстых томов книги Банкрофта «Туземные племена тихоокеанских штатов Северной Америки». Для них оказалось весьма кстати, что книга появилась у Лонгманов; можно было просто произвести расчет между Лонгманами и стариком.
Д-р Виде ответил весьма учтивым письмом на мое извинительное письмо.
Что касается «Zukunft», то я даже не стану отвечать, полагая, что на анонимный, никем не подписанный циркуляр, уже в силу самого характера его, отвечать невозможно и не следует.
Ирландские стычки в палате общин очень забавны. Парнелл и т. д. сказали Барри, что самое худшее, это - поведение Батта, который добивается места судьи и пригрозил им сложить с себя лидерство. Это может причинить им в Ирландии большой вред. Барри говорил о письме Батта Генеральному Совету Интернационала. Они очень хотели бы иметь этот документ, как доказательство того, что его неуступчивость по отношению к непримиримым одна лишь комедия; но где же мне теперь найти этот документ?
Привет. Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ [Лондон], 8 августа 1877 г.
Дорогой Фред!
Все еще никаких известий от семьи Лонге, это тем неприятнее, что мы сегодня выезжаем (сегодня вечером).
При сем «Экономическая таблица» с некоторыми замечаниями.
Я не мог разыскать в чулане книг Оуэна (а также и книгу Фурье «Ложная хозяйственная деятельность»), так как там все в величайшем беспорядке (он служит одновременно спальней для Карри, а дамы разложили там все свои чемоданы со всякими вещами, необходимыми для поездки).
Ad vocem Оуэн. Сочинение Сарганта легко достать; важнее маленькая брошюра on private marriages (о частных, неофициальных браках), но ее достать нельзя. Два толстых тома, которые имеются у Женнички, определенно не были у нее дома; я там все перерыл; возможно, что Лонге взял их с собой. В случае необходимости можно получить все сочинения Оуэна у старого Олсопа. Между тем я нашел у себя весьма важное сочинение Оуэна, в котором он дает резюме всего своего учения: «Революция в умах и практике человеческого рода», 1849. Я совсем забыл о нем. Эту вещь вместе с книгами Фурье «Теория четырех движений» и «Новый хозяйственный мир», а также сочинение Юббара о Сен-Симоне я отнесу сегодня к тебе домой.
Состояние здоровья моей жены совсем неудовлетворительно. Надеюсь, что с мадам Лиззи дело обстоит лучше; надо думать, она скоро сможет купаться в море, это ей до сих пор ведь всегда помогало. Передай ей самый сердечный привет от нас всех.
А теперь, старина, до свидания. Проклятые пруссаки не могут прекратить своих безобразий, а старый фальшивый унтер-офицер ( Вильгельм I)будет делать все возможное, чтобы втянуть Франца-Иосифа в глупости. Последнему не хватает еще только венгерской революции.
Константинопольский корреспондент «Republique Francaise» пишет, что старый шейх-ульислам, благодаря интриге Махмуд-Дамада, смещен ввиду своего революционного образа мыслей и заменен каким-то ослом. Он думает, что если дворцовые интриги не прекратятся, то в Константинополе предстоят волнения.
Прощай.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В РАМСГЕТ Нёйенар, 17 августа 1877 г.
Hotel Flora Дорогой Фред!
Я написал бы тебе раньше, но продолжительные запоры, которые у меня всегда бывают в результате путешествия и усиливаются в результате питья минеральной воды в течение первой недели, лишают всякой активности. Отсюда почти не о чем писать. Настоящая идиллия; к тому же вследствие не совсем благоприятной погоды (хотя тут, несмотря на дождь и бурю, воздух всегда остается прекрасным), а также, пожалуй, из-за продолжающегося кризиса в делах, число посетителей уменьшилось с 3000 до 1700-1800. Счастливая Арская долина! Она не знает еще железных дорог; впрочем, ее уже вымеряли и в будущем году ей угрожает начало строительства железной дороги от Ремагена до Арвейлера, откуда она затем должна пойти не по Арской долине, а левее, к Триру.
Здесь я нашел очень хорошего врача, д-ра Шмица (родом из Зигена), который, несмотря на то, что ему принадлежит здесь прекрасный дом с садом, умудряется практиковать зимой (с конца октября) в Италии. Он много ездил по свету, был, между прочим, в Калифорнии и в Центральной Америке. Внешностью и манерами он напоминает малыша Дронке в его лучшие годы.
Он в основном подтвердил мои предположения, о которых я писал тебе из Лондона. Печень моя не обнаруживает признаков увеличения; пищеварительный аппарат несколько расстроен, но основное зло - это нервы. Шмиц повторил мне сегодня, что после трехнедельного пребывания здесь я должен пожить в горах Шварцвальда, чтобы подышать горным и лесным воздухом. Посмотрим. То же самое рекомендует он и моей жене, которая, впрочем, должна пройти курс лечения и приехала как раз вовремя, пока болезнь ее не усилилась. Аппетит у Туссиньки улучшается, а это у нее - лучший симптом.
Горы у Нёйенара расположены несколько далековато от курорта, по крайней мере для избалованных карлсбадцев.
Нас очень беспокоит, что мы еще не получили никаких сведений о том, что происходит в семье Лонге.
Как здоровье твоей жены? Надеюсь, что лучше. Погода у вас такая же капризная? Здесь в Арской долине люди к этому совсем не привыкли.
Здесь в курзале (где также принимают ванны, которые тут, как и везде, расположены рядом с местом, где пьют щелочную воду) имеется читальня, где наряду с немецкими и голландскими газетами есть «Times» и «Galignani`s Messenger», «Figaro» и «Independance belge», следовательно, больше, чем мне нужно, ибо я здесь по возможности воздерживаюсь от чтения газет. Я тоже вижу, что турки, к сожалению, - по крайней мере на мой непросвещенный взгляд, - снова теряют время.
Здесь пьют вино, но вальпорцгеймер и другие красные арские вина - увы! - большинству больных, в том числе и мне, запрещены.
Шорлеммер обещал приехать сюда, но до сих пор я ничего об этом не «постиг», как выражается Рихард Вагнер.
А затем, старина, сердечный привет от наших вашим.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В НЁЙЕНАР Рамсгет, 25 августа 1877 г.
2, Adelaide Gardens Дорогой Мавр!
Ты, наверно, уже получил через Шорлеммера позавчера или самое позднее вчера известия от Лонге, Лафаргов и от нас, а с тех пор, вероятно, уже непосредственно и от Женни, которая что-то уж очень испугалась из-за болезни мальчика; к счастью, мальчик, как она пишет сегодня, вне опасности.
Мы во вторник уезжаем отсюда после семинедельного пребывания здесь, которое мне было очень полезно. Лиззи же далеко не так поправилась, как это было бы желательно. Если погода позволит, ей нужно, пожалуй, испытать еще более сильную перемену воздуха.
Поздравляю с излечением от болезни печени. Тебе, конечно, надо отправиться в горы Шварцвальда. Я просил Шорлеммера привезти тебе карту Бадена, которой я пользовался в 1849 г.; надеюсь, он это сделал. Можешь ею воспользоваться, горы при этом масштабе как раз хорошо обозначены.
Погода у вас, вероятно, наконец улучшилась. Здесь нам очень повезло в этом отношении.
В то время как везде шли дожди, у нас здесь было только пасмурно. За семь недель всего два раза был дождь после полудня, и только сегодня первый настоящий дождливый день, но с большими перерывами - с этим можно уже мириться. Если и выпадали дожди, то это было преимущественно ночью.
Неподвижность турок объясняется по существу недостатком обоза. Сделать армию не только боеспособной, но и способной свободно передвигаться, - это, по-видимому, для всех варваров и полуварваров невозможно. С большим трудом организованная армия, приближающаяся к современным (в смысле боеспособности), вынуждена передвигаться при помощи средств старой варварской армии. Вводится современное оружие, но необходимые для него боевые припасы должны доставляться сами собой. Организуют бригады, дивизии, армейские корпуса, концентрируют их по всем правилам современной стратегии, но забывают, что они в таком случае не могут сами добывать себе пропитание, подобно ордам янычаров, спаги или кочевников. Это замечается даже у русских, а у турок в гораздо большей степени, и поэтому для таких армий непригодны все расчеты, приписывающие подобным армейским корпусам западноевропейскую подвижность.
Ошибки, которые теперь делают турки, все основаны на страхе, вызванном наступлением Гурко на Константинополь. Вместо того чтобы дать возможность Сулейману соединиться - через не занятые русскими проходы - с Османом или с Мехметом-Али, ему предписано непосредственно преградить путь русским, непосредственно прикрыть Константинополь.
Вследствие этого - бесполезное кровопролитие на Шипкинском перевале; эта битва составляла часть заранее условленного и комбинированного с двумя другими армиями плана действий, по обыкновению не выполненного одновременно и потерпевшего поэтому неудачу. Впрочем, все это не имеет решающего значения и скоро опять войдет в колею.
Развал русской армии полнейший. Русские говорят о потере 15000 человек в боях (в Европе); их потери от болезней должны составлять вдвое больше или даже сверх этого. Транспорт полностью разрушен. Дороги нигде не построены. Полевой жандармерии не существует. Даже независимо от климата одна только грязь и гниение трупов могли бы вызвать массовые заболевания. Шесть русских армейских корпусов, а теперь восемь, стоят в Болгарии и в результате одного сражения отброшены на самую пассивную оборонительную позицию. Из 50 русских пехотных дивизий 16 стоят на Дунае, 9 на Кавказе и в Азии, по крайней мере 5 на подходе, 6 прикрывают берега Черного и Балтийского морей - всего 36. Остается 14 дивизий, из которых 2 в остзейских провинциях, без чего там нельзя обойтись. Итак, на всякие возможные случаи в резерве остается всего 12 пехотных дивизий = максимум 120000 человек, или вместе с кавалерией и артиллерией - 150000 бойцов! И это против «больного человека»136! К тому же новые формирования невозможны или не имеют значения, хотя бы из-за недостатка офицерского состава. Словом, положение хуже, чем в Крымскую войну. И при этом та же самая глупость: из-за ярости по поводу поражения под Плевной хотят немедленно бросить колоссальные подкрепления, хотя они смогут действовать самое большее в течение месяца, но как раз в это время будут бесполезны и должны будут еще ухитриться добыть себе пропитание. А не позже конца октября они должны уже уйти назад, - назад, назад, гордый Сид! - в опустошенную Валахию; все мосты исчезнут с Дуная, и если все пойдет хорошо, то в конце мая 1878 г. придется опять начинать с того, с чего начали в конце мая 1877 года.
Сердечные приветы вам всем.
Твой Ф. Э.
Впрочем, туркам еще до зимы может быть нанесено несколько жестоких ударов; но это не имеет значения, если не вызовет паники в Константинополе. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
20:59 12.06.2015
ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, конец 1877 - начало 1878 г.]
Суббота утром Дорогой Мавр!
У меня опухли щиколотки, и я в течение нескольких дней опять не смогу надевать сапоги.
Я еду немедленно в банк и возьму деньги, и если ты сегодня вечером придешь, то найдешь нужную сумму.
Тусси совершенно права. Маскелина необходимо читать после или одновременно с Уоллесом, ибо действующие лица у Маскелина - всех их невозможно запомнить - приобретают интерес лишь благодаря особому доверию, которое Уоллес проявляет по отношению к этим разнообразным субъектам. Будь поэтому так добр и принеси книгу с собой, для того чтобы я мог по достоинству оценить все сумасбродство Уоллеса.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛИТЛГЕМПТОН [Лондон], 17 сентября 1878 г.
Дорогой Фред!
Пишу эти строки до визита на твою квартиру (еще рано); если найду там письмо для тебя, пошлю его в другом конверте.
Известия из Малверна много лучше, так что мне не надо туда ехать; все же для безопасности доктор бывает теперь регулярно каждый день. Я с самого начала предложил эту меру моей жене, чтобы предотвратить, с одной стороны, постоянную преувеличенную панику, с другой - небрежность в отношении больного; но она и еще больше Женничка упорно возражали против этого, чтобы, как они говорили, «бесполезно» не увеличивать и без того чрезмерно высокие в Малверне счета врачей. Теперь они видят, что я был прав. Равным образом я предписал ежедневную прогулку при хорошей погоде, если только состояние ребенка это позволяет. Это подтвердил также и доктор. Эти прогулки представляют собой единственный отдых для Женнички и являются единственным средством для моей жены - лечению которой сильно повредили постоянные тревоги о ребенке, - чтобы бороться с этими вредными для ее здоровья переживаниями. Пока я там был, я все это проводил в жизнь.
Г-н Эйленбург (смотри сегодняшние газеты) тоже не хватает звезд с неба. Я никогда еще не читал ничего более жалкого, чем изложение - квинтэссенция - его речи. Хорош также и Штольберг. Исключительный закон издается для того, чтобы отнять у социалдемократического движения даже видимость легальности. Probatum est (это испытанный прием). Поставить вне закона - таково было издавна верное средство объявлять противоправительственные движения «противозаконными» и тем самым ограждать правительство от закона - «законность нас убивает». Рейхеншпергер представляет собой рейнского буржуа в партии центра.
Бамбергер остается верен девизу: «ведь мы всё же собаки»!
Бебель явно произвел сильное впечатление (смотри сегодняшнюю «Daily News»).
Это начало хорошее.
Различные английские газеты умудрились расстрелять в Одессе нашего друга Ковалевского. В них он именуется: Дон-Ковальский. Прекрасный анекдот рассказал мне этот толстяк, когда в воскресенье был у меня. Перед его отъездом должны были экзаменоваться у него несколько кандидатов в «дипломаты» из числа его московских студентов. Среди них немало молодцов, которые намного старше его самого, а именно - черногорцев, получающих свое академическое воспитание за счет Русского Азиатского (дипломатического) департамента. Эти молодцы отличаются своим тупоумием и пожилым возрастом, как некогда у нас в трирской гимназии выделялись крестьянские олухи, которые готовились к семинарии (католической) и в большинстве своем получали стипендии.
Хотя русские отметки идут от 0 до 5 (для университетских экзаменов), Ковалевский ставит лишь две отметки: четыре тем, кто совсем ничего не знает, и пять тем, кто знает хоть что-нибудь. На последнем экзамене подходит к нему высокий, как столб, тридцатидвухлетний черногорец, один из его слушателей, и говорит ему: я должен получить пять; я знаю, что я ничего не знаю; но, с другой стороны, я знаю, что если «опять» получу четыре, то Азиатский департамент выдаст мне паспорт в Черногорию; поэтому я должен получить пять. Он, разумеется, блестяще провалился на экзамене, ибо Ковалевский, как он это объяснил ему также и лично, не усмотрел ни малейшей необходимости в его дальнейшем пребывании в Москве.
Удивительнее всего - как рассказывает Ковалевский, - что все эти парни из Черногории проникаются в Москве фанатичной ненавистью к русским. Они сами наивно рассказывали ему об этом и в качестве мотива приводили то, что русские вообще и русские студенты в особенности относятся к ним плохо и называют их варварами и скотами. Русское правительство, таким образом, достигает как раз обратного тому, что преследует своими «благодеяниями».
То, о чем мы говорили между собой в шутку: русские социалисты совершают «ужасы», а поэтому «законопослушные» германские социал-демократы должны быть поставлены вне закона, - это нелепый Штольберг заявил всерьез. Он забывает только прибавить, что рядом с этими «ужасами» в России существует такая «законность», которая является недостижимым идеалом для заскорузлого юнкера Бисмарка, который стремится своими законопроектами тщетно приблизиться к ней.
Что русские, поддерживаемые Пруссией и Австрией, теперь снова требуют «европейского посредничества», является многозначительным симптомом.
Прощай. Надеюсь, что в Литлгемптоне ты приходишь в себя от недавнего ужасного несчастья. Сердечный привет от Тусси и Ленхен.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Литлгемптон, 18 сентября 1878 г.
Selborne Cottage Дорогой Мавр!
По обыкновению я неясно выразился. Я не мог просить тебя заходить ко мне каждый день и присылать мне письма, а потому послал оставшейся дома публике несколько конвертов с адресом, чтобы они могли каждые два-три дня пересылать мне письма. Тебя же я хотел просить поприсмотреть в первые дни, чтобы не завалялось ожидавшееся денежное письмо и чтобы вообще наладилась регулярная пересылка, а затем время от времени просматривать приходящие газеты и другие бумаги (которые, согласно моей инструкции, должны оставаться там) - нет ли среди них чего-нибудь, что требует принятия каких-либо мер. Надеюсь, теперь мы понимаем друг друга.
Сегодняшний утренний выпуск «Standard» содержит хорошую статью, полную заслуженного презрения к закону и прениям. Посылаю ее в Лейпциг. Прения эти выставили людей порядка в самом жалком виде. Бисмарк, не будучи в состоянии как-нибудь опровергнуть факты, которые ставит ему в упрек Бебель, вынужден ухватиться за жалкую увертку, будто он симпатизировал социал-демократам до тех пор, пока они не стали превозносить Коммуну, - он, который сам хвалил Коммуну как подражание прусскому городскому устройству! А затем он называет представленную в рейхстаге партию разбойничьей шайкой, и за это его не призывают к порядку!
Посылаю тебе номер «Kolnische Zeitung». В начале требуют русских законов для немцев, а ниже петербургский корреспондент говорит, что в России вынуждены искать единственного спасения в конституции, народном представительстве, свободе печати и т. д., так как эти самые русские законы оказались бессильными! Глупая газета не замечает этого, и наши люди, к сожалению, очевидно тоже. Интересен также конец московской корреспонденции. Подчеркни все это и пошли в Лейпциг (Рамм (Герман), Farberstrasse, 12. II), может быть, они это заметят и используют.
Многочисленные и серьезные маневры русских в Турции, Персии, Афганистане и т. д., по-видимому, имеют целью, с одной стороны, половить рыбку в мутной воде, в надежде, что там в любой момент может что-нибудь подвернуться, а с другой стороны, обмануть общественное мнение внутри страны. Но кто знает, что еще из этого выйдет. Бисмарк очень скоро может оказаться в таком положении, что вынужден будет искать единственного спасения в новой войне с Францией и тем самым разожжет европейскую войну Востока против Запада, в которой прежде всего погибнет он сам. Во всяком случае, турецкая война доказала, как прогнила вся Европа и что взрыв ближе, чем мы могли ожидать. Как бы то ни было, что бы ни случилось, все это льет воду на нашу мельницу.
Очень рад, что маленькому лучше; надо надеяться, что паника не повторится.
Здесь со вчерашнего вечера без перерыва идет дождь. Гнездо это состоит из двух частей: из деревни вместе с гаванью на реке Эрн и из взморья в пятистах шагах по направлению к юго-востоку с приблизительно 150 домами на дюне, где кажется, что находишься в Голландии. Песчаный берег так же прекрасен и тверд, как в Остенде.
Может быть, в конце этой недели я приеду на несколько часов в Лондон; если так, то по возможности напишу тебе об этом.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛИТЛГЕМПТОН [Лондон], 18 сентября 1878 г.
Дорогой Фред!
Все в порядке.
Прилагаю письмо Кауба, которое, пожалуйста, пришли обратно, так как я еще не ответил ему. Гирш во время своего пребывания в Париже вел себя как дурак и, кажется, насильно навязался на мученичество. Впрочем, из парижских операций явствует, как прав ты был, предостерегая меня от паломничества в Париж.
Хороша эта республика, позволяющая командовать собой господам Бисмарку - Штиберу! Вчера вечером пришел Барри. Конгресс в Лозанне не состоялся, об этом он узнал еще в Париже, где поэтому и остался. Гирш и он пошли лишь в качестве репортеров на собрание, но последнее было уже разогнано, а участники его арестованы; Гирш был арестован лишь позже, ночью, у себя дома. На другой день неукротимый Барри направился в полицейскую префектуру (вооруженный документами, устанавливающими его личность как корреспондента «Standard» и сотрудника «Whitehall Review»). Он нашел там младшего чиновника и сделал ему заявление, что желает видеть «своих друзей» Гирша и Геда. Тогда ему дали адреса двух полицейских комиссаров, арестовавших Гирша и Геда. Оба были взбешены нахальством этого «английского бифштекса» и в конце концов выпроводили его вон. Барри, нисколько не смутясь, возвращается в префектуру, и ему удается пробиться к великому Жиго.
Этот «политичный» полицейский, обменявшись несколькими словами с великим Барри, заявляет ему, что плохо говорит по-английски, а Барри - плохо по-французски, а потому вызывает себе переводчика. Главное содержание разговора: то, что говорит ему Барри о неучастии Гирша, относится к ведению судебного следователя, а не префекта полиции. Арест же «законен» и т. д. На это Барри отвечает: «Насколько я знаю, это может быть законно во Франции, но не в Англии». Жиго возражает на это с торжественным пафосом: «Иностранцы, приезжающие к нам и т. д., должны подчиняться законам Фррранцузской рес-пу-бли-ки!». И в ответ на это бесстыдный Барри, размахивая шляпой, воскликнул: «Да здравствует Республика!». От этого возгласа Жиго весь краснеет и указывает Барри, что не может вести с ним политические споры и т. д. И на этот раз Барри вежливо указали на дверь.
Свое, в данном случае забавное, бесстыдство он довел до апогея... по отношению ко мне.
А именно, он мне сообщает: на этой неделе он опять уезжает с семьей в Гастингс, и теперь у меня-де, пожалуй, есть время подготовить ему материал для статей (в «Nineteenth Century»).
При этом новом покушении ему досталось, пожалуй, еще хуже, чем в берлоге обоих французских полицейских комиссаров.
Самой бесстыдной лондонской газетой опять является газета Леви. В своей сегодняшней передовице он рассказывает своим читателям, что Рейхеншпергер от имени «центра» высказался за закон (так вычитал Леви в берлинской рептилии, поставляющей ему корреспонденции) и что Бисмарку большинство обеспечено. Впрочем, сам Леви, несмотря на все преклонение перед «великим канцлером», должен признать, что великий «потерпел, пожалуй, поражение» в словесном поединке с «блестящим» Бебелем.
Из утинских брошюр я успел просмотреть еще только книжку Адольфа Замтера («Реформа денежной системы»). Примером того, как он цитирует (он цитирует меня часто, но еще чаще списывает, пересказывая; вся брошюра сводится к нелепой мысли ввести вместо банковских билетов «товарные билеты», каковые по существу дела уже были введены в виде кредитных свидетельств прусского правительства в 1848 г.), служит следующее. Я говорю: «Золото и серебро по природе своей не деньги, но деньги по своей природе - золото и серебро» и т. д. Он, указывая правильно страницу, приводит в качестве цитаты: «Золото и серебро по природе своей являются деньгами. Маркс и т. д.». По-видимому, в Германии среди «образованных» сословий умение читать все более и более отмирает. Этот Замтер цитирует столь бессмысленно и безграмотно без всякого злого умысла. Так, он приводит в качестве цитаты из Петти: «Труд - отец, природа - мать вещественного богатства», потому что, говоря о «вещественном» богатстве, я замечаю, что в данном случае имеют силу слова Петти и т. д.
