Из интервью 2019 года с одним из свидетелей вступления России в эту организацию — экс-постпредом РФ в ЕС, доктором юридических наук Василием Лихачевым.
В конце старттопа ссыль источник и полную версию.
— Когда Россия вступала в Совет Европы, начала работать в ПАСЕ и СПЧ, то чем руководствовалась? Кто был инициатором этих отношений?
— В 1993 году была принята новая Конституция РФ, в которой был большой пласт обязательств России в рамках международного гуманитарного сотрудничества. (В статье 15 Конституции был закреплен приоритет международного права над национальным). Совет Европы и ПАСЕ — эта структуры являются старейшими не только по времени образования, но и по своему функционалу. Поэтому сотрудничество с ними было важно и для нашей страны, и для выстраивания европейского общеправового пространства. После 1993 года я принимал самое непосредственное участие в работе разного рода аналитических структур, которые занимались проработкой этого вопроса, а затем он был вынесен на уровень президента. Я помню совещание, которое проводил Борис Ельцин с участием на тот момент спикера Совета Федерации Егора Строева, спикера Госдумы Геннадия Селезнева, руководства МИД РФ, и хочу сказать, что споры о том, нужно ли России туда вступать, были очень горячие .
— Почему?
— Потому что было мнение, что у России есть свой потенциал, который она сможет реализовать самостоятельно, без вступления в какие-либо международные объединения. Но в то же время было и другое мнение: что РФ сможет себя эффективно проявить в том числе в ПАСЕ, в работе с которой к 1994−1996 году она была готова, причем на правах активного лидера. Я не буду говорить известные вещи, связанные с историей, но к этому времени РФ, как постоянный член Совета Безопасности, как член ООН, принимала участие во многих международных соглашениях. Мы были участниками Всеобщей декларации прав человека 1948 года, участвовали в подготовке и заключении двух авторитетных пактов о правах человека, которые были приняты Генассамблеей ООН в 1966 году, и многих других важных правовых документов.
— Если были противники, то что склонило Ельцина к тому, чтобы все-таки вступить в Совет Европы?
— Борис Николаевич очень хотел, чтобы Россия имела статус по-настоящему демократической страны. Хотя на этом пути также были серьезные препятствия со стороны европейского сообщества. В частности, на власти РФ оказывалось жесточайшее давление по необходимости отмены смертной казни. По этому поводу были очень большие споры, но в итоге нашли компромисс. Ельцин принял решение о замораживании применения казни, и эта президентская норма, как вы знаете, действует до сих пор.
— Легко ли было работать в то время в ПАСЕ российским парламентариям? Насколько верно, что критика в адрес России появилась чуть ли не сразу после ее вступления?
— Действительно, в структуре европейского сообщества еще тогда были русофобские страны — силы, которые выступали против включения РФ в такое цивилизационное сообщество. Но тогда перевесило понимание того, что без России единое правовое европейское пространство не состоится. Сегодня эти силы не просто набрали мощь, но и перешли в новую стадию атак в отношении России.
— Почему именно сегодня стала побеждать русофобия, а не здравый смысл?
— Причин очень много. Они в том числе и в том, что РФ успешно решает экономические проблемы, вызванные санкциями. Этот вектор