Кстати. Наш толстяк Ковалевский снова встретил в Швейцарии Ролстона; тот сразу спросил его, не знает ли он того русского социалиста, который изобразил его (Ролстона) в отделе фельетона «Frankfurter Zeitung» обманщиком, трусом и т. д.? (Статья была написана моей женой.) Ковалевский почуял, откуда дует ветер, но ответил, не погрешая против истины, что он такого русского не знает. С тех пор Ролстон (который здесь опять приставал к нему) стал, однако, гораздо менее доверчив. (Эта помещенная в отделе фельетона статья была вызвана подлой выходкой Ролстона в отношении «Русской революционной литературы».)
Вчера был у меня г-н Монтифиори младший, он направляется в Берлин; и в высшей степени характерно для молодой английской, в особенности лондонской, литературной братии, что он сказал Тусси: «Если бы только пруссаки доставили мне удовольствие, арестовав меня на день или два! Какой великолепный материал для журнальной статьи или письма в «Times»!».
Я был у тебя дома и найденное там письмо отослал тебе.
Прощай.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН [Литлгемптон], 19 сентября 1878 г.
Selborne Cottage Дорогой Мавр!
Денежное письмо получил. Я немедленно телеграфировал Н. Когену и К° и написал, чтобы они выплатили деньги моему банку. Так как, однако, сроком платежа был указан вчерашний день, то все еще возможно, что чек был доставлен вчера на мою квартиру или что он был послан туда по почте. Будь добр справиться у меня дома об этом. Если в дом № 122 на Риджер-парк-род ничего не доставлено или не прислано, то, значит, все в порядке, и я завтра, вероятно, получу здесь извещение от банка, о чем я и просил.
Тороплюсь отправить с ближайшей почтой.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Литлгемптон, 21 сентября 1878 г.
Дорогой Мавр!
Возвращаю тебе обратно письмо Кауба. Гирш, по-видимому, поверил Меса на слово, что он в качестве немца пользуется в Париже неприкосновенностью. Теперь он может ворчать сколько угодно, они его будут держать в предварительном заключении сколько только возможно.
Похождения Барри действительно забавны.
Блестящую статью Леви я тоже прочел в кафе, куда я укрылся от дождя. Газета достойна его.
Давно пора, чтобы в Константинополе произошла какая-нибудь перемена. Иначе многочисленные провинциальные восстания создадут положение, ведущее к распаду европейской Турции, то есть как раз к тому, чего хотят русские и Бисмарк, чтобы не выполнять берлинский договор и ловить рыбу в мутной воде. Возвращение Мидхата на Крит и смелое выступление с его стороны могли бы придать делу иной оборот. Если нынешнее положение не изменится, - русские останутся там и получат новые виды на добычу, что, в свою очередь, и внутри самой России может задержать естественный ход вещей.
Мы отправляемся сейчас на несколько часов в Брайтон.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛИТЛГЕМПТОН [Лондон], 24 сентября 1878 г.
Дорогой Фред!
Прилагаю писанину от Либкнехта; я распечатал письмо, думая, что в нем партийные сообщения, которые, может быть, требуют немедленных действий с нашей стороны.
Письмо Лаврова, которое пришло сегодня и на которое я еще не ответил, возврати, пожалуйста, немедленно. Единственно интересное в нем место относится к Врублевскому. То, что говорится здесь о последнем, по всей вероятности, верно, так как вполне соответствует его темпераменту, как человека действия, и, кроме того, более или менее подтверждается его молчанием по отношению к нам.
После открытия рейхстага я получил представленный последнему правительством законопроект вместе с мотивировкой; вчера из того же источника (Бракке) получен стенографический отчет о заседаниях рейхстага от 16 и 17 сентября. Абсолютно нельзя себе представить глупость среднего из прусских министров, «гениальность» их господина или подлость цепляющихся за фалды его сюртука представителей исконно немецкой буржуазии, - пока не имеешь перед собой стенографического отчета об этом последнем спектакле. Я теперь более или менее занят обработкой его для английской прессы, хотя еще не знаю, получится ли из этого в конце концов нечто подходящее для «Daily News».
Шахматный ход русских в Афганистане, а также происходящее в Турции - все это интересует меня теперь лишь постольку, поскольку служит argumentum ad hominem ( чувствительным аргументом) для европейской государственной мудрости. Вообще для меня несомненно одно: что бы ни делали теперь, помимо этого, Россия и Пруссия на мировой арене, - все это будет иметь только вредные последствия для их режима, никак не остановит его крушения и лишь ускорит его ужасный конец.
Моя жена, Женничка и Джонни приехали к нам в пятницу днем в добром здравии и пробыли в нашем доме до вчерашнего вечера, когда Женничка со всем своим багажом снова перебралась на Лейтон-гров для встречи Лонге. Но долговязый приедет только сегодня. Ребенку гораздо лучше, и, к удивлению, Женничка также несколько поправилась за последние дни пребывания в Малверне.
Вчера был здесь старый Пецлер с письмом одного попа, который издает журнал, тоже дилетантствует в социализме и желает получить от меня некоторые сведения. Бисмарку пока удалось снова поставить социализм в порядок дня, так что из-за этого более или менее забыта даже высокая политика.
Надеюсь, что ты поправляешься на лоне матери-природы. Сердечный привет от Тусси, Женнички и моей жены.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН Сент-Обен, 14 августа 1879 г.
Trafalgar Hotel Дорогой Фред!
Я адресую эти строки на твою лондонскую квартиру, так как, судя по твоему письму к моей жене, ты не уверен, останешься ли после сегодняшнего числа обитателем Истборна.
Прилагаю письмо Гирша ко мне, а также письмо Луизы Юта к Пумпс.
Наш переезд из Саутгемптона на Джерси был очень неприятен вследствие сильного ливня; мы прибыли насквозь промокшими в Сент-Хелиер, где также сильно «лило». С тех пор погода, после некоторых колебаний, перемен и рецидивов, очень хороша. На Джерси крестьяне думали, что приближается конец света; они уверяют, что никогда еще не переживали такой скверной весны и лета. Завтра мы переезжаем в отель «Европа» в Сент-Хелиере.
Мы не остаемся в Сент-Обене, где пребывали до сих пор, потому что Тусси и я приходим в ужас от ежедневной однообразной пищи из баранины, из-за чего я вот уже несколько дней как превратился в невольного вегетарианца. Другой квартиры здесь нельзя было достать - мы довольно долго искали. Когда мы приехали на Джерси, здесь было еще сравнительно пусто, но с течением времени сюда нахлынула масса приезжих, особенно французов. Когда мы сегодня утром справлялись в отеле «Европа», то к счастью оказалось, что как раз 60 французов собираются уезжать; пароходы же, нагруженные новой человеческой дрянью, еще не прибыли.
При отъезде из Лондона на вокзале Ватерлоо мы встретили Гарни, который отправлял свою жену на Джерси. К счастью, у нее был билет первого класса, тогда как мы взяли билеты второго класса. На пароходе мы опять встретились. Она, как и мы, не страдает морской болезнью, но вообще человек больной. По прибытии мы опять расстались, но получили от нее адрес ее брата, у которого она живет. После этого мы нанесли туда визит «соболезнования».
Эта женщина совершенно непрактична. Хотя она родом с Джерси, она не может дать никаких разъяснений, кроме тех, которые напечатаны в путеводителе. Добрая женщина, но не та особа, которая нужна людям, путешествующим для развлечения. Я здесь, наконец, стал снова хорошо спать, чего уже давно не было, но еще не совсем избавился от простуды, которую схватил из-за отвратительной погоды. Но при здешнем мягком климате простуда довольно быстро проходит. Тусси чувствует себя хорошо.
Два фермера из Дербишира, отец и сын, до сих пор сидели с нами в отеле «Трафальгар» за одним столом. Позавчера они на парусном судне совершили поездку в Сен-Мало и, после того как они в первый раз в своей жизни «побывали во Франции», они вернулись оттуда с несравненно большим уважением к самим себе. Отец даже наполовину согласился уже поехать с сыном к Средиземному морю, но он полагает, что там «слишком жарко». «Ни в коем случае, - поправил его сын, наиболее сведущий из них, - ни в коем случае, там теперь... зима!» И старик (впрочем, он еще в цветущем возрасте, этот пронырливый малый с настоящей деловой сметкой) поучал меня, что Сен-Мало находится на юго-западном берегу Франции. Зато оба хорошо осведомлены в области земледелия и других фермерских вопросах.
Тусси находит, что трудности купания не заслуживают упоминания; до сих пор она попеременно купалась то в бухте Сент-Брилед, то в бухте Сент-Хелиер, теперь купается попеременно то в последней, то в бухте Сент-Клемент.
Из письма моей жены я узнал, что Шорлемейер приехал инвалидом; надеюсь скоро получить лучшие вести о нем.
Со времени моего приезда сюда я не видел газет и вообще ничего не читал, кроме книги Карлтона «Зарисовки и рассказы из жизни ирландского крестьянства», том первый. Прочесть первый том было довольно трудно, второй я откладываю до лучших времен. Это отдельные рассказы, рисующие жизнь ирландских крестьян то с одной, то с другой стороны, написанные, следовательно, не так, чтобы проглотить их сразу. Именно поэтому это такая книга, которую необходимо приобрести, чтобы понемногу угощаться то одним, то другим блюдом.
Карлтон не является ни мастером стиля, ни мастером композиции, но оригинальность его заключается в правдивости его описаний. Будучи сыном ирландского крестьянина, он знает свой предмет лучше Леверов и Лаверов.
Сердечный привет от Тусси и от меня всем вам.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В СЕНТ-ХЕЛИЕР Истборн, 20 августа 1879 г.
53, Grand Parade Дорогой Мавр!
Возвращаю письма Гирша, прилагаю также письмо Либкнехта, которому я только что ответил. Я обратил его внимание на имеющиеся у него удивительные противоречия: «Гиршу ты пишешь, что за газетой стоит «партия плюс Хёхберг»; однако это означает (если вообще Хёхберг представляет собой плюс) его кошелек, ибо без этого он является отрицательной величиной. Теперь же ты пишешь мне, что Хёхберг не дал ни гроша. Пойми, кто может, - я же отказываюсь». Я написал ему также, что абсурдно говорить, будто Гирш «еще менее понял» письмо Бернштейна, так как письмо это не оставляло места для недоразумений: Бернштейн в нем прямо выступал уже в качестве руководителя редакции. Он, Либкнехт, думает, естественно, что все устроил наилучшим образом. Но Гирш имеет право смотреть на все собственными глазами, тем более что Либкнехт не дает ему материалов для ознакомления; если поэтому Гирш отклоняет предложение, то виноват в этом он, Либкнехт. «Что касается нас, то во всяком случае несомненно, что, если Гирш не примет предложения, мы очень и очень подумаем, что нам делать, и, разумеется, не попадемся на эту удочку, пока не узнаем, кто же представляет собой «партию», которая стоит за газетой». Ибо, сказал я ему, именно теперь, когда всякие гнилые и тщеславные элементы могут беспрепятственно лезть на передний план, пора, наконец, бросить политику затушевывания и примирения, а где нужно - не бояться даже ссоры и скандала. Партия, которая охотнее будет терпеть своевольное хозяйничанье в ней любого глупца, чем решится его публично дезавуировать, - такая партия не имеет будущего. Например, - дело с Кайзером.
Лафарги с понедельника здесь и остаются до послезавтра. Мы попытаемся удержать здесь Лауру еще на несколько дней. Она принесла нам весть, что катастрофа с Женни, как и предсказывал всякий, кроме нее и Лонге, действительно произошла в Рамсгете. В остальном там, по-видимому, все настолько благополучно, насколько этого можно ожидать.
Со вчерашнего дня у нас очень неустойчивая погода, что не очень-то благоприятно для Джоллимейера. Он недурно поправился, перестало лихорадить, к нему вернулся аппетит, боли стали слабее, но теперь наступил некоторый застой, улучшение идет не так быстро, но все же нет и ухудшения. Сегодня у нас была регата, и тут, конечно, дождь неизбежен. Так как вы живете несколько юго-западнее и ближе к Атлантическому океану, то боюсь, что вы получаете из первых рук погоду еще хуже.
Посылаю также полное растерянности письмо Бернштейна, на которое я еще не ответил.
Ты лучше сохрани пока что у себя все эти материалы, с Бернштейном нечего торопиться, а благородный «Jahrbuch» тоже может спокойно лежать в Лондоне, пока я не приеду.
Для Шорлеммера хорошо, что мы здесь остались и остаемся еще во всяком случае до 28- го, а что будет дальше, зависит от его состояния и, разумеется, также от погоды. По возможности проведем также несколько дней на острове Уайте и в окрестностях.
По пристани бегал сегодня взад и вперед, наподобие молодого негритянского уличного певца, старик Руге и продавал программу фейерверка.
Лафарг и Лаура шлют сердечный привет и надеются вместе с нами, что у вас все обстоит благополучно. Сердечный привет от меня и Пумпс тебе и Тусси.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В РАМСГЕТ Истборн, 25 августа 1879 г.
53, Grand Parade Дорогой Мавр!
Надеюсь, ты получил мое письмо, посланное в Сент-Хелиер, отель «Европа», вместе с письмом Либкнехта ко мне и письмом Гирша к тебе.
С тех пор Гирш был арестован в Париже и, после двухдневного заключения, вынужден был покинуть Францию; он в Лондоне и живет у Лесснера. Вчера я получил от него целый пакет очень интересной корреспонденции по поводу дела о газете. Он, по моему мнению, действовал совершенно правильно. (Мой адрес он знал, так как я отправил ему некоторые выдержки из посланного тебе письма Либкнехта, выпустив все оскорбительное.)
Только что я получил: 1) письмо от Хёхберга из Схевенингена и 2) письмо от Бебеля; оба пытаются привлечь нас к сотрудничеству. С ответом торопиться нечего, ибо приглашенный вместо Гирша редактор Фольмар должен еще три недели отсидеть в тюрьме! Так великолепно все начинается.
Я бы послал тебе всю эту музыку, если бы был уверен в правильности твоего адреса. Твоя жена указывает 62 Plains of Waterloo, а Лаура утверждает, будто 71. Как только узнаю точно, где ты, - я все тебе пошлю. Все эти люди снова сами создали между собой безнадежную путаницу. Либкнехт, Бебель, Фирек, Хёхберг, Шрамм, Бернштейн - каждый пишет что-нибудь иное, все полно неясностей и противоречий, так что для нас остается только выжидать. Вся эта история, во всяком случае, не должна нарушать нашего отдыха.
Я сейчас же написал Гиршу, что в этот четверг снова буду в Лондоне.
От Лафаргов ты тем временем, вероятно, уже узнал, что они были здесь. К сожалению, погода была не очень благоприятна.
Как здоровье Женни? По последним сообщениям твоей жены, она чувствует себя хорошо, как и следовало ожидать. Надеюсь, что это состояние не изменилось. Передай ей от меня сердечный привет и поздравь ее со здоровым мальчиком. Надеюсь, что ты продолжаешь хорошо спать, и благодаря этому устраняется главная причина, мешающая твоему хорошему самочувствию. Надеюсь, рамсгетская погода пошла впрок также твоей жене. Джоллимейеру значительно лучше. Однако неустойчивая погода еще упорно напоминает ему, что мускулы и суставы у него пока не совсем в порядке. Пумпс чувствует себя хорошо. Мне морские купанья по обыкновению пошли на пользу. Думаю, что порядочно растолстею.
Если ты не будешь писать завтра, то пиши уж лучше в Лондон. Почтовые порядки здесь допотопны. Письмо, отправленное в среду, вполне могло бы прийти только после нашего отъезда.
Сердечный привет всем. Позаботься же, чтобы Женни не думала о преждевременном возвращении домой. Как долго ты еще останешься там?
Твой Ф. Э.
Знаешь ли ты адрес Ковалевского в Лондоне или я могу узнать его у Тусси? ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ИСТБОРН Рамсгет, 25 августа 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Фред!
Мое письмо с Джерси и твое из Истборна, очевидно, разошлись.
Как только мы получили по телеграфу известие о катастрофе в Рамсгете, мы на следующий день, в прошлую среду, рано утром отправились в Лондон. Мне было очень жаль преждевременно обрывать пребывание Тусси на Джерси, но я знал, что по многим причинам мое присутствие в Рамсгете стало необходимым. В четверг я прибыл туда при громе, молнии и проливном дожде. В пятницу была хорошая погода, в субботу с утра до вечера лило как из ведра, вчера опять была хорошая погода, на сегодня перспектива не ясна. Даже здесь много евреев и блох.
Самое важное: Женничка благополучно перенесла девять критических дней и, учитывая данные обстоятельства, чувствует себя недурно. Она пока сама кормит ребенка, было бы очень желательно, чтобы это было возможно и дальше. Моя жена, хотя и медленно, но все же поправляется.
Голова у меня все еще не в порядке. Я заглянул вчера для пробы в кое-какие математические тетради, которые я захватил с собой, но должен был очень скоро оставить это преждевременное занятие, хотя это было для меня только пробой.
В море я не купался и не купаюсь, но принимаю теплые ванны из морской воды. Дело в том, что, вследствие отвратительной погоды во время нашего приезда на Джерси, усилилась моя болезнь горла и вдобавок временами стала появляться зубная боль; то и другое еще не совсем прошло, хотя и стало значительно легче: лишь иногда чувствую, что эти боли еще подкарауливают меня.
Гирш в Лондоне; он оставил у меня визитную карточку, но я не мог его посетить (он живет у Лесснера) ввиду своего внезапного отъезда из Лондона. Прилагаемое письмо Кауба даст тебе картину в высшей степени своеобразных обстоятельств повторной высылки Гирша из Парижа.
Надеюсь, что со здоровьем Шоллимейера идет на лад. Сердечный привет ему и Пумпс, которой Джонни тоже шлет особый поклон.
Читал ли ты вступительную речь Олмена или как его там зовут? Я бы тоже сумел состряпать такую речь, хотя и не являюсь ученым специалистом.
Прощай, старина.
Твой Мавр
Глава Массачусетского бюро статистики труда Райт прислал мне все отчеты с 1874 по 1879 г. (следовательно, он ничего не знает о предшествовавших посылках Гарни) вместе со сводом массачусетской переписи и вместе с тем сообщил мне письменно, что «будет рад посылать и в дальнейшем свои издания тотчас же после их выхода в свет».
Подобные «проявления вежливости» исходят лишь из России и Соединенных Штатов.
Мой старый патрон Дана заходил в прошлую пятницу на Мейтленд-парк. Тусси прислала мне его визитную карточку. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В РАМСГЕТ Истборн, 26 августа 1879 г.
Дорогой Мавр!
Наконец, получил твое письмо и вместе с ним точный адрес, которым пользуюсь, чтобы послать тебе всю ерунду по поводу партийного органа. Так как из-за Гирша я не мог отложить ответ Хёхбергу, то я написал ему несколько прилагаемых при сем строк, которые его тоже не очень обрадуют.
Из письма Бебеля ты видишь, что оно содержит совершенно те же аргументы, какие приводит в своем последнем письме Либкнехт. Отсюда следует, что Либкнехт не показал ему мое последнее письмо, хотя я ему определенно поручил это сделать. После того как ты отошлешь мне обратно в Лондон весь этот хлам, я думаю: 1) предложить Бебелю, чтобы он потребовал показать ему это письмо, тогда он увидит, что на все эти разговоры уже был дан ответ; 2) сопоставить ему все противоречил в различных письмах, написанных К. Гиршу, чтобы он видел, какое свинство они опять устроили благодаря своему деликатничанью. Если это будет сделано надлежащим образом, то, я думаю, именно Бебель сумеет это использовать дальше. Я, разумеется, предварительно пошлю для отзыва это письмо как тебе, так и Гиршу, cujus res agitur (о деле которого идёт речь).
Мы все были рады слышать, что Женни чувствует себя хорошо. Вполне согласен с тобой, что она, если только возможно, должна продолжать сама кормить ребенка, отказаться от школы и сбросить с себя, наконец, бремя хлопот с нянями и прислугой, которых приходилось до сих пор держать лишь из-за ее постоянного отсутствия из дому. Ты и твоя жена должны оставаться возможно дольше на взморье, вам обоим необходимо многое наверстать, и вы не должны возвращаться до тех пор, пока твоя голова и органы пищеварения твоей жены не соизволят снова начать работать нормально. Теперь ведь нет больше никакого основания торопиться, да и погода постепенно становится если и не великолепной и устойчивой, то все же более приличноизменчивой, чем она была еще недавно. У вас, как видно, погода такая же, как и здесь.
Джоллимейер совсем поправился бы, если бы с неделю светило солнце.
Надеюсь увидеть и Тусси поправившейся благодаря морским купаниям. Если бы ты только нам написал, то она могла бы в субботу приехать сюда и до послезавтра здесь купаться!
Но вышло так, что я лишь в воскресенье утром узнал от Лафаргов, что ты находишься в Рамсгете, а вовсе не с ней.
Впрочем, я пока совсем недоволен своими тремя неделями морского купания и вынашиваю еще всяческие планы, если Джоллимейер, которому Лондон, вероятно, больше поможет, чем море, снова станет на ноги. Что ты думаешь о том, чтобы нам троим недели через две - две с половиной, если позволит погода, освободиться на одну-две недели от представительниц вечно женственного и отправиться куда-нибудь на положении холостяков?
Сердечный привет от всех всем. Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ИСТБОРН Рамсгет, 27 августа 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Фред!
Наши письма постоянно расходятся. Ты, вероятно, получил мое (отправленное в этот понедельник); твое - от 25 августа - вместе с приложениями пришло своевременно.
Я пишу лишь несколько строк, так как моей жене придется быть как раз поблизости от почтамта, и таким образом ты получишь это извещение о получении твоего письма еще до своего отъезда.
Чтобы развлечь тебя, Джоллимейера и Пумпс, прилагаю письмо Тусси моей жене. Верни его, пожалуйста, сразу по прочтении. Женничка хорошо поправляется, но не должна еще выходить из своей комнаты до понедельника, а потом останется у нас по крайней мере еще неделю, так как Лонге возвращается в Лондон раньше.
Погода ухудшается изо дня в день; все же несколько часов в день бывают сносные, а морской воздух приятен даже при ливне.
Либкнехт заслуживает той же клички «осел», которую он со своей обычной мужицкой вежливостью хотел бы приклеить Гиршу, как он это делает, когда бывает «застигнут» на месте преступления.
Сердечный привет всем.
Твой Мавр Адрес Ковалевского: 42, Gower Street. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН [Рамсгет], 28 августа 1879 г.
Дорогой Фред!
Прилагаю письмо почтенного Моста, которое я только что получил от Тусси. Ты должен срочно известить меня, какой ответ ты считаешь наиболее подходящим. Мост, очевидно, хочет иметь что-нибудь, чем он мог бы, со своей стороны, «злоупотребить»; с другой стороны, г-н Любек действует по наущению г-на Бернштейна.
Сегодня прекрасное утро; продержится ли такая погода весь день, - это другой вопрос.
Привет. Твой Мавр
Верни, пожалуйста, письмо Моста.
Вчера вечером дождь прекратился. Мы взяли Джонни с собой на пляж. Кто-то из публики сказал: «Этот маленький мальчик выглядит как принц». Джонни гневно обернулся и отпарировал: «Я выгляжу как маленький Джоллимейер!».
Из письма, полученного из дома Лафаргов, я вижу, что другому Мейеру - не Джоллимейеру - снова устроили у Лафаргов сцену. Бедняга! ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
15:40 13.06.2015
МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 3 сентября 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Энгельс!
Так как Мейер (Р.) сообщил мне о своем намерении посетить меня и одновременно же, с другой стороны, писал мне, чтобы я его поставил в известность, то есть телеграфировал ему: «не приезжайте», если я чем-нибудь занят, - то я, во-первых, телеграфировал ему в «отрицательном» смысле, во-вторых же, вслед за телеграммой послал ему письмо того содержания, что вследствие плохого состояния здоровья г-жи Маркс у меня «в данное время» нет ни одной свободной минуты. Сообщаю тебе это для того, чтобы ты в случае, если он заговорит об этом, знал, в чем дело. Моя жена в самом деле поправляется очень медленно и поэтому отнюдь не жаждет видеть здесь Мейера.
Женничка сегодня в первый раз совершила пятнадцатиминутную прогулку пешком; она хорошо поправляется.
Как здоровье Джолли?
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 9 сентября 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Фред!
В силу различных обстоятельств деньги заметно подходят к концу, а я бы желал остаться здесь еще на одну неделю, несмотря на то, что, начиная с воскресенья, с вечера, погода постоянно меняется.
Подробности о нашем здесь пребывании, которое мне особенно пошло впрок, ты узнаешь от Лафаргов.
Прилагаю письмо от Зорге. Так как у меня нет здесь адреса Беккера, а ты все равно с ним переписываешься, то напиши ему, пожалуйста, чтобы он прислал мне образец доверенности.
Как здоровье Джоллимейера?
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В РАМСГЕТ Лондон, 9 сентября 1879 г.
Дорогой Мавр!
При сем кое-что от Либкнехта вместе с приложениями, из которых нельзя почерпнуть много нового, почему я и не торопился посылать их тебе. Из вполне понятных соображений я ничего не сообщил Гиршу обо всей этой посылке: лучше избегать бесполезных дрязг.
Хёхберг написал из Схевенингена Гиршу с целью получить от него нечто вроде приглашения сюда и гарантировать себе хороший прием, на что Гирш даже не ответил. На последующую открытку Хёхберга Гирш ответил тоже открыткой. Написал, что ты еще не вернулся, а сам он, Гирш, тоже собирается отправиться на берег моря. Таким образом, надо думать, этот человек оставит нас в покое.
Между тем было бы хорошо, если бы ты отослал мне обратно материалы. Надо же, наконец, мне ответить Бебелю, во-первых, из-за Гирша, который хотел бы, чтобы его отношения с Бебелем были выяснены, и проявляет поэтому некоторое нетерпение, и, во-вторых, потому, что «Jahrbuch», который привез тебе Ковалевский, к счастью позволяет нам просто и определенно указать этим людям причины, почему мы абсолютно не можем сотрудничать в органе, в котором Хёхберг будет пользоваться хотя бы малейшим влиянием. Я имею в виду статьи: 1) «Ретроспективный обзор социалистического движения в Германии» за подписью (Хёхберг и, вероятно, Бернштейн и Любек); 2) Критические заметки за подписью К. Л. (Любек), в особенности конец рецензии на брошюру Кона «Что такое социализм»; 3) Отчет из Германии № 1 за подписью М. Ш. (Макс Шлезингер из Бреславля)
Хёхберг прямо заявляет, что немцы сделали ошибку, превратив социалистическое движение в чисто рабочее движение, и ненужным провоцированием буржуазии сами навлекли на себя закон против социалистов! Движением должны-де руководить буржуазные и образованные элементы, оно должно носить исключительно мирный, реформистский характер и т. д. Ты можешь себе представить, с каким наслаждением набрасывается Мост на эти пошлости и выставляет себя опять истинным представителем немецкого движения.
И наконец, я думаю, ты тоже согласишься, что после этой истории нам лучше всего будет точно определить нашу точку зрения, по крайней мере по отношению к лейпцигцам. Если новый партийный орган будет плясать под дудку Хёхберга, тогда мы, возможно, будем вынуждены сделать это и публично.
Когда ты пришлешь мне материалы (еще один экземпляр «Jahrbuch» у меня здесь есть), я набросаю письмо Бебелю и пошлю тебе; из-за этих пустяков тебе, конечно, незачем прерывать свой отдых. Но скоро надо будет что-нибудь предпринять, а то Гирш опять начнет писать во все концы частные письма и придаст всему делу слишком личный характер.
С тех пор как русская дипломатия при осуществлении своих целей вынуждена считаться с внутренними русскими событиями, она терпит неудачи. В тот самый момент, когда ее нигилисты и панслависты разбивают вдребезги союз с Германией, так что его можно залатать лишь ненадолго и то только для видимости, в этот самый момент ее афганские агенты толкают Англию, в случае войны с Германией, в объятия Бисмарка. Я уверен, что Бисмарк всеми силами стремится вызвать войну с Россией. В союзе с Австрией и Англией он может уже решиться на это; Англия обеспечивает ему нейтралитет Дании, вероятно Италии, может быть даже Франции. Но было бы лучше, если бы в самой России дело пошло быстрее к кризису и возможность войны была бы устранена внутренним переворотом. Положение становится слишком благоприятным для Бисмарка. Одновременная война с Россией и Францией стала бы борьбой за национальное существование, и шовинизм, который вспыхнул бы при этом, на целые годы задушил бы наше движение. При этом, если бы присоединилась Англия, шансы были бы весьма благоприятны для Бисмарка: продолжительная упорная борьба, но три шанса против двух, что окончательный исход был бы такой же, как в Семилетней войне.
Сэм Мур пишет, что продажа имения в общем прошла хорошо. Большая часть продана по цене, составляющей тридцатидевятисорокакратную сумму совокупной ренты. Не продана лишь земля, занятая болотами и лесом, которую они оценивают, включая сюда и стоимость лесных насаждений, в 11600 фунтов стерлингов. Эту часть имения они считают возможным оставить в своих руках до тех пор, пока не поправятся дела в Шеффилде, надеясь, что тогда они получат еще лучшую цену.
Что сталось с Лафаргами? С тех пор как Пумпс была там в пятницу на прошлой неделе, от Поля - ни звука.
Джоллимейер все еще пробует всякие средства против своего ревматизма, который не проходит. Гумперт посоветовал ему поехать в Бакстон, и он сказал вчера, что, если вскоре не наступит улучшения, он в конце этой недели отправится туда. Он, Пумпс и я шлем вам всем сердечный привет и надеемся, что жизнь на взморье вам идет впрок. Какие у тебя планы насчет возвращения? Оставайся, пока только можно. А когда вернешься, то я-то уж знаю, каково здесь бывает при непостоянной погоде. Тут уже ничего не поделаешь.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН Рамсгет, 10 сентября 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Фред!
Вчера я получил от Ковалевского несколько строк. Он сообщает, что получил из России письмо, делающее необходимым его немедленное возвращение на родину. «Jahrbuch» он мне не прислал.
Лаура провела неделю у нас. Поль в течение нескольких дней наезжал и позавчера вернулся вместе с ней в Лондон. Впрочем, Лаура известила Пумпсию о своем отъезде.
Жена моя поправляется все еще очень медленно; я отдохнул очень хорошо. Здешний воздух мне чрезвычайно полезен. Кроме того, Лаура заставляла меня беспрестанно двигаться.
Прилагаю полученные сегодня от тебя письма (другие посылаю одновременно, но в другом конверте). У Либкнехта нет твердого мнения. Письма доказывают как раз то, что они должны опровергнуть, а именно подтверждают наше первоначальное мнение, что дело испорчено в Лейпциге, тогда как цюрихцы поступали соответственно поставленным им условиям. Впрочем, их ужас по поводу нападения столь безобидного в общем еженедельника «Laterne» на проходимца Кайзера показывает яснее, чем все остальное, какого калибра эти люди. Шрамм, при всей своей деловитости, всегда был филистером. Лейпцигцы, со своей стороны, уже так «опарламентарились», что публичная критика кого-либо из их клики в рейхстаге представляется им оскорблением величества.
Я вполне разделяю твое мнение, что нельзя больше терять времени. Нужно резко и не стесняясь высказать наше мнение насчет вздора в «Jahrbuch», то есть pro nunc (пока что) надо «преподнести» лейпцигцам все черным по белому. Если они таким же образом будут поступать со своим «партийным органом», мы должны будем дезавуировать их публично. В подобных вещах надо отказаться от всякого деликатничанья.
Мосту я не ответил и не стану ему отвечать; как только вернусь в Лондон, пошлю ему приглашение явиться лично. При свидании ты должен будешь присутствовать.
Что характернее всего для Бисмарка, так это то, каким образом он втянулся во враждебное отношение к России. Он хотел сместить Горчакова и посадить на его место Шувалова. А так как это ему не удалось, то из этого само собой получилось: вот кто враг! И я не сомневаюсь также, что Бухер не упустил случая разжечь раздражение своего хозяина. «Всегда возвращаются к ней, к первой любви своей» ( Слова популярного романса из третьего действия оперы Н. Изуара на либретто Ш. Г. Этьенна «Жоконда»). Для нашего движения и для Европы вообще нет ничего более вредного, чем осуществление плана Бисмарка. Пока жив старый Вильгельм, это все же не так легко осуществить; не исключено, однако, что Бисмарк сам станет жертвой той реакции, которую он ввел своим законом против социалистов. А пока черная точка на Востоке служит ему уже свою службу: он снова стал «необходимым человеком», и либералы полны теперь «патриотического» чувства и готовности лизать ему зад. На ближайшей сессии рейхстага железный военный бюджет будет не только возобновлен, но, возможно, будет сделан «постоянным», как этого хотел первоначально Вильгельм. Тайна успехов русской дипломатии за границей заключалась в гробовой тишине у себя в России. С возникновением движения внутри самой страны это волшебство рассеялось. Последней ее победой был Парижский договор 1856 года. С тех пор делались только ошибки.
Надеюсь,что здоровье бедного Шоллимейера улучшается. Передай ему сердечный привет от меня.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В РАМСГЕТ Лондон, 11 сентября 1879 г.
Дорогой Мавр!
Письма получил. Гирш, который вчера встретился у меня с Лафаргами и с Генри Юта, принесет мне отданные ему раньше материалы, и тогда я сейчас же возьмусь за работу.
Лаура и Поль, то есть собственно последний, известили нас о своем намерении приехать к нам в ближайшее воскресенье вечером. Как нам это ни приятно, все же придется обдумать это дело из-за Тусси. Она, с тех пор как мы вернулись, обедала у нас по воскресным дням, и я, разумеется, приглашу ее к себе и на ближайшее воскресенье. Так как Поль сказал, что Лонге возвратятся на этой неделе, то я собирался пойти завтра или послезавтра к Женни и попросить ее вывести меня из затруднительного положения, взяв Тусси на вечер к себе. Однако перед уходом Лаура сказала, что Женни вернется только в субботу, и таким образом мне остается лишь уладить дело таким путем. Если это можно устроить, то извести меня немедленно, если же нет, то необходимо найти какой-нибудь другой выход. Лафарги никогда не приезжают раньше 7 часов.
Сердечный привет. За последние три дня Джоллимейеру стало значительно лучше; ему, по-видимому, не понадобится ехать в Бакстон.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН [Рамсгет], 11 сентября 1879 г.
62, Plains of Waterloo Дорогой Фред!
Письмо вместе с вложением с благодарностью получил.
Семья Лонге в субботу (ближайшую) «махнет», как выражается Лесснер, в Лондон.
Женничка чувствует себя сравнительно хорошо, хотя все еще страдает немного астмой, однако она - упрямая как Лупус - намеревается сочетать кормление ребенка с работой в школе.
Вчера, к моему великому изумлению, предо мной на пляже неожиданно выросла фигура Мейера. К моему успокоению, он мне немедленно заявил, что он поселился на один день в Маргете, через несколько часов снова уезжает, желает лишь справиться о здоровье «милостивой государыни» и т. д. Я провозился с ним некоторое время, а затем передал Лонге для препровождения его обратно. Он (Мейер) отправляется в Эдинбург на конгресс тред-юнионов. Я доволен, что этот «кризис» так быстро миновал. Этого молодца непреодолимо влекло в Рамсгет. Между прочим, он рассказал Лонге, что его болезнь печени значительно ухудшилась, так что он не может теперь «потреблять спиртного» в обычном для него количестве без вреда для головы. Это, пожалуй, объясняет его последние приключения на Мейтленд-парк и т. д.
Здесь теперь наполовину хорошая, наполовину плохая погода, но преобладает последняя.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЭНГЕЛЬСУ В ЛОНДОН [Рамсгет], 14 сентября 1879 г.188
Дорогой Фред!
Скажи Тусси, что она приглашена к Женни на воскресенье в два часа пополудни к обеду, с тем чтобы быть представленной Эдгару «Марселю» Лонге, который сегодня зарегистрирован в Рамсгете в качестве английского гражданина.
Дело в том, что Женничка вместе со свитой уезжает завтра в Лондон, с ней едет также и Елена, чтобы помочь ей.
Чек можно будет реализовать в понедельник.
Я нашел еще одно письмо Гирша ко мне, относящееся к материалам этого дела189. Прилагаю его.
Привет.
Твой Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, около 8 октября 1879 г.]
Дорогой Энгельс!
Маркс говорил мне в воскресенье, что, возможно, Вы будете столь добры просмотреть статью Блинда в «Fraser`s Magazine» и дать мне несколько замечаний о ней. Если Вы намерены это сделать, то будьте добры сообщить мне, должен ли я зайти к Вам за ними и когда, или Вы пошлете их мне сюда по почте? Мне нечего говорить, как Вы меня обяжете этим.
Преданный Вам М. М. Барри Р. S. В случае если Маркс забыл сказать Вам об этом, я должен предупредить, что мне предоставлена carte blanche (полная свобода действий, полная возможность) бить, не жалея.
М. М. Б. [На оборотной стороне письма Барри приписка Энгельса]
Разве ты не отослал благородному Барри заметки, вложенные мной в номер «Fraser`s Magazine»? Я вложил их в присутствии Пумпс, и притом так, что их можно было заметить снаружи. Если нет, то пошли их ему.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - МАРКСУ В ЛОНДОН Бридлингтон Ки, 13 сентября 1880 г.
7, Burlington Place Дорогой Мавр!
Прилагаемое получено от Л. Пишу ему, что если в течение ближайших дней я не сообщу ему о противном, то мы со следующего воскресенья, 19 сентября, снова будем в Лондоне и будем их (его и Б.) ждать. Поэтому, если бы с твоей стороны встретились препятствия, то будь добр сообщить мне об этом.
Па почтовую открытку, посланную отсюда в Рамсгет по твоему адресу 29 августа, я ответа не получил; вероятно, она даже не дошла. Лафарг написал мне вчера, будто ты сегодня возвращаешься в Лондон.
Мы возвращаемся в конце этой недели. С позавчерашнего дня здесь дождливая погода. До этого времени погода была великолепная.
Надеюсь, что твоей жене лучше.
Сердечный привет всем вам, также от Мура и Бёйста.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
20:45 13.06.2015
МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ЛЕЙПЦИГ [Лондон], 7 января 1875 г.
Дорогой Либкнехт!
С Новым годом!
Завтра или послезавтра я вышлю тебе послесловие и список опечаток.
За недостатком времени я объяснений слов по большей части не читал. Одно только бросилось мне в глаза: «Fleurs de lys» (лилии), о которых идет речь в связи с Флёри, - так называлось клеймо, которым во Франции при старом режиме клеймили тяжких преступников.
Статья о банках никуда не годится. Кирхмановской ерунды тоже не следовало бы помещать в «Volksstaat».
Сердечный привет всей твоей семье.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ЛЕЙПЦИГ [Лондон], 9 января 1875 г.
Дорогой Лайбрери!
Прилагаю послесловие и список опечаток; ты должен дополнить его опечатками, которые я отметил на том оттиске, где нет нумерации страниц; посылаю его тебе бандеролью. В дальнейшем первое условие в таких случаях: чтобы мне доставлялись оттиски до печатания в «Volksstaat». Прокорректируй тщательно послесловие. У твоего Рёрига милое представление о досуге, которым я располагаю. В самом деле, он требует, чтобы я написал ему работу об охотничьем праве, существующем вне Германии. Будь у меня время, я не имел бы ничего против. Но мне и без того мало двенадцати часов в день.
Сердечный привет жене и детям от твоего Мавра ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Лондон, 20 января 1875 г.
Дорогой друг!
Извините, что задержал свой ответ. Я был очень перегружен работой, так как только сегодня покончил с переводом (французским) еще не вышедших выпусков «Капитала». Как только выйдет в свет вся книга, я пошлю ее Вам; я многое в ней изменил и многое добавил, особенно в последних частях французского издания.
Ваша посылка с фазанами и печенкой пришла своевременно и была встречена здесь с подлинным энтузиазмом.
Берлинской газеты, о которой Вы мне пишете, я не знаю; но возможно, что без моего ведома ей посылал свои корреспонденции один из моих здешних учеников.
У меня к Вам еще одна просьба. Врачи запрещают мне курить без мундштука. Поэтому я хотел бы получить для себя и моих здешних друзей 200 штук мундштуков, которые я видел в Карлсбаде и которые после каждой выкуренной сигары можно выбрасывать, если они больше не нужны; здесь таких нет. Но, заметьте, - это коммерческое поручение; если Вы его исполните, то должны сообщить мне потраченную сумму, так как в противном случае мне было бы неудобно обращаться к Вам с подобными просьбами.
Моя дочь шлет Вам самый сердечный привет. Она переписывается с женой и дочерью Кугельмана, от которых недавно получила письма.
Когда Вы мне будете в ближайшее время писать, сообщите, пожалуйста, подробности о положении дел в Богемии.
Я с радостью думаю о том времени, когда увижу Вас здесь.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МОРИСУ ЛАШАТРУ В БРЮССЕЛЬ Лондон, 30 января 1875 г.
Дорогой гражданин!
Сегодня я послал в Париж конец рукописи, за исключением послесловия, а также оглавления и списка опечаток, которые могут быть составлены лишь тогда, когда у меня будут пока еще не опубликованные выпуски.
Согласен с Вами, что лучше опубликовать последние выпуски вместе, но это еще не является основанием для того, чтобы г-н Лаюр приостановил печатание, как он это сделал уже три месяца тому назад. (Он даже не отослал еще корректурных листов 34-го и 35-го выпусков.) Я слишком завален другими работами - мой немецкий издатель, так же как и русский, шлет мне письмо за письмом, чтобы я начал окончательную редакцию второго тома. Поэтому, если г-н Лаюр, вместо того чтобы печатать и присылать мне корректурные листы по мере напечатания, будет упорно оттягивать дело, то он один понесет ответственность за новую отсрочку и перерывы, которые могут возникнуть в результате этого. Не желая более писать этому господину, прошу Вас передать ему Ваши распоряжения.
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЖЮСТУ ВЕРНУЙЕ В ПАРИЖ [Лондон, 3 февраля 1875 г.]
... Господа бонапартисты, по-видимому, в конце концов запугали орлеанистов, которые состряпают вам теперь на скорую руку республику на свой манер. Но я полагаю, что когда эта последняя будет создана, она расстроит также и интриги орлеанистов, положит конец помещичьему режиму и потихоньку будет делать свое дело... ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 11 февраля 1875 г.
Дорогой друг!
Посылаю Вам сегодня немецкое издание в виде целого тома (отдельных выпусков у меня больше нет) и шесть первых выпусков французского издания. В последнем много изменений и добавлений (см., например, выпуск 6-й, стр. 222, - против Дж. Ст. Милля, - яркий пример того, как буржуазные экономисты даже с самыми лучшими намерениями инстинктивно идут по ложному пути даже в тот момент, когда кажется, что они вот-вот овладеют истиной). Но самые важные изменения, содержащиеся во французском издании, находятся в еще не опубликованных частях, а именно в главах о накоплении.
Искренне благодарен Вам за издания, которые Вы мне прислали. Что меня более всего заинтересовало, так это статьи «Что делается на родине». Если бы у меня было время, я сделал бы из них извлечения для «Volksstaat». «Не наши» - славный народ. Я подозреваю, что наш друг Лопатин имеет некоторое отношение к этой статье.
Мне послали целый пакет книг и официальных изданий из С.-Петербурга, но он был украден, вероятно, русским правительством. Там, между прочим, были доклады: «Комиссия по сельскому хозяйству и сельской производительности в России» и «По податному вопросу» - вещи, абсолютно необходимые для той главы второго тома, в которой я исследую земельную собственность и т. д. в России.
Мое здоровье значительно улучшилось после пребывания в Карлсбаде, но я вынужден еще сильно ограничивать свой рабочий день, а кроме того, вернувшись в Лондон, я простудился и это не перестает меня донимать.
Зайду к Вам, когда погода станет лучше.
Ваш Карл Маркс
«Отвечено 16 марта 1875 года. Предложено 1000 талеров, как только они будут у меня наличными; на тех же условиях, что и остальные вкладчики; однако оставляю за собой право принять окончательное решение после съезда, так что я ничем не буду связан в случае, если этот последний примет преимущественно лассальянскую программу и выберет преимущественно лассальянское руководство». ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ГЕРМАНУ РАММУ В ЛЕЙПЦИГ [Запись содержания] [Лондон, 18 марта 1875 г.]
Отвечено 18 марта. Возможно, 1000 талеров от меня, но зависит от обстоятельств, над которыми я не имею никакого контроля. Вернусь к этому при первой возможности.
ЭНГЕЛЬС - АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЦВИККАУ Лондон, 18-28 марта 1875 г.
Дорогой Бебель!
Получил Ваше письмо от 23 февраля и радуюсь, что Вы так хорошо себя чувствуете.
Вы спрашиваете меня, каково наше мнение по поводу истории с объединением? К сожалению, мы оказались в том же положении, что и Вы. Ни Либкнехт, ни кто-либо другой нам ничего не сообщал; поэтому и мы знаем не больше того, что есть в газетах, а в них ничего не писали, пока дней восемь тому назад не появился проект программы. Проект этот, конечно, поверг нас в немалое изумление.
Наша партия так часто протягивала лассальянцам руку, предлагая примирение или, по крайней мере, хотя бы сотрудничество, и так часто встречала наглый отказ со стороны Газенклеверов, Гассельманов и Тёльке, что даже ребенок должен был бы отсюда сделать такой вывод: раз эти господа теперь сами приходят с предложением примирения, значит они находятся в дьявольски затруднительном положении. Но, имея в виду хорошо известный характер этих людей, мы обязаны использовать их затруднительное положение и выговорить себе все возможные гарантии, чтобы эти господа за счет нашей партии не укрепили вновь в глазах рабочих свои поколебленные позиции. Их следовало встретить как можно более холодно и недоверчиво, обусловить объединение степенью их готовности отказаться от своих сектантских лозунгов и от своей «государственной помощи» и принять в основном эйзенахскую программу 1869 г. или же ее исправленное издание, приноровленное к настоящему моменту. Нашей партии абсолютно нечему учиться у лассальянцев в теоретическом отношении, то есть в том, что для программы имеет решающее значение; лассальянцы же могли бы, конечно, поучиться у нашей партии. Первое условие объединения должно было заключаться в том, чтобы они перестали быть сектантами, лассальянцами, - следовательно, чтобы они прежде всего отказались от всеисцеляющего знахарского средства государственной помощи или хотя бы признали ее подчиненной переходной мерой наряду со многими другими возможными мерами. Проект программы доказывает, что наши люди, будучи в теоретическом отношении во сто раз выше лассальянских лидеров, оказались во столько же раз ниже их в смысле политической ловкости; «честных» и на этот раз жестоко околпачили нечестные.
Во-первых, принята напыщенная, но исторически ложная лассалевская фраза о том, что по отношению к рабочему классу все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу. Это положение верно только в отдельных исключительных случаях, например во время такой пролетарской революции, какой была Коммуна, или в такой стране, где не только буржуазия создала государство и общество по своему образу и подобию, но вслед за ней и демократическая мелкая буржуазия уже довела это преобразование до крайних его последствий. Если бы, например, в Германии демократическая мелкая буржуазия принадлежала к этой реакционной массе, то как могла бы Социал-демократическая рабочая партия годами идти рука об руку с ней, с Народной партией? Как мог бы «Volksstaat» черпать почти все свое политическое содержание из мелкобуржуазно-демократической «Frankfurter Zeitung»? И как было бы возможно включить в эту самую программу целых семь требований, прямо и буквально совпадающих с программой Народной партии и мелкобуржуазной демократии? Я имею в виду семь политических требований: 1-5 и 1-2, среди которых нет ни одного, не являющегося буржуазно-демократическим.
Во-вторых, принцип интернациональности рабочего движения практически для настоящего времени совершенно отбрасывается, и отбрасывается людьми, которые целых пять лет и при труднейших обстоятельствах проводили этот принцип самым блестящим образом.. Германские рабочие оказались в авангарде европейского движения главным образом благодаря своему подлинно интернационалистскому поведению во время войны; никакой другой пролетариат не мог бы держать себя так хорошо. И вот теперь им предлагают отречься от этого принципа, отречься в тот самый момент, когда за границей рабочие повсюду начинают подчеркивать его в той же мере, в какой правительства стремятся подавить всякую попытку осуществить этот принцип в рамках какой-либо организации! Что же остается в конце концов от интернационализма рабочего движения? Только слабая надежда - и не на сотрудничество европейских рабочих в дальнейшем, в борьбе за свое освобождение, нет, - а на будущее «международное братство народов», на «Соединенные Штаты Европы» господ буржуа из Лиги мира!
Конечно, не было надобности говорить об Интернационале как таковом. Но нужно было по меньшей мере не сделать ни шагу назад от программы 1869 г. и сказать примерно так: хотя германская рабочая партия действует прежде всего внутри положенных ей государственных границ (она не имеет права говорить от имени европейского пролетариата и, в особенности, говорить что-либо ложное), тем не менее она сознает свою солидарность с рабочими всех стран и всегда готова будет выполнять и впредь, как выполняла до сих пор, вытекающие из этой солидарности обязательства. Подобные обязательства существуют и без того, чтобы провозглашать себя или считать себя частью Интернационала; к ним относятся, например, помощь и недопущение штрейкбрехерства во время стачек, забота о том, чтобы германские рабочие были осведомлены партийными органами о движении за границей, агитация против угрожающих или разражающихся династических войн, во время таких войн - тактика, подобная той, какая была образцово проведена в 1870 и 1871 гг., и тому подобное.
В-третьих, наши позволили навязать себе лассалевский «железный закон заработной платы», основанный на совершенно устаревшем экономическом воззрении, будто рабочий получает в среднем лишь минимум заработной платы, и именно потому, что, согласно мальтузианской теории народонаселения, всегда имеется избыток рабочих (такова была аргументация Лассаля). Однако Маркс в «Капитале» подробно доказал, что законы, регулирующие заработную плату, весьма сложны, что в зависимости от условий получает перевес то тот, то другой из них, что они, таким образом, отнюдь не железные, а, напротив, очень эластичные и что вообще этот вопрос нельзя решить в двух-трех словах, как воображал Лассаль. Мальтузианское обоснование закона, списанного Лассалем у Мальтуса и Рикардо (с извращением последнего), как оно, например, цитируется на стр. 5 «Книги для чтения рабочих» из другой брошюры Лассаля, подробно опровергнуто Марксом в отделе о «процессе накопления капитала». Приняв лассалевский «железный закон», признали, следовательно, ложное положение и его ложное обоснование.
В-четвертых, программа выдвигает в качестве единственного социального требования лассалевскую государственную помощь в самом неприкрытом виде, в каком Лассаль ее украл у Бюше. И это после того, как Бракке очень хорошо вскрыл всю никчемность этого требования, после того, как почти все, если не все, ораторы нашей партии вынуждены были в борьбе с лассальянцами выступить против этой «государственной помощи»! Большего унижения для нашей партии нельзя себе представить. Интернационализм, низведенный до уровня Аманда Гёгга, социализм, опустившийся до буржуазного республиканизма Бюше, который выдвинул это требование в противовес социалистам, в целях борьбы с ними!
Но «государственная помощь» в лассалевском смысле есть в лучшем случае только одно из многих мероприятий для достижения цели, что здесь, в проекте программы, выражено беспомощными словами: «чтобы проложить путь к разрешению социального вопроса», - как будто для нас еще существует какой-то теоретически не разрешенный социальный вопрос! Если, стало быть, сказать: «германская рабочая партия стремится к уничтожению наемного труда и тем самым классовых различии посредством осуществления коллективного производства в промышленности и земледелии и в национальном масштабе; она выступает за всякое мероприятие, которое пригодно для достижения этой цели», - то ни один лассальянец не сможет что-либо против этого возразить.
В-пятых, об организации рабочего класса, как класса, посредством профессиональных союзов не сказано ни слова. А это весьма существенный пункт, потому что это и есть подлинная классовая организация пролетариата, в которой он ведет свою повседневную борьбу с капиталом, которая является для него школой и которую теперь уже никак не может задушить даже самая жестокая реакция (как теперь в Париже). При той важности, которую эта организация приобретает также и в Германии, было бы, по нашему мнению, безусловно необходимо напомнить о ней в программе и по возможности отвести ей определенное место в партийной организации.
Вот что сделали наши в угоду лассальянцам. А чем поступились те? Тем, что в программе фигурирует куча довольно путаных, чисто демократических требований, из коих некоторые являются просто предметами моды, как например, «народное законодательство», которое существует в Швейцарии и приносит там больше вреда, чем пользы, если вообще что-нибудь приносит. «Управление через посредство народа» еще имело бы какой-нибудь смысл. Отсутствует также первое условие всякой свободы - ответственность всех чиновников за все свои служебные действия по отношению к любому из граждан перед обыкновенными судами и по общему праву. О том, что такие требования, как свобода науки, свобода совести, фигурируют во всякой либеральной буржуазной программе и здесь выглядят несколько странно, я распространяться не стану.
Свободное народное государство превратилось в свободное государство. По грамматическому смыслу этих слов, свободное государство есть такое, в котором государство свободно по отношению к своим гражданам, то есть государство с деспотическим правительством.
Следовало бы бросить всю эту болтовню о государстве, особенно после Коммуны, которая не была уже государством в собственном смысле слова. «Народным государством» анархисты кололи нам глаза более чем достаточно, хотя уже сочинение Маркса против Прудона, а затем «Коммунистический манифест» говорят прямо, что с введением социалистического общественного строя государство само собой распускается [sich auflost] и исчезает. Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государство есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать. Мы предложили бы поэтому поставить везде вместо слова «государство» слово «община» [Gemeinwesen], прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову «коммуна».
«Устранение всякого социального и политического неравенства» - тоже весьма сомнительная фраза вместо «уничтожения всех классовых различий». Между отдельными странами, областями и даже местностями всегда будет существовать известное неравенство в жизненных условиях, которое можно будет свести до минимума, но никогда не удастся устранить полностью. Обитатели Альп всегда будут иметь другие жизненные условия, чем жители равнин. Представление о социалистическом обществе, как о царстве равенства, есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом «свободы, равенства и братства», - представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое время и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса.
Я заканчиваю, хотя почти каждое слово в этой программе, написанной к тому же вялым и бесцветным языком, заслуживает критики. Программа эта такова, что в случае, если она будет принята, Маркс и я никогда не согласимся примкнуть к основанной на таком фундаменте новой партии и должны будем очень серьезно задуматься над вопросом о том, какую позицию (также и публично) занять по отношению к ней. Учтите, что за границей за все и всякие выступления и действия германской Социал-демократической рабочей партии делают ответственными нас. Так Бакунин в своем сочинении «Государственность и анархия» делает нас ответственными за всякое необдуманное слово, сказанное или написанное Либкнехтом со времени основания «Demokratisches Wochenblatt». Люди воображают, что мы отсюда командуем всем движением, тогда как Вы знаете не хуже меня, что мы почти никогда не вмешивались ни в малейшей мере во внутренние дела партии, а если и вмешивались, то только для того, чтобы по возможности исправить допущенные, на наш взгляд, ошибки, да и то лишь теоретические. Но Вы сами поймете, что эта программа образует поворотный пункт, который очень легко может заставить нас сложить с себя всякую ответственность за партию, признавшую такую программу.
Вообще официальная программа партии имеет меньшее значение, чем то, что партия делает в действительности. Но все же новая программа всегда представляет собой открыто водруженное знамя, и внешний мир судит о партии по этому знамени. Поэтому программа ни в коем случае не должна быть шагом назад, каким рассматриваемый проект является по сравнению с эйзенахской программой. Ведь надо же было подумать и о том, что скажут об этой программе рабочие других стран, какое впечатление произведет эта капитуляция всего германского социалистического пролетариата перед лассальянством.
Притом я убежден, что объединение на такой основе не продержится и года. Неужели лучшие люди нашей партии согласятся пережевывать в своих выступлениях заученные наизусть фразы Лассаля о железном законе заработной платы и о государственной помощи? Хотел бы я увидеть, например, Вас в этой роли! А если бы они и пошли на это, их освистали бы их слушатели. Между тем я уверен, что лассальянцы настаивают как раз на этих пунктах программы, как ростовщик Шейлок на своем фунте мяса (. Шекспир. «Венецианский купец», акт I, сцена третья) Произойдет раскол; но предварительно мы восстановим «честное» имя Гассельмана, Газенклевера, Тёльке и компании; после раскола мы окажемся ослабленными, а лассальянцы - окрепшими; наша партия утратит свою политическую непорочность и уж никогда не сможет беззаветно бороться против лассалевских фраз, которые она на некоторое время сама же начертала на своем знамени; и если лассальянцы опять будут заявлять тогда, что они - самая подлинная и единственная рабочая партия, а наши сторонники - буржуа, - то в доказательство они смогут указать на эту программу. Все социалистические мероприятия в этой последней принадлежат им, в то время как наша партия внесла туда только требования мелкобуржуазной демократии, которую, однако, она сама в той же самой программе охарактеризовала как часть «реакционной массы».
Я задержал отправку этого письма, так как Вы будете освобождены лишь 1 апреля, в честь дня рождения Бисмарка, и я не хотел подвергать письмо риску быть перехваченным при попытке доставить его контрабандным путем. Но вот только что пришло письмо от Бракке, у которого тоже возникли серьезные сомнения по поводу программы и который хочет узнать наше мнение. Поэтому я для ускорения дела посылаю настоящее письмо ему, чтобы он прочел его и чтобы мне не пришлось еще раз писать про всю эту канитель сначала. Впрочем, я изложил дело напрямик также и Рамму, а Либкнехту написал лишь вкратце. Я не могу ему простить того, что он не сообщил нам ни слова обо всем этом деле (между тем как Рамм и другие думали, что он нас точно осведомил), пока не стало уже, так сказать, слишком поздно. Правда, так поступал он издавна - и отсюда та обширная неприятная переписка, которую нам, Марксу и мне, пришлось с ним вести, - но на этот раз дело приняло слишком уж скверный оборот, и мы решительно отказываемся идти вместе с ним по такому пути.
Постарайтесь устроить так, чтобы летом приехать сюда. Будете жить, конечно, у меня, и, если погода будет хорошая, мы могли бы на несколько дней поехать на морские купанья; после продолжительной отсидки это будет для Вас очень полезно.
С дружеским приветом Ваш Ф. Э.
Маркс недавно переменил квартиру. Его адрес: 41, Maitland Park Crescent, N. W., London. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - РУДОЛЬФУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Лондон, 22 марта 1875 г.
Дорогой Рудольф!
Твое письмо, а также оба письма от фирмы Эрмен и Энгельс я получил и в соответствии с ними оформил записи. Я очень благодарен тебе за содействие в этом деле, завершением которого я весьма доволен. Но сегодня я пишу тебе по другому поводу. Позавчера вечером ко мне вдруг приходит маленький Генрих Эрмен, приехавший из Манчестера, и рассказывает следующее. Готфрид Эрмен через 2 года собирается удалиться от дел и действительно позволил Петеру Эрмену ввести в фирму в качестве компаньона его зятя, мужа Матильды, школьного учителя Роби. Правда, уже через две недели после приезда Роби ему стало не по себе, когда выяснилось, что этот разрекламированный как мастер на все руки Роби, который строил школы и Дом в Лондоне (41 Мейтленд-парк-род) в котором жил Маркс с марта 1875 г. до конца своей жизни еще бог весть что, не пригоден для дела. Но Готфрид оказался втянутым в это дело столь глубоко, что обратного пути уже не было, и несмотря на то, что единственным занятием Роби является изучение банковского счета и газеты «Times», Готфрид хочет сделать Роби - теперь своего племянника - старшим компаньоном с таким же приблизительно паем, как у всех трех племянников (Генриха, его брата Франца и Франца - сына Франца) вместе.
Дело в том, что этот Роби в свое время прекрасно устроился в Комиссии по делам школ, существующих на доходы от вкладов, - правительственной комиссии, учрежденной Гладстоном несколько лет назад для расследования и устранения хотя бы некоторых наиболее вопиющих злоупотреблений в использовании предназначенных для школ весьма значительных вкладов; он был одним из членов комиссии. Но Дизраэли, придя к власти, провел в парламенте решение, позволявшее ему распустить эту комиссию, а не завершенные ею дела передать Комиссии по делам благотворительности, которая, будучи сформирована при консервативном правительстве, более склонна к тому, чтобы рассматривать лишь незначительные злоупотребления. Вследствие этого наш Роби потерял свое теплое местечко и при помощи Петера пришел к гениальной идее - стать фабрикантом.
Контракт, составленный для этой цели по поручению Готфрида, между ним, Роби и тремя племянниками, сформулирован так, что на деле три племянника обязываются в течение 14 лет работать для того, чтобы обеспечить г-ну Роби ожидаемый доход в 5000 ф. ст., а сами они будут иметь на троих вероятно лишь немногим больше.
Хотя оба Франца поставили свои подписи, Генрих еще не сделал этого, что позволяет в случае необходимости и двум другим пойти на попятный; Генрих считает, что его брат Франц сделал бы это, если бы он, Генрих, не подписал и нашел что-либо другое.
Он просил меня узнать у вас, не хотели бы вы вместе с ним, а также с его братом Францем, продолжить деятельность фирмы Эрмен и Энгельс в Манчестере и использовать уже имеющуюся ее репутацию; вы могли бы просто войти с ними в компанию, если, как это теперь здесь очень часто делают, превратить фирму в коммандитное товарищество (Эрмен и Энгельс с ограниченной ответственностью, как тогда называлась бы фирма); в этом случае следовало бы также установить, кто будут те компаньоны, которые отвечают всем своим состоянием (гаранты, согласно Кодексу Наполеона) - здесь закон в этом отношении почти такой же, как в Кодексе Наполеона. Что касается капитала, то он утверждает, что - в той или иной форме - его можно будет найти сразу, как только вы согласитесь, и я охотно верю ему, поскольку после хороших лет, 1870-1873, Ланкашир опять так переполнен деньгами, что люди не знают, куда их вложить.
Я сказал, что вам, вероятно, трудно будет решиться на это, у вас и без того дел по горло, коммандитное товарищество вам вряд ли подойдет, а на собственную торговую фирму вы едва ли согласитесь уже по одному тому, что это, возможно, потребует, чтобы один из вас переселился в Манчестер, а это вам не подойдет, к тому же вы вряд ли сможете начать дело на деньги, которые должны быть найдены в Манчестере. Короче говоря, в этом вопросе я был весьма и весьма сдержан.
Но дело все же в том, что при помощи фирмы Эрмен и Энгельс в Манчестере еще можно было бы получить хорошие деньги, особенно в случае, если начать с новыми машинами, которые скоро будут очень дешевы.
Генрих очень хорошо знает прядильное дело и дублирование, к тому же у него жена и четверо детей, что при всех условиях представляет определенную гарантию его поведения.
Франц очень хорошо знает отбелку, изготовление веретен, а также является специалистом по кардованию, набивке тканей и глянцевой пряже. При этом, как утверждает Генрих, Франц стал очень хорошим дельцом, чему я вполне верю, так как у него были для этого все задатки.
Во всяком случае оба они вместе были бы, по-моему, все-таки предпочтительнее, чем Готфрид. В случае, если вы будете склонны принять этот проект, то Генрих Эрмен тотчас же прибудет туда, где вы сможете ближе познакомиться с этим человечком и точнее узнать у него о деталях его плана.
Одним словом, обдумайте это дело и сообщите мне, как можно скорее, о вашем решении; видимо, Генрих не сможет очень долго откладывать окончательное решение в отношении Готфрида.
Сердечный привет Матильде, детям и тебе самому от твоего Фридриха Черт бы побрал всех рейнских Энгельсов: понадеявшись на многочисленные уверения в быстрой оплате, я наделал всяческих дел и сейчас прочно сижу на мели. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
15:00 14.06.2015
МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ Лондон, 5 мая 1875 г.
Дорогой Бракке!
Нижеследующие критические замечания к объединительной программе будьте добры по прочтении передать для ознакомления Гейбу и Ауэру, Бебелю и Либкнехту ( Рукопись должна вернуться в Ваши руки, чтобы в случае необходимости она была в моем распоряжении). Я завален работой и вынужден переступать уже далеко за рамки рабочего времени, разрешенного мне врачами. Поэтому мне отнюдь не доставило особого «удовольствия» исписать так много бумаги. Но это было необходимо для того, чтобы партийные друзья, для которых предназначается это сообщение, не истолковали впоследствии ложно те шаги, которые я, со своей стороны, должен буду предпринять. - Я имею в виду краткое заявление, которое Энгельс и я опубликуем после объединительного съезда; мы заявим, что мы совершенно непричастны к указанной принципиальной программе и не имеем с ней ничего общего.
Это необходимо, так как за границей распространено заботливо поддерживаемое врагами партии мнение - мнение совершенно ложное, - будто мы тайно руководим отсюда движением так называемой эйзенахской партии. Еще в своей недавно появившейся на русском языке книге Бакунин возлагает, например, на меня ответственность не только за все программы и т. д. упомянутой партии, но даже и за каждый шаг, сделанный Либкнехтом со дня его сотрудничества с Народной партией.
Помимо того, мой долг не позволяет мне, хотя бы лишь посредством дипломатического молчания, признать программу, которая, по моему убеждению, решительно никуда не годится и деморализует партию.
Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ. Поэтому, если нельзя было - а обстоятельства этого не допускали - пойти дальше эйзенахской программы, то следовало бы просто заключить соглашение о действиях против общего врага. Составляя же принципиальные программы (вместо того чтобы отложить это дело до того момента, когда оно будет подготовлено более длительной совместной работой), воздвигают тем самым перед лицом всего мира вехи, по которым люди судят об уровне партийного движения.
Вожди лассальянцев пришли к нам потому, что их вынудили к этому обстоятельства. Если бы им заявили с самого начала, что ни на какое торгашество принципами не пойдут, то они должны были бы удовлетвориться программой действия или организационным планом в целях совместного действия. Вместо этого им разрешают являться во всеоружии мандатов и, со своей стороны, признают эти мандаты обязательными, то есть сдаются на милость или немилость тех, кто сам нуждается в помощи. К довершению всего они созывают съезд еще до согласительного съезда, между тем как собственная партия созывает свой съезд только post festum. Здесь явно стремились сорвать всякую критику и не дать опомниться собственной партии. Известно, что рабочих удовлетворяет самый факт объединения; но ошибаются те, кто думает, что этот минутный успех куплен не слишком дорогой ценой.
Впрочем программа никуда не годится и независимо от того, что она канонизирует лассалевский символ веры.
В ближайшее время я пришлю Вам последние выпуски французского издания «Капитала». Печатание было на долгое время задержано в связи с запретом французского правительства. На этой неделе или в начале следующей книга будет готова. Получили ли Вы 6 первых выпусков? Сообщите мне, пожалуйста, также адрес Бернхарда Беккера, которому я тоже должен послать последние выпуски.
У книгоиздательства «Volksstaat» своеобразные нравы. Так. например, мне до сих пор даже не прислали ни одного экземпляра нового издания «Кёльнского процесса коммунистов».
С сердечным приветом Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 8 мая 1875 г.
Дорогой друг!
Только что я получил письмо из Берлина от одного коммерсанта (вполне честного человека, не имеющего никакого политического значения, по крайней мере в глазах общества и полиции), который просит у меня разъяснений по поводу некоторых мест из «Капитала». Отвечая ему, - что я сделал немедленно, - я воспользовался случаем и, в свою очередь, попросил у него надежный адрес для Ваших писем из России. Мое письмо будет отправлено еще сегодня.
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ЭЙГЕНУ ОСВАЛЬДУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 8 мая 1875 г.
Дорогой Освальд!
Не знаю, о чем я думал, когда в противовес Вам утверждал вчера, будто написание слова teutsch (немецкий) является вполне современным. Современным является не написание, а то, что ему придают важное значение. Во всем средневерхненемецком языке даже преобладает tiutsch, tiusch (например, Вальтер фон дер Фогельвейде). Наряду с этим встречается diutisch (например, «Песнь об Анно»). В XVI веке опять-таки преобладает teutsch (например, Лютер, Ульрих фон Гуттен). Напротив, в староверхненемецком языке всегда фигурирует diutisk, diotisk; я думаю даже, что кое-где встречается даже более старая форма: thiodisk, theotisk.
Все дело заключается в следующем: готское, старонормандское, англосаксонское, старосаксонское, старонижнефранкское th (p) позднее в саксонском и франкском диалектах переходит путем стирания или сглаживания в d; в верхненемецком языке путем передвижения согласных оно также переходит в d (поэтому все слова, которые в английском языке начинаются с th, - как в верхненемецком, так и в нижненемецком, включая голландский, тоже начинаются с d). Это соответствие, существующее, казалось бы, вопреки всем правилам, породило - в случае с таким важным словом, как название самой нации, - у верхненемецких писателей XIII века стремление снова восстановить с помощью Т казалось бы правильное различие, вызванное передвижением согласных, и тем самым фальсифицировать язык. - Ко времени Лютера все это было совершенно забыто так же, как и происхождение самого слова. Напротив, со времени Возрождения и вплоть до Якоба Гримма в качестве этимологического базиса использовались унаследованные от римлян имена Teutones, Tuisto и т. д.
Моя филологическая совесть не дает мне покоя, пока я не пошлю Вам этой поправки к тому, что я утверждал вчера. Общее правило: после двух часов ночи не следует болтать о сравнительной филологии.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЖЕННИ МАРКС В ШАНКЛИН [Лондон], 10 мая 1875 г.
Дорогая Женни!
Твое нездоровье всех нас очень обеспокоило, но я надеюсь, что теперь, после касторового масла и с наступлением хорошей погоды, оно прошло.
Предложение Энгельса отправиться с ним в Шанклин мне в том смысле по душе, что я уже тебя ради считаю свое присутствие там целесообразным; но я не хотел бы, чтобы он изза меня задерживался, а с другой стороны, чтобы он стеснял мою свободу передвижения, мучая этим и себя и меня. Дело в том, что я ожидаю поступления последних корректурных листов из Парижа и не буду иметь покоя, если из-за моего отсутствия еще больше задержится и без того невероятно затянувшееся издание последних выпусков. На сей раз я получил одно за другим два письма от Лашатра, который в настоящее время находится в Веве (Швейцария). Этот дуралей выражает свое высочайшее удовлетворение последними выпусками, потому что они общедоступны, то есть доступны даже ему. Разумеется, я так же не отвечу на его вздор теперь, как не ответил на его недовольное письмо из Брюсселя.
Циркуляр о стряпне Либкнехта - Гассельмана я отправил (теперь он уже в руках Бракке); это маленькая брошюра. Я дал также г-ну Шрамму в Берлине те разъяснения, о которых он меня просил. Наконец, я огорчил Вильброра, наотрез отказавшись от всякого участия в газете под редакцией господ из «Independance». Из-за Вильброра сожалею об этом; но все же - что за нелепое предложение!
Здесь дома все по-старому. Женничке, кажется, хорошая погода пошла на пользу. К ее великому удовольствию мамаша Лормье безжалостно раскритиковала у Лонге его «французский» мебельный хлам. Дело Лафарга, кажется, налаживается.
Сегодня я сижу дома: Ленхен и Тусси уехали в город, где у них на мебельном аукционе назначено свидание с Женничкой.
Садик наш покрылся веселой зеленью.
В пятницу неожиданно нагрянул Лопатин. В субботу он уже уехал в Гастингс, где проведет несколько месяцев. Он заявил, что в Париже ему невозможно работать, потому что квартира всегда полна русскими посетителями.
С сердечным приветом Твой Карл
Передай от меня привет мадам Лиззи. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПАТРИКУ ДЖОНУ КОЛМЕНУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 20 мая 1875 г.
Что касается Вашей просьбы, то я, к сожалению, не вижу сейчас возможности поручиться за кого бы то ни было. Однажды я это сделал, и последствия были таковы, что больше я этого опыта никогда не повторю. Будь в моей власти помочь Вам как-нибудь иначе, я с удовольствием сделал бы это, но в настоящее время я не вижу никакой возможности быть Вам полезным. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - А. ГУППИ В МАНЧЕСТЕР [Черновик] [Лондон], 14 июня 1875 г.
Милостивый государь!
Если я не ошибаюсь, я видел Вас только один раз в жизни. Поэтому я не без некоторого изумления прочел Ваше предложение о том, чтобы я поручился за Вас на сумму в 100 фунтов стерлингов. Во всяком случае я должен Вас предупредить, что я не могу давать какие бы то ни было гарантии за кого бы то ни было.
Что касается детей Дюпона, то перед его отъездом я заявил ему напрямик, что если он уедет в Америку и оставит их в Англии, то пусть делает это на свой собственный страх и риск; что, дав ему более 100 ф. ст. на их содержание и воспитание, я не могу тратить больше, и, следовательно, он не должен ни в коем случае рассчитывать на помощь с моей стороны. Я могу только повторить это и Вам. Сделав для этих бедных детей все, что мог, я больше совершенно не в состоянии нести новых жертв. Примите, милостивый государь, уверение в моем уважении. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 18 июня 1875 г.
Дорогой друг!
Когда я был у Вас позавчера, я забыл сообщить Вам важную новость, которая, быть может, Вам еще неизвестна. Физиологу Траубе в Берлине удалось создать искусственные клетки. Это, конечно, еще не натуральные клетки: в них нет ядра.
Смешивая коллоидальные растворы, например желатин с сернокислой медью и т. д., получают шарики, окруженные оболочкой, которые можно заставить расти посредством эндосмоса. Итак, образование оболочки и рост клеток вышли уже из области гипотез! Это большой шаг вперед, который тем более кстати, что Гельмгольц и другие собирались уже провозгласить нелепую доктрину, будто зародыши земной жизни падают в готовом виде с луны, то есть что они были занесены к нам аэролитами*. Терпеть не могу подобных объяснений, которые решают задачу перенесением ее в другую сферу.
Торговый кризис развивается. Теперь все зависит от известий, какие будут получены с азиатских, в особенности с ост-индских, рынков, которые в течение ряда лет все более и более переполнялись. При известных условиях, наличие которых, впрочем, не особенно вероятно, наступление окончательного краха могло бы, пожалуй, затянуться еще до осени.
Поистине примечательное явление - сокращение продолжительности периодов, отделяющих один всеобщий кризис от другого. Я всегда рассматривал эту продолжительность не как постоянную, а как уменьшающуюся; но особенно приятно то, что она обнаруживает столь осязательные признаки своего уменьшения; это дурное предзнаменование для долговечности буржуазного мира.
Привет г-же и г-ну Ноэль.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАТИЛЬДЕ БЕТАМ-ЭДУАРДС В ЛОНДОНЕ [Лондон], 14 июля 1875 г.
41, Maitland Park Crescent, N. W.
Сэр!
В Вашей статье «Международное Товарищество Рабочих» имеются фактические ошибки, на некоторые из них я хотел бы обратить Ваше внимание. Но прежде чем сделать это, позвольте мне выразить удивление по поводу Вашего утверждения: «Мы полагаем, что сокращенный перевод этого труда» («Капитала») «должен появиться в скором времени».
Я сохранил за собой право перевода, а между Германией и Англией существует соглашение об авторском праве. Поэтому я, конечно, воспрепятствую распространению любого подобного сокращенного издания, если предварительно оно не будет санкционировано мною.
Сокращение создает особо благоприятные условия для того, чтобы traduttore (переводчик) превратился в traditore (предателя). Даже исправление несокращенного французского перевода, издаваемого отдельными выпусками в Париже, доставило мне больше забот, чем если бы я заново написал всю книгу по-французски.
Предполагая, что Вы знаете переводчика, и желая избежать неприятностей судопроизводства, я взял на себя смелость написать Вам об этом.
Что касается фактических ошибок, имеющихся в Вашей статье, то я ограничусь несколькими пунктами.
Вы пишете: ««Капитал» вышел вскоре после очерков Прудона об «Ошибках политической экономии», и в небольшой главе, озаглавленной «Нищета философии», Маркс отвечает на главу Прудона о «Философии нищеты»» и т. д.
На объемистое сочинение Прудона «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» я ответил написанной по-французски брошюрой «Нищета философии». Она была опубликована в 1847 г., «Капитал» же - только через двадцать лет, в 1867 году. Я предполагаю, что Вы были введены в заблуждение совершенно не заслуживающей доверия работой Фрибура об «Интернационале». Приводя полностью вводную часть Устава и отдельные места Учредительного Манифеста Интернационала, Вы не знали, что действительно цитируете произведения, написанные мной. В то же время, цитируя одно обращение, опубликованное без подписи и без даты, Вы утверждаете, что оно «вышло, очевидно, из-под пера самого д-ра Маркса». Увы, это не так. Я никогда не видел этого обращения до того, как я прочитал его на страницах «Fraser`s Magazine».
Оно было составлено, очевидно, одним из моих приверженцев, но вместе с тем оно содержит несколько неопределенную фразеологию; и мне отнюдь не доставляет удовольствия, что ее приписывают мне. Мадзини... никогда не вел никакой переписки с Генеральным Советом Интернационала... Орсини (брат итальянского патриота) никогда не присутствовал на заседаниях Генерального Совета и никогда не делал там никакого доклада - интересного или нет - о чем-либо. Он имел лишь частную переписку со мной относительно того, что происходит в Соединенных Штатах... ... присутствовал на Базельском конгрессе и т. д.
Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Карлсбад, 1 сентября 1875 г.
«Germania» ( «Германия» - отель в Карлсбаде (чешское название: Карлови-Вари))
Дорогой друг!
Ваше письмо от 12-го числа прошлого месяца пришло в Лондон уже после того, как я выехал сюда. Оно меня чрезвычайно заинтересовало. В субботу на следующей неделе (следовательно, не в ближайшую субботу, а в следующую) я поеду отсюда обратно через Прагу, чтобы иметь удовольствие повидаться с Вами. Но ввиду неотложных дел я не смогу пробыть больше двух дней.
С дружеским приветом Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Карлсбад, 6 сентября 1875 г.
«Germania»
Дорогой друг!
Из того, что я не получил никакого ответа на мое письмо, посланное Вам на прошлой неделе, я делаю вывод, что Вас в Праге нет. Ввиду этого в субботу (11 сентября) я выезжаю обратно не через Прагу, а непосредственно через Франкфурт.
До свидания.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Карлсбад, 9 сентября 1875 г.
«Germania»
Дорогой друг!
Выеду в субботу (11-го) в 3 ч. 57 м. и прибуду в Прагу на вокзал Государственной железной дороги в 8 ч. 50 м.
Я один, без спутницы, и потому мне потребуется лишь одна спальная комната.
Большое спасибо за «Путеводитель по Праге».
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ГЕРМАНУ ШУМАХЕРУ В ЦАРХЛИН Лондон, 21 сентября 1875 г.
41, Maitland Park Crescent, N. W.
Милостивый государь!
Ваше письмо от 27 июня дошло до меня своевременно, но книга пришла гораздо позже, когда я уже покинул Лондон, чтобы отправиться для лечения в Карлсбад. Вот почему я запоздал со своим ответом. Я возвратился только вчера.
Очень благодарен Вам за Ваше письмо и первую часть работы Тюнена; но я настолько нескромен, что прошу выслать мне также и предложенную Вами биографию Тюнена. Если у Вас нет еще второго издания «Капитала», то я с величайшим удовольствием Вам его вышлю.
Я всегда считал Тюнена почти исключением среди немецких экономистов, так как самостоятельные, объективные исследователи встречаются среди них крайне редко.
Я мог бы подписаться под всем Вашим предисловием, если бы наши точки зрения по вопросу о «заработной плате» не различались по существу. Тюнен и Вы сами рассматриваете заработную плату как непосредственное выражение действительного экономического отношения; я же рассматриваю ее как внешнюю форму проявления, скрывающую содержание, существенно отличное от его выражения.
С глубоким уважением преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 24 сентября 1875 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой г-н Лавров!
По возвращении из Рамсгета, где я провел несколько недель, я нашел Ваше письмо от 20- го и кроме того целую кучу газет, книг и т. д., полученных за время моего отсутствия. Я сперва приведу их в порядок и как можно скорее примусь за чтение Вашей статьи в «Вперед!», тогда я буду иметь возможность сказать Вам, в чем мы согласны и в чем расходимся в наших взглядах на отношение социализма к борьбе за существование по Дарвину. Если Вы не получите моего ответа в ближайшие дни, то прошу извинить меня, потому что мне надо написать много писем и привести в порядок другие залежавшиеся дела, так как в течение месяца я не мог делать ничего, кроме того, что необходимо было сделать абсолютно и безотлагательно.
Я не знаю брошюры, о которой Вы мне говорите. Буду Вам очень благодарен, если Вы мне ее пришлете почтой на несколько дней.
В Португалии у нас снова есть газета: лиссабонская «O Protesto» («Протест»), шесть номеров которой уже вышло (выходит один раз в неделю); редакция - Rua do Bemformoso, , второй этаж, контора - Rua dos Cardaes de Jesus (!), 69, второй этаж. Я еще не просмотрел четырех полученных номеров.
Прошу засвидетельствовать мое почтение г-ну и г-же Смирновым.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТЕРУ ИМАНДТУ В ДАНДИ Лондон, 27 сентября 1875 г.
41, Maitland Park Road, N. W.
Дорогой Имандт!
Мне было очень приятно, что ты, наконец, снова подал признаки жизни.
Я только что снова вернулся с лечения в Карлсбаде. Оно мне очень помогло; оно же является причиной того, почему присланная мне статья была мне неизвестна233. Я предполагаю, что автор ее - Барри, весьма фанатически преданный товарищ по партии, происходящий из Шотландии. Статья в «Frasers Magazine» (свой вклад в нее сделали Эккариус, Хейлз, Моттерсхед, Юнг - парни сидят сейчас совершенно на мели) принадлежит одной жалкой романистке, г-же Бетам- Эдуардс, которая, например, рассказывает, что мое сочинение против Прудона* является небольшой главой в «Капитале».
Печатание французского издания «Капитала» (3 последних выпуска его я переработал особенно сильно) постоянно приостанавливалось французским правительством. Наконец, 3 последних выпуска, которые были набраны уже более полугода тому назад, могут теперь, как сообщают, выйти из печати. Я пошлю их тебе, как только получу.
Кауб и д-р К. Гирш, приехавшие сюда на несколько дней из Парижа, рассказывают мне, что дела нашего старого друга Шили (он живет еще по адресу: 4, rue St. Quentin) обстоят плохо: сначала в течение долгих лет он имел неприятности со своей дражайшей половиной, подорвал здоровье, потерял большую часть немецких клиентов, поскольку после катастрофы они должны были покинуть Париж, стал мрачен, враждебен к французам, несколько консервативен. Он мог бы, пожалуй, неплохо устроиться в Страсбурге; но он, и не без основания, слишком горд, чтобы обратиться с прошением к пруссакам.
В Германии даже среди обывателей я нашел большое отрезвление как следствие того, что благодать миллиардов плохо кончилась.
Вся семья шлет тебе сердечный привет. Дай знать о себе поскорее снова.
Привет.
Твой К. Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 8 октября 1875 г.
41, Maitland Park Road, N. W.
Дорогой друг!
Очень сожалею, что ни меня, ни моей жены не было дома, когда Вы были так любезны, что зашли к нам.
Эти «Несколько слов русской группы и т. д.» я взял у Энгельса и с Вашего разрешения покажу еще одному из моих друзей, прежде чем отошлю обратно. Ответа это ученическое писание не заслуживает.
Преданный Вам К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ Лондон, 11 октября 1875 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Бракке!
Я задержал ответ на Ваши последние письма (самое последнее от 28 июня), во-первых, потому, что М[аркс] и я в течение шести недель жили вдали друг от друга - он в Карлсбаде, а я на взморье, где «Volksstaat» я не видал, а во-вторых, потому, что я хотел немного выждать, пока новое объединение и комбинированный Комитет не покажут себя на практике.
Мы вполне разделяем Ваше мнение, что Либкнехт своим страстным желанием добиться объединения, заплатить за неги любой ценой, испортил все дело. Можно было считать это необходимым, но не следовало говорить об этом или показывать это противной стороне. В таких случаях одну ошибку всегда приходится потом оправдывать другой. Раз уж созвали - на гнилой основе - объединительный съезд и раструбили о нем, то провала его ни за что не хотели допустить и, таким образом, снова пошли на уступки в существенных пунктах. Вы совершенно правы: это объединение носит в себе зародыш раскола, и я буду рад, если тогда отпадут только неизлечимые фанатики, а не все их приверженцы - люди, вообще говоря, крепкие, которые, пройдя хорошую школу, могут стать пригодными. Все будет зависеть от времени и обстоятельств, при которых произойдет это неизбежное событие.
Программа в ее окончательной редакции состоит из трех составных частей: 1) из лассалевских фраз и лозунгов, которых нельзя было принимать ни под каким условием. Когда две фракции объединяются, они вносят в программу то, в чем они согласны, а не то, что является спорным. Тем не менее, наши согласились ввести эти спорные пункты и, тем самым, добровольно прошли под кавдинским ярмом; 2) из ряда вульгарно-демократических требований, сформулированных в духе и стиле Народной партии*; 3) из якобы коммунистических фраз, большей частью заимствованных из «Манифеста», но переделанных так, что при ближайшем рассмотрении они сплошь оказываются вопиющей бессмыслицей. Кто в этих вещах не разбирается, тот пусть лучше не суется или же дословно списывает у тех, кто, по общему признанию, разбирается в этом деле.
К счастью, программе повезло больше, чем она того заслуживает. Рабочие, буржуа и мелкие буржуа вычитали из нее то, что в ней должно было быть, но чего в ней нет, и ни в одном лагере никому не пришло в голову публично разобрать действительное содержание какого-либо из этих изумительных положений. Это дало нам возможность промолчать об этой программе. К тому же фразы эти нельзя перевести ни на один иностранный язык, не оказавшись вынужденным либо писать явный вздор, либо вкладывать в них коммунистический смысл, а это последнее и делают все, и друзья и враги. Я сам должен был это сделать, переводя программу для наших испанских друзей.
То, что я знаю о деятельности Комитета, в общем не утешительно. Во-первых, выходка против Вашей работы и работы Б. Беккера; если это и не прошло, то Комитет тут ни при чем. Во-вторых, Зоннеман, которого М[аркс] видел проездом, рассказал, что он предложил Вальтейху стать корреспондентом «Frankfurter Zeitung», но что Комитет запретил Вальтейху принять это предложение! Это уж почище цензуры, и я не понимаю, как Вальтейх мог послушаться такого запрета. И какая несуразность! Им скорей следовало бы позаботиться о том, чтобы «Frankfurter Zeitung» обслуживалась по всей Германии нашими людьми! Наконец, поведение лассальянских участников при учреждении берлинской кооперативной типографии кажется мне тоже не очень искренним: в то время как в лейпцигской типографии наши с наивной доверчивостью облекли Комитет функциями наблюдательного совета, берлинцев нужно еще заставить это сделать. Впрочем, тут я не знаю точно подробностей.
Хорошо во всяком случае, что Комитет малодеятелен и, как говорит бывший здесь на днях К. Гирш, ограничивается тем, что прозябает в роли корреспондентского и справочного бюро. Любое активное выступление Комитета только ускорило бы кризис, и эти люди, повидимому, чувствуют это.
И что за слабость - согласиться, чтобы в Комитете было трое лассальянцев и двое наших!
В общем наши, по-видимому, отделались синяками, хотя и изрядными. Будем надеяться, что этим все ограничится, а тем временем пропаганда среди лассальянцев сделает свое дело.
Если положение не изменится до ближайших выборов в рейхстаг, дело может пойти на лад. Но тогда Штибер и Тессендорф начнут работать вовсю, и тогда-то станет яснее ясного, что мы получили в лице Гасс[ельмана] и Газ[енклевера].
М[аркс] вернулся из Карлсбада совсем другим человеком: он окреп, посвежел, бодр и здоров и вскоре сможет опять серьезно засесть за работу. Мы оба шлем Вам сердечный привет.
Сообщайте нам при случае о дальнейшем ходе этой истории. Лейпцигцы все сплошь слишком заинтересованы в ней, чтобы писать нам обо всем начистоту, а внутренняя история партии сейчас больше, чем когда-либо, не становится достоянием гласности.
Искренне преданный Ваш Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
21:58 14.06.2015
ЭНГЕЛЬС - АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЛЕЙПЦИГ Лондон, 12 октября 1875 г.
Дорогой Бебель!
Ваше письмо всецело подтверждает наше мнение о том, что объединение было с нашей стороны опрометчивым шагом и носит в себе зародыш будущего раскола. Хорошо еще, если удастся оттянуть этот раскол до окончания ближайших выборов в рейхстаг...
Программа в ее теперешнем виде состоит из трех частей: 1) из лассалевских фраз и лозунгов, принятие которых для нашей партии - позор. Когда две фракции сходятся на общей программе, они вносят в нее то, в чем они согласны, и не касаются того, в чем не согласны. Лассалевская. государственная помощь имелась, правда, и в эйзенахской программе, но лишь как одна из многих переходных мер, и, судя по всему, что я слышал, можно было бы почти не сомневаться, что, если бы не произошло объединения, она в этом году была бы вычеркнута на съезде партии по предложению Бракке. Теперь же она фигурирует как непогрешимое и исключительное средство исцеления от всех социальных недугов. Позволить навязать себе «железный закон заработной платы» и другие лассалевские фразы было для нашей партии огромным моральным поражением. Она обратилась в лассалевскую веру. Этого уж никак нельзя отрицать. Эта часть программы представляет собой кавдинское ярмо, под которым наша партия проползла к вящей славе святого Лассаля; 2) из демократических требований, сформулированных вполне в духе и стиле Народной партии; 3) из требований, предъявляемых к «современному государству» (причем неизвестно, к кому же обращены прочие «требования»), очень путаных и нелогичных; 4) из общих положений, большей частью заимствованных из «Коммунистического манифеста» и устава Интернационала, но переделанных так, что они содержат либо совершенно ложные утверждения, либо чистую бессмыслицу, как это подробно показал Маркс в известном Вам документе.
Вся программа в целом в высшей степени неряшлива, путанна, бессвязна, нелогична и позорна. Если бы в буржуазной прессе нашелся хоть один критически мыслящий человек, он разобрал бы эту программу фраза за фразой, исследовал бы действительное содержание каждой фразы, показал бы воочию ее бессмысленность, вскрыл бы все противоречия и экономические ошибки (например, утверждение, будто средства труда составляют ныне «монополию класса капиталистов», как будто на свете нет землевладельцев, или болтовня об «освобождении труда» вместо освобождения рабочего класса, тогда как труд в наше время как раз слишком свободен!) и выставил бы всю нашу партию в чудовищно смешном виде. Вместо этого ослы из буржуазных газет приняли эту программу совершенно всерьез, вычитали из нее то, чего в ней нет, и истолковали ее в коммунистическом смысле. Рабочие поступают, повидимому, так же. Только это обстоятельство и позволило Марксу и мне не отмежеваться публично от подобной программы. Пока наши противники, а равно и рабочие, вкладывают в эту программу наши взгляды, мы имеем право о ней молчать.
Если Вы довольны результатами в вопросе о личном составе, то, значит, требования с нашей стороны понизились довольно сильно. Двое наших и трое лассальянцев! И тут, стало быть, наши являются не равноправными союзниками, а побежденной стороной, заранее обреченной на роль меньшинства. Деятельность Комитета, насколько мы о ней знаем, тоже не утешительна: 1) постановление не вносить в список партийной литературы две работы - Бракке и Б. Беккера о лассальянстве; если это постановление отменено, то ни Комитет, ни Либкнехт тут ни при чем; 2) запрещение Вальтейху принять предложение Зоннемана стать корреспондентом «Frankfurter Zeitung». Об этом Зоннеман сам рассказал Марксу, когда тот был там проездом. Еще больше, чем наглость Комитета и готовность, с какой Вальтейх подчинился ему, вместо того чтобы наплевать на него, поражает меня невероятная глупость этого решения. Ведь Комитету скорей следовало бы заботиться о том, чтобы такая газета, как «Frankfurter Zeitung», обслуживалась отовсюду только нашими людьми. - ... Что вся эта история представляет собой педагогический эксперимент, который и при настоящих условиях сулит весьма благоприятные результаты, - в этом Вы совершенно правы. Объединение как таковое - это крупный успех, если оно просуществует даже два года.
Но его можно было, несомненно, добиться гораздо более дешевой ценой. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЛЕЙПЦИГ [Лондон], 15 октября 1875 г.
... но вижу, что с юридической точки зрения положение товарищества, вероятно, сильно изменилось. Я хотел бы получить об этом разъяснения, а также и о том, какие существуют гарантии того, что в случае раскола лассальянское большинство административного совета не захватит всей типографии.
Раз переезд состоялся, то отсюда я делаю косвенное заключение, что план покупки собственного дома отвергнут или стал излишним. Это, разумеется, очень хорошо, ибо для такой бедной партии, как наша, вкладывать деньги в недвижимое имущество было бы допустимо лишь в случае крайней необходимости. Во-первых, деньги можно использовать лучше в качестве капитала, вложенного в дело, а во-вторых, в Германии, при невероятной шаткости правовых норм в делах политических, никак нельзя предвидеть, что может произойти с недвижимой собственностью, если наступит резкая реакция.
В Португалии у нас снова есть газета: «О Protesto» («Протест»). Движение там идет вперед, несмотря на большие затруднения, которые чинят ему правительство и буржуазия.
Маркс очень жаловался на непостижимое примечание в № 104 к тому месту из его «Анти- Прудона», где говорится, что социалисты, точно так же как и экономисты, осуждали коалиции: под социалистами надо-де понимать «социалистов в стиле Прудона». Во-первых, тогда еще не существовало ни одного социалиста в стиле Прудона, кроме самого Прудона. Вовторых, утверждение Маркса относится ко всем выступавшим до того времени социалистам (за исключением нас двоих, которые во Франции были неизвестны) - поскольку им приходилось заниматься коалициями - во главе с Робертом Оуэном! Оно относится и к оуэнистам, а из французов, между прочим, и к Кабе. Ввиду того что во Франции не существовало право коалиций, этого вопроса там касались мало. Но так как до Маркса существовал лишь социализм феодальный, буржуазный, мелкобуржуазный или утопический, или социализм, смешанный из этих различных элементов, - то ясно было, что все эти социалисты, каждый из которых мнил себя обладателем особого всеисцеляющего средства и стоял абсолютно вне действительного рабочего движения, видели во всякой форме действительного движения, а следовательно и в коалициях и стачках, ложный путь, уводящий массы в сторону от единственного спасительного пути истинной веры. Вы видите, что примечание было не только неверным, но и абсолютно бессмысленным. Но нашим людям, по крайней мере некоторым из них, кажется совершенно невозможным ограничиваться в своих статьях тем, что они действительно поняли. Доказательство - бесконечные столбцы теоретико-социалистического содержания, принадлежащие перу К-z, Симмахоса и им подобных, экономическое невежество которых и ошибочные взгляды, а также незнание социалистической литературы служат наилучшим средством для того, чтобы начисто уничтожить теоретическое превосходство, которым до сих пор отличалось германское движение. Маркс чуть было не выступил с заявлением по поводу этого примечания.
Но довольно жалоб. Будем надеяться, что чаяния и надежды, которые связывались с объединением, проведенным с такой опрометчивой поспешностью, оправдаются, что лассальянскую массу удастся повернуть от культа Лассаля к правильному пониманию своего действительного классового положения и что раскол, неизбежность которого так же несомненна, как то, что дважды два - четыре, произойдет при благоприятных для нас обстоятельствах. Но требовать, чтобы и я во все это верил, было бы уж чересчур.
Если не считать Германии и Австрии, то страной, за которой нам надо наиболее внимательно следить, остается Россия. Там, как и у нас, правительство - главный союзник движения, но гораздо лучший союзник, чем наши Бисмарки - Штиберы - Тессендорфы. Русская придворная партия, которая теперь является, можно сказать, правящей, пытается взять назад все уступки, сделанные во время «новой эры» 1861 года248 и следующих за ним лет, и притом истинно русскими способами. Так, например, снова в университеты допускаются лишь «сыновья высших сословий», и, чтобы провести эту меру, всех остальных проваливают на выпускных экзаменах. Эта судьба в одном лишь 1873 г. постигла не менее 24000 молодых людей, вся карьера которых была тем самым испорчена, так как им даже категорически запретили занимать места учителей в начальных школах! И после этого удивляются распространению «нигилизма» в России. Если бы Вальстер, который ведь знает русский язык, захотел обработать несколько изданных либеральной оппозицией и появившихся в Берлине у Б.Бера брошюр ( Очевидно, имеются в виду прежде всего брошюры А. Кошелева «Наше положение» и «Об общинном землевладении в России»), или если бы нашелся кто-нибудь, кто достаточно понимал бы по-польски, чтобы читать львовские газеты (например, «Dziennik Polski» или «Gazeta Narodowa») и делать из них соответствующие выдержки, то «Volksstaat» мог бы стать лучшей газетой в Европе по русским делам. Положительно кажется, что на этот раз Россия первая пустится в пляс. А если это произойдет во время неизбежной войны между германо-прусской империей и Россией - что весьма вероятно, - то неизбежно и обратное воздействие на Германию.
Маркс шлет Вам сердечный привет.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
Сердечный привет Либкнехту. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ФИЛИППУ ПАУЛИ В РЕЙНАУ Лондон, 8 ноября 1875 г.
122, Regent`s Park Road Дорогой Паули!
В прошлую субботу во второй половине дня мы, переночевав в Бингене, Кёльне и Дувре, благополучно прибыли снова сюда. От Бингена до Кёльна мы ехали, по Вашему совету, на пароходе и нисколько в этом не раскаивались. Наш переезд от Остенде был очень хорош для этого времени года, но жена моя все же некоторое время немного страдала от морской болезни. В Дувре, где мы ночевали в отеле «Лорд-уорден», мы вспоминали, как в этом же отеле один старый англичанин, отец шести дочерей, сказал однажды: «Благодарение богу, это комфорт английского отеля»; комфорт этот состоял из хорошей постели, скверного завтрака и невычищенных сапог, за что с нас взяли сущую мелочь - 16 шиллингов и ни пенса меньше.
Жена и я еще раз сердечно благодарим Вас и Вашу милую жену за дружеский прием и за обещание время от времени немного заботиться о Пумпс в ее изгнании. Мы твердо рассчитываем на то, что Вы не только привезете сюда к нам г-жу Паули, как только это будет возможно, но что и всякий раз, как попадете в Лондон, с извещением или без него, будете считать наш дом своим.
С искренним приветом Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ФИЛИППУ ПАУЛИ В РЕЙНАУ Лондон, 9 ноября 1875 г.
Дорогой Паули!
Вчера я второпях забыл главное. Поэтому посылаю Вам сегодня бандеролью пакет, содержащий: 1) три выпуска «Жилищного вопроса», 2) «Бакунисты за работой», 3) «О социальном вопросе в России» (отдельный оттиск первой статьи, не вошедшей в брошюру, на обертке пакета), 4) «Крестьянская война в Германии», 5) «Савойя, Ницца и Рейн» (1860 г.) - это мое, 6) «Коммунистический манифест» - Маркса и мой, 7) «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» - Маркса (1851 г.)251.
Надеюсь, что все это дойдет.
Еще раз с сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - РУДОЛЬФУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Лондон, 9 ноября 1875 г.
Дорогой Рудольф!
Жаль, что из путешествия Пауля ничего не вышло; быть может, удастся в будущем году.
В прошлую субботу я с женой возвратился из Гейдельберга, куда мы ездили для того, чтобы отдать на год нашу малютку в пансион. На обратном пути мы в «Дом-отеле» пили превосходный оберингельхеймер; я сейчас же заказал себе несколько бутылок и прошу тебя сделать мне одолжение и уплатить за меня, записав на мой счет, - г-ну Теодору Мецу, «Дом-отель», Кёльн, 35 талеров = 105 марок.
Кёльн - город чудес. Так, например, на пути между собором и Центральным вокзалом мне встретился один господин, похожий, как две капли воды, на Германа. Он только казался несколько выше ростом, имел больше седины в бороде и корчил страшно серьезную физиономию. Я ждал - но, к сожалению, напрасно - только момента, когда лицо его примет иное выражение, чтобы броситься в его объятия. Это чудо случилось в прошлую пятницу утром, между 10 и 11 часами.
Передай сердечный привет Матильде и детям.
Твой Фридрих ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 12-17 ноября 1875 г.
Дорогой г-н Лавров!
Вернувшись из поездки в Германию, я принялся, наконец, за Вашу статью, которую только что прочел с большим интересом. Посылаю Вам свои замечания к ней, которые пишу по-немецки, так как это дает мне возможность быть более кратким.
1) В учении Дарвина я принимаю теорию развития, дарвиновский же способ доказательства (борьба за существование, естественный отбор) считаю всего лишь первым, временным, несовершенным выражением только что открытого факта. До Дарвина именно те люди, которые теперь повсюду видят только борьбу за существование (Фогт, Бюхнер, Молешотт и т. д.), делали ударение как раз на сотрудничестве в органической природе, указывая на то, как растения доставляют животным кислород и пищу и, наоборот, животные доставляют растениям углекислоту и удобрения, как это особенно подчеркивал Либих. Обе эти концепции в известных границах до известной степени правомерны, но как та, так и другая одинаково односторонни и ограниченны. Взаимодействие тел природы - как мертвых, так и живых - включает как гармонию, так и коллизию, как борьбу, так и сотрудничество. Если поэтому какой-нибудь, с позволения сказать, естествоиспытатель позволяет себе подводить все богатое многообразие исторического развития под одностороннюю и тощую формулу «борьба за существование», формулу, которая даже в области природы может быть принята лишь cum grano salis (, буквально: со щепоткой соли; в переносном смысле: с известной оговоркой) то такой метод сам себе выносит обвинительный приговор.
2) Из трех цитированных Вами «убежденных дарвинистов» внимания заслуживает, повидимому, только Хельвальд. Зейдлиц - в лучшем случае мелкая величина, а Роберт Бир - романист, роман которого «Трижды» печатается в настоящее время в журнале «Uber Land und Meer». Там вполне уместно все его фанфаронство.
3) Не отрицая преимуществ Вашего метода критики, который я назвал бы психологическим, я выбрал бы другой метод. На каждого из нас в большей или меньшей степени влияет интеллектуальная среда, в которой мы преимущественно вращаемся. Для России, где Вы лучше меня знаете свою публику, и для пропагандистского журнала, который апеллирует к «связующему аффекту», к нравственному чувству, Ваш метод, возможно, является наилучшим. Для Германии, где ложная сентиментальность причиняла и продолжает еще причинять такой неслыханный вред, он бы не годился, он был бы неправильно понят, был бы извращен в сентиментальном духе. У нас скорее нужна ненависть, чем любовь, - по крайней мере на ближайшее время, - и прежде всего необходим отказ от последних остатков немецкого идеализма, восстановление материальных фактов в их исторических правах. Поэтому я повел бы атаку (и в свое время, вероятно, сделаю это) на этих буржуазных дарвинистов следующим образом: Все учение Дарвина о борьбе за существование является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы учения Гоббса о bellum omnium contra omnes и учения буржуазных экономистов о конкуренции, наряду с мальтусовской теорией народонаселения. Проделав этот фокус (безусловную правомерность которого я оспариваю, как уже было указано в 1-м пункте, в особенности в отношении мальтусовской теории), опять переносят эти же самые теории из органической природы в историю и затем утверждают, будто доказано, что они имеют силу вечных законов человеческого общества. Наивность этой процедуры бросается в глаза, на это не стоит тратить слов. Но если бы я хотел остановиться на этом подробнее, то я сделал бы это так, что прежде всего показал бы, что они - плохие экономисты, и только потом, что они - плохие естествоиспытатели и философы.
4) Существенное отличие человеческого общества от общества животных состоит в том, что животные в лучшем случае собирают, тогда как люди производят. Уже одно это - единственное, но фундаментальное - различие делает невозможным перенесение, без соответствующих оговорок, законов животных обществ на человеческое общество. Благодаря этому различию стало возможным, как Вы правильно заметили, чтобы «человек вел борьбу не только за существование, но за наслаждение и за увеличение своих наслаждений... готов был для высшего наслаждения отречься от низших».
Не оспаривая Ваших дальнейших выводов из этого, я бы, исходя из своих предпосылок, сделал следующие выводы. Человеческое производство на известной ступени достигает, следовательно, такой высоты, что могут быть произведены предметы не только для удовлетворения необходимых потребностей, но и для удовлетворения потребностей в роскоши, сначала, правда, только для меньшинства. Борьба за существование, - если мы на момент оставим здесь в силе эту категорию, - превращается, таким образом, в борьбу за наслаждения, в борьбу не за одни только средства существования, но и за средства развития, за общественно-производимые средства развития, а к этой ступени категории из животного царства уже не могут быть применены. Но если производство в своей капиталистической форме, как это происходит в настоящее время, создает гораздо большее количество средств существования и развития, чем может потребить капиталистическое общество, потому что оно искусственно отстраняет огромную массу действительных производителей от потребления этих средств существования и развития; если собственный закон жизни этого общества вынуждает его к тому, чтобы постоянно расширять это и без того уже чрезмерно большое, для него, производство, и потому оно вынуждено периодически, каждые десять лет, уничтожать не только массу продуктов, но и сами производительные силы, - то какой же смысл имеет здесь еще болтовня о «борьбе за существование»? Борьба за существование может здесь заключаться еще только в том, что производящий класс отнимет руководство производством и распределением у класса, в руках которого это руководство находилось до сих пор, но который стал теперь неспособным к нему, а это именно и есть социалистическая революция.
Между прочим, достаточно взглянуть на предыдущий ход истории как на непрерывный ряд классовых битв, чтобы стала ясной вся поверхностность понимания этой истории как некоторого слегка видоизмененного варианта «борьбы за существование». Поэтому я никогда не сделал бы такого одолжения этим псевдонатуралистам.
5) По той же причине я соответственно иначе сформулировал бы Ваш по существу совершенно правильный тезис, что «идея солидарности для облегчения борьбы могла... вырасти, наконец, до того, чтобы охватить все человечество и противопоставить его как солидарное общество братьев остальному миру минералов, растений и животных».
6) Но, с другой стороны, я не могу согласиться с Вами, что «борьба всех против всех» была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны. Первые люди, вероятно, жили стадами, и, насколько наш взгляд может проникнуть в глубь веков, мы находим, что так это и было. --- 17 ноября Мне опять помешали, и я вновь берусь за это письмо, чтобы отправить его Вам. Вы видите, что мои замечания относятся скорее к форме, к методу Вашей критики, чем к ее существу. Надеюсь, что Вы найдете их достаточно ясными, я писал их второпях и, перечитывая, хотел бы многое изменить, но опасаюсь сделать письмо слишком неудобочитаемым.
Сердечный привет.
Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПАУЛЮ КЕРСТЕНУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 24 ноября 1875 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой г-н Керстен!
Только что получил Ваше любезное письмо, посланное сегодня утром, и спешу сообщить Вам, что мне доставит удовольствие видеть Вас и Вашего друга у себя в это воскресенье около шести часов вечера.
С совершенным уважением Ф. Энгельс.
Керстена больше не было видно.
МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 3 декабря 1875 г.
41, Maitland Park Road, N. W.
Дорогой друг!
Фурункул (да еще на соске на левой стороне груди) - в чем Вы сами сможете убедиться, когда придете ко мне, - совершенно но позволяет мне выходить по вечерам и присутствовать 4 декабря на митинге. Впрочем, я мог бы там только повторить то мнение, которое я защищаю уже в течение тридцати лет, а именно, что освобождение Польши есть одно из условий освобождения рабочего класса в Европе. Новые заговоры Священного союза являются новым доказательством этого.
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ВАЛЕРИЮ ВРУБЛЕВСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 4 декабря 1875 г., полдень 122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Врублевский!
Сегодня утром я проснулся с таким сильным насморком, что почти не могу говорить. Поэтому я, к моему большому сожалению, не смогу сегодня вечером присутствовать на Вашем польском собрании, особенно в такой вечер, который, по-видимому, соединит все преимущества польского климата со всеми прелестями английского тумана.
Мои чувства по отношению к делу польского народа, которые я, к сожалению, не смогу выразить сегодня вечером, навсегда останутся неизменны: я всегда буду видеть в освобождении Польши один из краеугольных камней окончательного освобождения европейского пролетариата и, в особенности, освобождения других славянских национальностей. До тех пор пока будет продолжаться разделение и порабощение польского народа, до тех пор будет продолжать свое существование и с фатальной неизбежностью возрождаться Священный союз между теми, кто поделил Польшу, - союз, который не означает ничего другого, как порабощение русского, венгерского и немецкого народов, совершенно так же, как и польского народа. Да здравствует Польша!
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ФРИДРИХУ ЛЕССНЕРУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 16 декабря 1875 г.
Дорогой Лесснер!
Франкель, который имел неосторожность проживать в Вене под чужим именем, обнаружен и арестован. Французское посольство требует его выдачи, обвиняя его в поджоге и участии в расстреле доминиканских монахов. По это чепуха, ибо никакая страна не выдает своих подданных, она выдает лишь иностранцев,- если здесь вообще может быть речь о выдаче.
По всей вероятности, он отделается пустяком за проживание под чужим именем.
Твой Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, 17 декабря 1875 г.]
Дорогой друг!
Милейший Леблан серьезно болен и очень желал бы, чтобы его навещали. Последние листы (то есть последний - 44-й - выпуск французского издания «Капитала») имели установленные размеры. Г-н Лашатр утверждал, что по условиям соглашения с типографией нельзя дать больше 44 листов. Таким образом, я должен был пожертвовать предметным указателем, который был уже составлен. Если я найду экземпляр, то пошлю его Вам.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
14:55 15.06.2015
МАРКС - ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 4 апреля 1876 г.
41, Maitland Park Road, N. W. (Обрати внимание на адрес, улица та же, но вместо № 1 теперь № 41.)
Дорогой друг!
Я был очень рад увидеть, наконец, снова твой почерк. Твое продолжительное молчание я понял правильно, - именно так, как ты его объясняешь. Могу тебя уверить, что и у нас здесь грязи было более чем достаточно, хотя ее и не выносили с таким бесстыдством перед публикой (впрочем, в первое время после Гаагского конгресса было и это). Здесь оправдывается то, что сказал Чернышевский: «Кто шествует по путям истории, не должен бояться запачкаться».
Последние 15 выпусков «Капитала» я отправил тебе в начале января, а именно в понедельник 3 января (дату я знаю точно, так как составил список всех посланных мной тогда экземпляров). Меня, однако, не удивляет, что ты их не получил, ибо даже три экземпляра, посланные отсюда в Париж, не дошли, и их пришлось посылать снова. В начале января на здешней почте царит такая суматоха, что каждый чиновник, отправляющий почту, становится невменяем. На этой неделе я пошлю тебе снова эти 15 номеров. Неполучение тобой первой посылки неприятно мне лишь потому, что я существенно улучшил именно эту часть, в особенности весь отдел о процессе накопления, и поэтому хотел бы, чтобы ты ее прочитал.
Ни Энгельс, ни я не можем поехать в Филадельфию, так как мы очень заняты, в особенности я не могу терять времени, ибо состояние моего здоровья все еще заставляет меня потратить около двух месяцев на лечение в Карлсбаде.
За «Коммунистический манифест» мы возьмемся; но для дополнения время еще не настало.
А теперь у меня к тебе несколько просьб: 1) Нельзя ли мне получить мои статьи из «Tribune», сохранявшиеся безвременно умершим другом Мейером (они, кажется, из наследства Вейдемейера)? У меня этих статей нет.
2) Нельзя ли мне (разумеется, за мой счет) получить из Нью-Йорка американские книжные каталоги с 1873 г. по настоящее время? Мне важно (для второго тома «Капитала») самому посмотреть, не вышло ли чего-нибудь дельного об американском земледелии и отношениях земельной собственности, а равно и о кредите (паника, деньги и т. д. и все, что с этим связано).
3) По английским газетам совершенно нельзя разобраться в теперешних скандальных историях в Соединенных Штатах. Не сохранились ли у тебя соответствующие американские газеты?
Моя семья шлет тебе самый сердечный привет.
Totus tuus (Всецело твой)
Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ФИЛИППУ ПАУЛИ В РЕЙНАУ Лондон, 25 апреля 1876 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Паули!
He знаю, как отблагодарить Вас и Вашу жену за всю ту доброту и дружбу, которую Вы проявляете по отношению к нашей Пумпс. Вы добились того, что она, по-видимому, чувствует себя у Вас совсем как дома. Если год пребывания в пансионе сохранится в ее памяти как один из самых веселых периодов ее жизни, то за это она должна быть благодарна Вам и Вашей милой жене.
Она сообщила нам премиленький план, придуманный ею у Вас и, по-видимому, с Вашей помощью, о том, чтобы на троицу всем вместе. К сожалению, она позабыла, как это большей частью случается с девушками ее возраста, самое главное, а именно сообщить нам, когда же в июне начнутся ее каникулы. Если память мне не изменяет, флейлейн Шупп говорила мне, что каникулы бывают в июле, так как это самый жаркий месяц в году. Поэтому мне необходимо сначала получить от мамзель Пумпс более точные сведения по этому вопросу, прежде чем мы с женой сможем принять какое-либо решение.
Мне не приходится говорить Вам, что нам обоим доставило бы большое удовольствие провести троицу у Вас в Рейнау. К сожалению, моя жена всегда немного прихварывает весной, и помочь ей может только один врач: морской воздух. И мне хотелось бы отправить ее на несколько недель к морю; поездка в Германию была бы ей тогда вдвойне полезна.
Нас очень обрадовало сообщение Пумпс о том, что г-жа Паули решила сопровождать нас в Англию. Это было бы чудесно, и мы надеемся, что Пумпс высказывает не одну лишь надежду, а сообщает о твердом решении, выполнение которого не заставит себя ждать и в том случае, если из поездки на троицу ничего не выйдет, вследствие того, что Пумпс ошиблась в расчетах относительно своих каникул. Ведь лето длинно, и приехать за ней во всяком случае придется. Впрочем, мы надеемся на то, что Пумпс права и вся стратегическая комбинация будет блестяще выполнена. Само собой разумеется, мы приложим все усилия к тому, чтобы сделать Вашей жене пребывание здесь возможно более приятным и побудить ее продлить его до тех пор, пока Вы сами не приедете за ней. Проект в ответ на проект! Шорлеммер и Олмен, если он не уедет, будут также вызваны. Первый, как и в прошлом году, вероятно, поедет с нами на две недели к морю. Итак, мы считаем дело решенным; речь еще может идти, следовательно, только о том, будет ли выполнен наш план на две недели раньше или позже.
Шорлеммер приезжал сюда в марте на несколько дней, он выглядел очень хорошо и был очень весел.
Письмо г-жи Паули мы получили вовремя и были рады узнать, что пудинг после длительных Одиссеевых странствований достиг своего места назначения в целости и встретил всеобщее одобрение.
Сердечный привет от жены и меня Вам, Вашей жене и детям.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 18 мая 1876 г.
Дорогой друг!
Адрес Пио следующий: 15, Hargwyne Street, Stockwell, S. W.
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН [Лондон, 14 июня 1876 г.]
Дорогой друг!
Сегодня я посылаю тебе в третий раз 31-44 выпуски «Капитала»; если ты их опять не получишь, то уведомь меня немедленно: я устрою тогда серьезный скандал здешнему Главному почтамту. Что касается вмешательства д-ра Кугельмана (а также Мейснера, чему я не верю, но подробнее узнаю об этом у него самого), то это меня чрезвычайно удивило, так как я еще на тот свет не отправился, и, следовательно, никто, кроме меня, не имеет права распоряжаться моими работами.
Ты совершенно верно понял, что я разумею под скандальными историями; до конца сентября мне это не понадобится.
Посылаю тебе заодно исправленное мной издание Моста; я не поставил своего имени, ибо в противном случае мне пришлось бы изменить там еще больше (все, что касается стоимости, денег, заработной платы и многого другого, мне пришлось целиком вычеркнуть и вместо этого вставить свое).
В следующий раз напишу больше. Вся моя семья шлет тебе самый сердечный привет.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 14 июня 1876 г.
Дорогой друг!
Энгельс, вероятно, сообщил уже Вам, что Либкнехт и его друзья имеют основания подозревать Рихтера в шпионаже. Если это подтвердится, я мог бы также объяснить, почему со времени последнего посещения, которым удостоил меня Рихтер, исчезла моя книжка с адресами; в ней находились адреса моих корреспондентов в разных странах. Это вызывает у меня сильное беспокойство только в отношении нескольких лиц в России.
Нужно предупредить также Пио.
Ваш К. Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 15 июня 1876 г.
Дорогой друг!
Я был очень рад узнать из Вашего письма, что подозрения против Р. были просто фантазией.
Либкнехт сперва написал Энгельсу, что против Р. существуют подозрения и что он (Энгельс) должен был бы конфиденциально предупредить об этом русских друзей в Лондоне.
Энгельс ответил ему, что он ничего подобного не сделает до тех пор, пока Либкнехт не сообщит ему фактов, послуживших поводом для этих подозрений. Тогда Либкнехт написал, что однажды вечером, находясь в обществе нескольких членов экспедиции «Volksstaat» и других рабочих, Р., бывший не совсем в трезвом виде, пытался похитить пакет с письмами (от «Volksstaat»), предназначенными для отправки на почту. Друзья не мешали ему в этом, однако сопровождали его на почту и заставили сдать там пакет. Факт этот был передан Либкнехту, так что подозрение было высказано не им, а рабочими, до тех пор вполне доверявшими Р. Либкнехт сам пишет, что пословица «in vino veritas»далека от того, чтобы быть непререкаемой догмой, но что, тем не менее, случай этот наводит на размышления. Вы хорошо знаете, что раз возникает подобного рода подозрение, то всегда находятся более или менее неопределенные признаки, которые можно истолковать в неблагоприятном смысле.
По моему мнению, Либкнехт только исполнил свой долг, сделав предупреждение; ни он (до известной степени это относится и ко мне), ни его друзья не знали о близких связях Р. с Вами; в противном случае он, конечно, не считал бы нужным предупреждать Вас. Чтобы рассеять подобного рода недоразумения, самое лучшее - говорить откровенно. Партии, которая борется, следует быть готовой ко всему; я, по крайней мере, совершенно не был удивлен, когда меня обвинили в том, что я являюсь агентом г-на Бисмарка.
Энгельс был у меня вчера вечером. Я спросил его, писал ли он Вам, он ответил, что не писал, что он не считал себя вправе писать Вам по этому делу, потому что Либкнехт поручил ему сообщить Вам об этом конфиденциально, и что у него не было еще времени зайти к Вам.
Я сказал ему, что написал Вам, и тогда он тоже выразил желание Вам написать.
Либкнехту я напишу в духе Вашего письма. Вместе с тем я полагаю, что было бы лучше ничего не сообщать Р. о том, что произошло. Когда Либкнехт сообщит мое письмо своим друзьям, последние - я в этом уверен - сделают все (это честные рабочие), чтобы исправить то зло, которое они причинили своему товарищу.
В «Pall Mall Gazette» на прошлой неделе была помещена громовая статья о русских финансах.
Ваш К. Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 16 июня 1876 г.
122, Regent`s Park Road Дорогой г-н Лавров!
Несколько времени тому назад Либкнехт написал мне, чтобы я предупредил Вас, что Р. возбуждает подозрения. Но так как я не мог взять на себя подобное поручение, не имея возможности указать Вам какие-либо факты, то я откровенно высказал это Либкнехту.
Вот его ответ, который я сообщаю Вам совершенно конфиденциально: «Р. пытался здесь весьма странным образом завладеть пакетом с письмами, который прошлой зимой должен был быть отправлен мне в Берлин. Он был пьян и поэтому очень неловко взялся за дело, так что его поймали. В опьянении его в течение многих часов преследовала навязчивая идея завладеть этим пакетом; это ему даже удалось, но его спутники заставили его опустить пакет в почтовый ящик, что он и сделал, после того как его попытка подменить пакет потерпела неудачу. Лица, присутствовавшие при этом происшествии и до тех пор твердо верившие в его честность, были теперь озадачены. В состоянии опьянения иной раз, правда, приходят в голову странные вещи, однако ничего такого, чего там уже не было бы и в трезвом состоянии. Выражение «in vino veritas» не совсем лишено смысла. О других весьма подозрительных обстоятельствах я здесь говорить не стану, так как они не столь вески, как то, что я рассказал. Отмечу только, что Р. неоднократно предлагал свои услуги по передаче писем и просил рекомендации к всевозможным партийным товарищам».
Я очень сожалею, что из-за того, что мне постоянно мешали, я не смог раньше передать Вам это сообщение, о котором не знаю что и думать.
Надеюсь, что это письмо застанет Вас в добром здравии. Привет г-ну Смирнову.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 30 июня 1876 г.
Дорогой г-н Лавров!
По поводу запрещения г-ном Бисмарком в Германии «Вперед!» могу сообщить в утешение Вам, что всего шесть дней тому назад я видел его в Гейдельберге открыто выставленным в витринах книжных магазинов. Г-н Бисмарк еще не сумел выучить всех своих полицейских читать по-русски.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ФИЛИППУ ПАУЛИ В РЕЙНАУ Рамсгет, 11 августа 1876 г.
11, Camden Square Дорогой Паули!
В пятницу, как это было решено, я действительно поехал в Кёльн и переправился бы ночью через Остенде в Лондон, если бы не проклятый комар, укусивший меня в левую руку, - укус вздулся до колоссальных размеров. Поэтому в Кёльне я отправился в гостиницу и примерно час держал руку в ледяной воде, это остановило воспалительный процесс. В субботу отправился через Флиссинген в Англию, сел в Чатеме в поезд на Рамсгет и прибыл прямо сюда. Когда во вторник я приехал в Лондон, я встретил у Маркса Шорлеммера, собиравшегося в среду в Дармштадт, куда он приедет, вероятно, сегодня.
Здесь все еще очень хорошо, умеренная летняя температура и свежий морской ветер, к тому же превосходное бутылочное пиво, а купание в соленой воде - «истинное наслаждение», как говорит швея у Надлера. Эти вещицы заставили меня много посмеяться; особенно хорошо изображен патриотически настроенный провинциал 1848 года.
Переезд от Флиссингена происходил опять при совершенно спокойном море, мне это теперь очень досадно, хотелось бы немного качки, иначе совсем и не чувствуешь, что побывал в море. Впрочем, я могу получить это удовольствие здесь, как только захочу, на прогулочных шлюпках, которые каждый день выезжают во вторую половину дня.
Мы останемся здесь еще на две недели, до понедельника, а затем в Лондоне, надо надеяться, будем снова отдыхать от всего этого бесконечного безделья, которому все время предавались.
Путешествие и морские купания принесли моей жене большую пользу, так что я могу надеяться, что и зимой здоровье ее будет в удовлетворительном состоянии. Она, как и я, шлет сердечный привет тебе, твоей жене и детям. Так как накрывают на стол, я заканчиваю письмо в надежде, что количество комаров в Рейнау скоро уменьшится.
Преданный тебе Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОН Рамсгет, 15 августа 1876 г.
11, Camden Square Дорогой г-н Лавров!
По возвращении из Германии я нашел у себя Ваше письмо от 7-го числа, которое и поспешил сообщить Либкнехту. Так как лица, о которых идет речь, были мне совершенно неизвестны, то это было единственное, что я мог сделать.
Надеюсь, что наш бедный Смирнов окажется достаточно крепким, чтобы справиться с болезнью. При слабом состоянии своего здоровья он работал слишком много, а ему следовало бы несколько беречь себя. Тысяча пожеланий от меня ему, так же как и Вам.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ИДЕ ПАУЛИ В РЕЙНАУ Рамсгет, 27 августа 1876 г.
11, Camden Square Дорогая г-жа Паули!
Комары вели себя, должно быть, действительно дурно, если Вы были вынуждены пойти по следам русских эмансипированных дам и курить сигареты. Надеюсь, что и у Вас, так же как у нас, за последние три-четыре дня погода стала более прохладной, и поэтому Вы теперь избавились от комаров. Мы здесь положительно замерзли и должны закрывать окна, а моя жена вздыхает по меховым жакетам. В Лондоне в пятницу ночью было только 6° по Реомюру, а в Ливерпуле дыни определенно померзли.
Со вторника у нас гостит г-жа Маркс; она опять немного поправилась, но к следующему вторнику должна будет, очевидно, снова уехать, так как ожидает к этому времени племянницу с мыса Доброй Надежды.
Несмотря на погоду, мы продолжаем купаться, так как море все еще теплое, а при ветре валы становятся все сильнее и здорово греют; именно эти холодные морские купания действуют лучше всего, и моя жена удивительно поправилась с тех пор, как начала купаться. В пятницу мы снова укладываемся и, надо надеяться, вернемся, наконец, к спокойной жизни.
Мы оба уже по горло сыты этим шатанием, моя жена тоскует по своей кухне, я - по своему письменному столу, и оба мы - по большой широкой кровати.
Адрес Маркса в Карлсбаде следующий: д-р Маркс, «Germania», Schlossberg, Karlsbad42.
Несколько дней тому назад я получил от него письмо. Карлсбадская вода принесла ему и его дочери Тусси большую пользу, но, к сожалению, это влечет за собой скучные последствия: несколько месяцев после этого нельзя ни пить вина, ни есть салата и тому подобных вкусных вещей. Он останется там, по крайней мере, до середины сентября, быть может, еще на неделю дольше, все зависит от лечения и его действия.
От Пумпс мы получили письмо одновременно с Вашим. Я отвечу ей, как только вернусь в Лондон; здесь, в этой обстановке безделья, всегда требуется много энергии, чтобы засесть за письма.
Как обстоит дело с поездкой Паули в Англию? Ведь теперь он, вероятно, уже скоро закончит строительные работы на фабрике, а так как он очень любит бурное море, то ему не следует надолго откладывать поездку.
Г-жа Маркс просит передать Вам поклон, а моя жена и я шлем Вам, Паули и всем детям сердечный привет. Сегодня я посылаю Паули газету. Итак, будьте все здоровы и бодры, и, если пиво будет особенно хорошо, вспоминайте время от времени искренне преданного Вам Ф. Энгельса ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
21:13 15.06.2015
МАРКС - ЖЕННИ ЛОНГЕ В ГАСТИНГС [Карлсбад, конец августа - начало сентября 1876 г.]
Дорогая моя девочка!
Очень рад был узнать из твоих писем, из которых одно, к сожалению, пропало, что здоровье твое поправляется и что маленький крепыш превосходно чувствует себя в Гастингсе и уже играет свою роль. Macte puer virtute! (Хвала твоей доблести, отрок! (Вергилий. «Энеида», книга IX))
Мы живем здесь беспечно и бездумно, как того и требует успех лечения. В последние дни из-за внезапной перемены погоды пришлось почти прекратить наши прогулки по горным лесам. То моросит апрельский дождь, то льет ливень, то снова светит солнце. Холода, внезапно наступившие после длительной жары, уже прекратились.
В последнее время у нас завязалось много новых знакомств. Не считая нескольких поляков, это большей частью профессора немецких университетов и прочие доктора наук.
Повсюду замучили одним и тем же вопросом: что вы думаете о Вагнере? Весьма характерно для этого новогерманско-прусского имперского музыканта, что он вместе с супругой (которая разошлась с Бюловом), вместе с рогоносцем Бюловом и их общим тестем Листом, все вчетвером поселились в Байрёйте и живут там душа в душу - милуются, целуются, обожают друг друга и все счастливы. Если добавить, что Лист - римский монах, а мадам Вагнер (по имени Козима) его «внебрачная» дочь от мадам д`Агу (Даниель Стерн), - то лучшего оперного либретто для Оффенбаха, чем эта семейка с ее патриархальными взаимоотношениями, не придумать. Приключения этой семейки можно изобразить и в тетралогии наподобие Нибелунгов.
Надеюсь, девочка моя, снова увидеть тебя здоровой и веселой. Передай от меня сердечный привет Лонге, а моего внучонка поцелуй двенадцать раз от имени его дедушки.
Прощай. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Карлсбад, 30 августа 1876 г.
«Germania», Schlossberg Дорогой друг!
Я живу здесь с дочерью уже две недели и, несмотря на изменчивую погоду и дожди, думаю пробыть здесь еще две недели. Мы были бы очень рады повидать Вас здесь. Во всяком случае, дайте о себе знать.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ [Карлсбад], 1 сентября 1876 г.
Дорогой друг!
Я никогда не оставлял намерения отправиться вместе с дочерью на один-два дня в Прагу, но не хотел упоминать об этом в письме к Вам, так как мне хотелось заманить Вас сюда. Но дела есть дела; быть может, Вы все-таки еще подумаете и придете к убеждению, что поездка в Карлсбад могла бы благотворно повлиять на Ваше здоровье. Жду Вашего окончательного решения на этот счет.
Погода сама по себе была бы для меня довольно безразлична, если бы она несколько не противоречила условиям лечения.
Моя дочь шлет Вам самый сердечный привет.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ [Карлсбад], 6 сентября 1876 г.
Дорогой друг!
Прилагаю письмо Вашей сестры, сообщения которой о приключениях на Нордернее чрезвычайно заинтересовали мою дочь и меня. Я надеялся познакомиться у Вас в Праге с Вашей сестрой, портрет которой я видел и о которой я слышал так много хорошего в Ганновере, но из Вашего письма вижу, что она по-прежнему живет в Ахене.
Лечение мое кончается в воскресенье. Поэтому мы решили в понедельник выехать в Прагу, хотя, возможно, придется пробыть в Карлсбаде и несколько дольше. Моя дочь внезапно заболела. Надеюсь, что ничего серьезного; сегодня вечером я ожидаю второго визита врача. Напишу Вам, как только смогу сообщить что-либо более определенное.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ [Карлсбад], 9 сентября 1876 г.
Дорогой друг!
Большое спасибо от меня и от моей дочери за Ваше любезное письмо. У нее была жестокая лихорадка, ей пришлось три дня пролежать в постели, да и сейчас она еще под домашним арестом; но всякая опасность миновала благодаря быстрому вмешательству д-ра Флеклеса младшего. До среды нам вряд ли удастся выехать в Прагу. Но я извещу Вас точно за день до отъезда.
Пока до скорого свидания.
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ИДЕ ПАУЛИ В РЕЙНАУ [Карлсбад], 10 сентября 1876 г.
Дорогая г-жа Паули!
Сердечно благодарю Вас за Ваше любезное приглашение. К сожалению, произошел неприятный случай, который не позволяет мне воспользоваться этим приглашением.
Сегодня как раз истек срок нашего месячного лечения. Но вследствие постоянной перемены погоды моя дочь* простудилась, схватила лихорадку и т. д. На время она остается под домашним арестом, и мне придется по необходимости продлить пребывание здесь. Так как из-за некоторых дел я должен быть в определенный день в Лондоне, то я тем менее смогу позволить себе на обратном пути заехать к Вам. Но отложить не значит отменить. Быть может, увидимся в следующем году.
Моя дочь шлет сердечный привет Вам и г-ну Паули.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - МАКСУ ОППЕНХЕЙМУ В ПРАГУ Карлсбад, 12 сентября 1876 г.
«Germania»
Дорогой друг!
Приношу Вам сердечную благодарность за Вашу дружескую заботу; к счастью, дочь моя вполне поправилась. Она еще легко отделалась. У нее чуть не случилось воспаления легких; быстрое вмешательство д-ра Флеклеса младшего, ее врача, спасло ее от продолжительной и опасной болезни.
Все же из-за этого события мы должны оставаться здесь до пятницы для дополнительного лечения. Из Карлсбада мы выедем в 10 ч. 47 м. и приедем в Прагу (на вокзал Государственной железной дороги) в 5 ч. 50 м. пополудни.
Итак, до свидания.
Дружески преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 15 сентября 1876 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой г-н Лавров!
В конце настоящего письма я сообщаю Вам те несколько слов, которые Либкнехт только что написал мне по поводу лиц, упоминаемых в Вашем письме. Из них Вы увидите, что Либкнехт снимает с себя всякую ответственность за то, что мог написать Д. и что мог сделать Ч.
Надеюсь, что г-н Смирнов поправляется.
Ваш Ф. Энгельс
«Мои письма, которые Г. подсунул в руки полиции, были заведомо написаны так, чтобы их мог прочитать Штибер, но не так обстояло дело с многочисленными письмами русских. Л. заблуждается, если думает, что я доверился хотя бы одному русскому эмигранту. Я совершенно не отвечаю за то, что болтают эти людишки, а болтают они страшно много. Ч. ездил в Берлин не по моему поручению, но, разумеется, с моего ведома, - испортить там было уже нечего». ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ФЕРДИНАНДУ ФЛЕКЛЕСУ В КАРЛСБАД Льеж, Бельгия, 21 сентября 1876 г.
Hotel de Suede Дорогой Флеклес!
Пишу Вам спешно несколько строк по неотложному делу.
У моего друга Николая Утина - ему 35 лет - начинается, как выяснили врачи, перерождение сердца. Ему посоветовали ехать в Карлсбад; но так как он весной, летом и осенью перегружен работой - он инженер и стоит во главе крупных железнодорожных и тому подобных предприятий, - то может выбрать время для лечения только в декабре и в течение зимних месяцев.
Но он очень боится холода и хочет знать, не может ли он вместо Карлсбада поехать в Виши.
Трудно, конечно, а может быть и невозможно, не зная его лично, ответить на такой вопрос. Но Вы могли бы все же указать в общем, может ли Виши заменить Карлсбад в подобных случаях.
Это - один из моих лучших друзей, поэтому я позволяю себе апеллировать к Вашей дружбе и просить Вас о скором ответе (по моему лондонскому адресу: 41, Maitland Park Road, London). Моя дочь и я уезжаем завтра отсюда домой.
Глубоко преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ Лондон, 23 сентября 1876 г.
Дорогой Бракке!
В настоящее время печатается французская работа Лиссагаре «История Коммуны» (500- 600 стр.). Издатель: А. Кистемекерс, Современная книготорговля, Бульвар дю Нор, 60, Брюссель. Это будет первая достоверная история Коммуны.
Лиссагаре не только использовал все печатные источники, но и располагает недоступными для всех других материалами, не говоря уже о том, что он был большей частью очевидцем описываемых им событий.
Вчера я получил от него письмо, присланное ему Юлиусом Грунцигом из Берлина, в котором этот последний предлагает свои услуги в качестве переводчика.
Прежде всего, я Грунцига не знаю; вероятно, Вы можете сообщить мне сведения о нем.
Во-вторых, он ничего не пишет о том, где и как будет издана книга. И если бы даже мы могли использовать г-на Грунцига в качестве переводчика (это зависит только от его способности к такой работе), то он был бы принят только как переводчик, издание же ему ни в коем случае не было бы поручено.
Я предлагаю Вам взять на себя издание этой важной для нашей партии и интересной для всей читающей немецкой публики работы. Но только Лиссагаре,- которому, как эмигранту в Лондоне, живется, конечно, не сладко, - должен получить за предоставление им права немецкого издания известную долю прибыли, установленную Вами самим.
Что же касается перевода, то я послал бы Грунцигу, - ввиду того, что он первый предложил свои услуги и его также рекомендовал Мост, - пробные листы для перевода, чтобы я мог убедиться в его способности выполнить эту задачу.
В случае, если Вы примете это предложение, листы оригинала будут поступать к Вам (а также к переводчику) по частям, так что немецкий перевод мог бы выйти почти одновременно с французским оригиналом.
Издание отдельными выпусками, как предлагает в своем письме Грунциг, неприемлемо, так как в этом случае книга вышла бы на немецком языке раньше, чем на французском, против чего стал бы протестовать бельгийский издатель.
Что касается оплаты переводчика, то этот вопрос должен быть урегулирован исключительно между Вами и переводчиком.
Я Вам буду очень благодарен, если Вы дадите скорый ответ, чтобы время не было потеряно и чтобы я мог, если понадобится, обратиться к другому книготорговцу.
Сердечный привет от меня и Энгельса.
Ваш Карл Маркс Мой адрес: 41, Maitland Park Road, N. W., London. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ [Лондон], 30 сентября 1876 г.
Дорогой Бракке!
О Ваших переговорах с Б. Беккером я уже знал из ряда Ваших писем Энгельсу, так как мы сообщаем друг другу все, относящееся к партийным делам.
Как только я получил Ваше письмо, мы с Энгельсом всесторонне обсудили этот вопрос и пришли к заключению, что никакие обязательства по отношению к Беккеру не могут помешать Вам издать книгу Лиссагаре.
1) Вы из чисто коммерческих соображений - еще задолго до того, как зашла речь о книге Лиссагаре, - отказались от всяких обязательств по отношению к Б. Беккеру, после того как он сам резко отклонил Ваши предложения. Вы уплатили, кроме того, неустойку в 300 талеров. Тем самым вопрос был исчерпан, и никак нельзя было предположить, что отныне Вы отказываетесь от издания каких бы то ни было сочинений по истории Коммуны.
2) В той мере, в какой книга Лиссагаре конкурирует с книгой Беккера, конкуренция эта все равно будет иметь место, появится ли книга у Вас или где-либо еще (Либкнехт только что предложил нам издательство типографии «Volksstaat», на что, однако, мы ни при каких условиях не пошли бы). Книга Лиссагаре выйдет через несколько недель в Брюсселе, тогда как Беккер закончит свою работу лишь в мае 1877 года. Ущерб, который он от этого потерпит, все равно неизбежен.
3) Хотя книги Беккера и Лиссагаре носят одно и то же название «История Коммуны», тем не менее, это сочинения совершенно различного характера, и если бы не коммерческие и другие соображения, их прекрасно могло бы издать одно и то же книгоиздательство.
Книга Беккера - это в лучшем случае составленная с точки зрения немецкой критики компиляция материалов о Коммуне, которые в Париже доступны всякому.
Книга же Лиссагаре написана участником изображаемых событий (она поэтому приближается по характеру к мемуарам), причем автор сверх того располагал множеством никому другому не доступных рукописей главных действующих лиц драмы и т. д.
Между той и другой книгой мыслима лишь та связь, что сочинение Лиссагаре окажется для Беккера новым источником, с которым он не сможет не считаться и который, быть может, заставит его внести значительные изменения в свою уже готовую рукопись.
Вами руководят при издании книги Лиссагаре те же интересы, которые заставили Вас предложить Беккеру заняться обработкой этого материала, то есть интересы партии; как уже сказано в п. 1, Вы можете удовлетворить их, нисколько не нарушая своих первоначальных издательских обязательств перед Беккером.
Вот все, что я считаю нужным сказать по этому вопросу.
Что касается г-на Грунцига, то я попросил бы Вас навести у Моста справки об этом человеке. Если бы ответ оказался благоприятным, я послал бы г-ну Грунцигу в виде опыта первый пробный лист для перевода, чтобы иметь возможность судить, по плечу ли ему эта далеко не легкая работа.
Лиссагаре прислал мне пять первых печатных листов. По ним видно, что книга выйдет в роскошном издании, лишь 30 строк на страницу. Если во французском оригинале 500- 600 страниц, то в обычном немецком издании их будет едва ли больше 400.
С Вашим решением о распределении прибыли я более чем согласен; если никакой прибыли не будет, Лиссагаре, как и Вы, должен будет с этим мириться, - и уже мирится заранее.
Что касается гонорара переводчика, то это предоставляется на Ваше усмотрение. Французского автора это не касается.
Все остальные вопросы - о тираже, оформлении книги, цене - Вы должны решить сами. (Лиссагаре предоставил мне полномочия заключить договор от его имени.)
На титульном листе следовало бы написать: «авторизованный перевод».
Лиссагаре поместит на титульном листе французского оригинала: «все права сохраняются»,- так что Вы сможете конфисковать всякий другой немецкий перевод, изданный кем бы то ни было.
С дружеским приветом Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 7 октября 1876 г.
Дорогой друг!
Я только что получил письмо из Парижа (от одного служащего в книжном магазине Лашатра), из которого видно, что запрещение «Капитала» - просто-напросто миф, впрочем миф, усердно распространяемый полицейскими и самим г-ном Кэ, судебным администратором, под опеку которого блаженной памяти Бюффе передал книжный магазин Лашатра.
Так как «Капитал» издавался при режиме осадного положения, то, с тех пор как осадное положение снято, он может быть запрещен только обыкновенным судом, а такого скандала боятся. Поэтому стараются изъять книгу с помощью скрытых интриг.
Я буду Вам очень благодарен, если Вы передадите мне письмо, в котором Ваш комиссионер Гюйо пишет о запрещении книги. С другой стороны, у Ковалевского есть русские друзья в Париже, которые готовы засвидетельствовать, что даже в книжном магазине Лашатра им отказали в продаже этой книги.
Имея эти доказательства, я мог бы пригрозить г-ну Кэ, - который весьма скуп, хотя и миллионер, - судебными мерами и требованием возмещения убытков. Только под давлением подобных угроз он, наконец, согласился отпечатать последние 15 выпусков. Согласно французским законам, он по отношению ко мне является только представителем г-на Лашатра, его заместителем, и должен выполнять все условия, содержащиеся в моем договоре с последним.
В «Revue des deux Mondes» за сентябрь этого года помещена критика,- если так можно выразиться, - «Капитала», принадлежащая г-ну Лавеле. Нужно прочитать ее, чтобы получить представление об идиотизме наших буржуазных «мыслителей». Г-н Лавеле, однако, достаточно наивен, чтобы признать, что если принять доктрины Адама Смита и Рикардо или даже - horribile dictu (страшно сказать) - доктрины Кэри и Бастиа, то нельзя избежать пагубных выводов «Капитала».
Поздравляю Вас с Вашей передовой статьей в последнем номере «Вперед!» о панславистском лиризме в России. Это не только шедевр, но прежде всего акт большого морального мужества.
Ваш Карл Маркс
Как здоровье Смирнова? ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ЛЕЙПЦИГ Лондон, 7 октября 1876 г.
41, Maitland Park Road, N. W.
Дорогой Лайбрери!
Судя по твоему письму к Энгельсу, ты заявил съезду, что Энгельс будет писать о Дюринге. Между тем он нашел и сейчас же после моего возвращения из Карлсбада показал мне крайне поразивший нас отчет в «Volksstaat», согласно которому ты заявил, будто бы я (чего мне даже и во сне не снилось) вступлю в дискуссию с г-ном Дюрингом.
О Эриндур, объясни мне Эту двойственность натуры! ( Гёте. «Фауст», часть I, сцена третья («Кабинет Фауста»))
Энгельс сейчас занят своей работой о Дюринге. Это большая жертва с его стороны, так как для этого ему приходится прервать несравненно более важную работу.
То, что ваш съезд протянул братскую руку Гильому и К° - в той форме, в какой это было сделано, - сравнительно безвредно. Однако при всех обстоятельствах необходимо избегать всякого действительного сотрудничества с этими людьми, которые систематически добивались разложения Интернационала. Те очень немногочисленные рабочие в юрских кантонах, в Италии, Испании, которых они еще водят за нос, очевидно, насколько я могу судить, - честные люди. Сами же они неисправимые интриганы, которые теперь, когда они обнаружили свое ничтожество вне Интернационала, хотят опять пробраться
в него с заднего хода, для того чтобы снова играть свою старую роль.
О переводе книги Лиссагаре на немецкий язык я уже до получения твоего предложения вел переговоры с Бракке и договорился с ним.
Было бы своевременно, если бы «Volksstaat» или, вернее, теперь «Vorwarts» затронул, наконец, в восточном вопросе самое больное место. В одном из своих последних номеров «Kolnische Zeitung» писала, что можно повторить слова одного знаменитого дипломата: «Европы больше нет!». Раньше, мол, говорилось и о других державах, теперь же фигурирует только одна держава - Россия!
Откуда это взялось? Немецкие газеты, поскольку они не пляшут под русскую дудку, то осыпают упреками Дизраэли, то обвиняют Андраши в слабости и нерешительности.
Однако суть дела в политике Бисмарка - вот кто в пуделе сидел. Он начал ее во время франко-прусской войны, после Седана. В данный момент своим официальным заигрыванием с Россией он парализует Австрию (и в некотором отношении даже Англию), он по существу парализует весь континент. Проход русских вооруженных отрядов (согласно самым последним сообщениям) через румынские провинции (при благосклонном покровительстве Гогенцоллерна) создает в Париже и Лондоне уверенность, что между Россией и Пруссией существует оборонительно-наступательный союз. Действительно, Бисмарк своей захватнической политикой во Франции обезоружил Германию по отношению к России и обрек ее на ту позорную роль, которую она теперь играет и которая действительно является «позором Европы».
Здесь в Англии произошел поворот: приходит к концу сентиментальный фарс, который был разыгран вигами, стремившимися к обратному завоеванию министерских земных благ, и который среди рабочих под влиянием буржуазных пятифунтовых банкнот получил требуемую поддержку от таких негодяев, как Моттерсхед, Хейлз и tutti quanti. Гладстон бьет отбой, точно так же и лорд Рассел, и только бессовестный Боб Лоу (австралийский экс-демагог, человек, который во время последнего движения за реформу, после случая с Эдмундом Бёрком, обозвал рабочий класс «грязной толпой») еще выставляет себя на посмешище, когда он говорит о самодержце всероссийском, как о «единственном отце угнетенных». В Лондоне как раз самые передовые и самые активные рабочие созвали митинг протеста против панславистов. Они понимают, что всякий раз, когда рабочий класс выступает в роли подпевалы господствующих классов (какого-нибудь Брайта, Гладстона и т. д.), он совершает позорный поступок. Ceterum censeo ( Впрочем, я считаю (начальные слова известного выражения Катона Старшего: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» - «Впрочем, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен»)), что твоим долгом является разъяснить в передовой статье жалкую роль даже той части германско-прусской буржуазной прессы, которая якобы придерживается антирусского направления и в лучшем случае позволяет себе критические замечания по адресу иностранных министров, но благочестиво прикусила язык в отношении своего собственного Бисмарка.
Сердечный привет твоей семье.
Твой Мавр
Кстати. Негодяй из Антверпена, которого Гильом и К°, путем интриг среди ничего не подозревавших голландских рабочих, навязали Гаагскому конгрессу в качестве временного председателя, - некий ван ден Абеле, разоблачен теперь своими же собственными сторонниками как агент французского правительства и выкинут из прозябающих еще в Бельгии секций Интернационала. Это после того, как другой из этой же клики, г-н Бастелика, в Страсбурге открыто разоблачил сам себя как бонапартистского агента! [Приписка в начале первой страницы этого письма]
Особенно нелепую роль в восточной путанице играет «некрещенный крестоносец» из «Frankfurter Zeitung»! ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ЛЕО ФРАНКЕЛЮ В БУДАПЕШТ Лондон, 13 октября 1876 г.
41, Maitland Park Crescent, N. W.
Дорогой Франкель!
На твое большое письмо, за которое очень тебе благодарен, я не мог ответить потому, что мне неясно было твое положение, то есть я не знал, может или нет повредить тебе мое письмо, если оно будет случайно перехвачено, как бы ни было невинно его содержание. Будь добр, объясни мне, если это можно сделать, следующее: каково соотношение между возделанной равниной и горами (последние, возможно, используются в качестве пастбища)?
Ты очень правильно делаешь, что участвуешь в редактировании рабочей газеты.
Что касается так называемого швейцарского международного конгресса, то это - дело альянсистов, Гильома и компании. Понимая, что одни они абсолютно ничего не стоят, они чувствуют необходимость снова вступить на арену гласности под знаменем «объединения», чего им одним сделать невозможно. Их планы поддерживают Малоны, Пенди и прочие Арну, которые, испугавшись того, что рабочие в Париже «действуют» без них, ставят своей целью, чтобы люди снова вспомнили о них, как о патентованных представителях рабочих. С другой стороны, группа Гильома хитро обманывала Бебеля, пока он находился в Швейцарии.
Однако беда невелика. Готский съезд не назначил официального представителя на швейцарский конгресс, а удовлетворился общими фразами об общности интересов рабочих. Между тем я послал в Лейпциг предупреждение, и если кто-нибудь, как частное лицо, прибудет на конгресс, то он выскажет отрицательную точку зрения по отношению к людям, расточающим лесть старым заговорщикам против Интернационала. Что касается тебя, то как бывший член Генерального Совета и участник Гаагского конгресса ты действовал, само собой разумеется, совершенно добровольно. Тебе нельзя делать ни малейших уступок опьянению примирения, в состоянии которого интригующие разбойники всегда обманывали честных дураков.
Лиссагаре начал сейчас печатать свою книгу, теперь он занят корректурой первых ее листов. Негодяи, так называемые рабочие вожди (англичане), которых я разоблачил на Гаагском конгрессе, - во время русско-болгарской кампании по поводу зверств, под руководством Гладстона, Брайта, Роберта Лоу (человека, который во время последней агитации за реформу окрестил рабочий класс грязной толпой), Фосетта и других великих вождей, проглотили порядочную сумму пятифунтовых банкнот. Но этим козням пришел ужасный конец.
Эти рабочие вожди, Моттерсхед и т. д., - это те же самые негодяи, с которыми невозможно было провести собрание против палачей Коммуны.
Посылаю тебе последний номер «Diplomatic Review». Несмотря на сумасбродства Уркарта, которым там находится место, этот журнал содержит важные факты о болгарской эпидемии зверств, которой Россия обманула всю христианскую либеральную Европу.
Сообщаю тебе из самого достоверного источника - и хорошо было бы опубликовать об этом факте в венгерских газетах, - что русское правительство несколько месяцев тому назад в полной тайне прекратило выплату процентов русским железным дорогам, которые оно должно платить в определенные сроки; каждое управление получило частное уведомление об этом с приказом держать язык за зубами (а мы знаем, что в России это значит). Несмотря на все это, весть об этом факте дошла не только до меня, но и до телеграфного агентства Рейтер (самого важного члена святой троицы европейских телеграфных агентств: Рейтер - Гавас - Вольф), но оно замалчивает это известие по особому желанию русского посольства в Лондоне.
Во всяком случае, это поучительный признак неразберихи в русских финансах. Если английский буржуа почувствует это, то он снова станет другом турок, ибо сколько бы ни были должны турки Англии, их долг нельзя сравнивать с долгом русских.
Вся семья сердечно приветствует тебя.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ЭРНСТУ ДРОНКЕ В ЛИВЕРПУЛЬ [Запись содержания] [Лондон, 15 октября 1876 г.]
Ливерпуль, 13 октября 1876 года. Э. Дронке.
Ответил 15 октября, что я написал Э. Бланку.
Э. Бланку Если ты, таким образом, согласен открыть Дронке кредит в 150 ф. ст. при условии депонирования у тебя полиса, то я охотно распоряжусь выплатить тебе через Германа эту сумму, как только она понадобится, а также буду нести все прочие расходы, связанные с этой сделкой. Как только Дронке возвратит деньги, ты сможешь перевести их мне любым способом, а ему вернуть полис. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ЭРНСТУ ДРОНКЕ В ЛИВЕРПУЛЬ [Копия] [Лондон], 20 октября 1876 г.
Дронке Мой зять Бланк пишет мне, что он окончательно отказывается пойти на предлагаемую тобой сделку. Он пишет также, что он уже три года как совсем порвал с Хинсбергом, Фишером и К°, и это вполне соответствует действительности.
Мне очень жаль, что из этого дела ничего не вышло, ибо я охотно помог бы тебе, насколько это в моих силах. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭНГЕЛЬС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 20 октября 1876 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Кугельман!
Ты можешь самым положительным образом заверить г-на Каро, что Маркс, кроме извещений о семейных событиях в давние времена и личных заявлений в связи с фогтовским делом и т. д., подписанных его именем, - никогда не писал в аугсбургскую «Allgemeine Zeitung » ни одной строчки; если же эти господа в Бреславле утверждают обратное, то нас это только заставляет смеяться. Мы не знаем г-на Каро даже по имени, но его дружба с Горчаковым заставляет предполагать, что о России он знает довольно мало, так как с людьми, чересчур хорошо осведомленными в этом отношении, Горчаков не был бы так близок. Надо полагать, что и желанный орден не замедлит очутиться в предназначенной для этой цели петлице.
Я пишу теперь для лейпцигской «Vorwarts» работу о г-не Дюринге. Для этого мне нужна рецензия на «Капитал», которую ты в марте 1868 г. прислал Марксу и которая, если не ошибаюсь, была опубликована Дюрингом в каком-то журнале, выходящем в Хильдбургхаузене. Маркс никак не может разыскать ее. Зная твою чрезвычайную добросовестность во всех делах, я предполагаю, что ты можешь разыскать среди своих заметок того времени что-либо и по этому поводу: скажем, название журнала и номер выпуска, в котором появилась эта вещь. Если бы ты мог мне это сообщить, я заказал бы этот выпуск и через несколько дней получил бы его здесь. Если же ты этого сделать не можешь, то ни в коем случае не обращайся по этому поводу к Дюрингу, потому что малейшая, хотя бы косвенная связь с этим человеком, а тем более малейшая услуга с его стороны, лишила бы меня свободы критики в таком деле, где она мне необходима в самой неограниченной мере.
На днях опять начнется работа над II томом. Если бы, впрочем, пришлось опровергать все нелепости, которые распространяются о Марксе в ученых кругах, то дела было бы по горло. Один русский, например, рассказывал вчера о каком-то русском профессоре, который упрямо твердит, будто Маркс занимается теперь только русскими делами, и именно потому, что Маркс-де твердо убежден, что русская община обойдет весь мир!
Война на Востоке, очевидно, скоро разразится. Русские никогда не имели возможности начать ее при таких благоприятных дипломатических условиях, как именно теперь. Зато военные условия менее благоприятны, чем в 1828 г., а финансовые крайне неблагоприятны для России, потому что ей никто не даст ни гроша взаймы. Я как раз сейчас перечитываю книгу Мольтке об истории войны 1828-1829 гг., - очень хорошая книга, хотя автору нельзя было свободно говорить о политике.
Спасибо за статью о Шеффле.
Твой Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- МАРКС - ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 21 октября 1876 г.
Дорогой друг!
Прилагаю вырезку из «Pall Mall Gazette»; это извлечение из Вашей передовой статьи (в № 42 «Вперед!»), плохо переведенное, хотя перевод сделан сэром и т. д. Ролинсоном. Ковалевский сообщил мне об этом, а также прислал и саму выдержку. Он просил меня дать ему № 42 Вашей газеты, но и «самая красивая девушка Франции может дать только то, что у нее есть». Я уже послал этот номер Утину (в Льеж).
Ковалевский сообщил мне также, - Вы можете использовать это в Вашей газете, - что отвратительная русская клика, претендующая на звание представительницы самых крупных русских литературных сил, заявила Ролинсону и другим известным английским деятелям о своем намерении издавать в Лондоне журнал, чтобы знакомить англичан с подлинным политико-социальным движением в России. Главным редактором - вместе с другими сотрудниками гнусной газеты «Гражданин» - будет Голохвастов и, как говорят, князь Мещерский.
Русское правительство уже дало доказательство своей неплатежеспособности, заставив Петербургский банк объявить, что он больше не будет оплачивать иностранных векселей золотом (а также серебром). Этого я ждал, но что это правительство, прежде чем пойти на такую «неприятную» меру, снова сделало глупость, пытаясь в течение двух или трех недель искусственно поддерживать курс рубля на Лондонской бирже, - такой факт превосходит всякие границы. Это стоило ему около двадцати миллионов рублей, что равносильно тому, как если бы оно бросило эти деньги в Темзу.
Эта нелепая операция - искусственная поддержка курса за счет правительства - принадлежит XVIII веку. В настоящее время к ней прибегают только алхимики русских финансов. Со времени смерти Николая эти периодически повторяющиеся бессмысленные манипуляции стоили России, по крайней мере, 120 миллионов рублей. Так может поступать лишь правительство, которое еще серьезно верит во всемогущество государства. Другие правительства знают, по крайней мере, что «деньги не имеют хозяина».
Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
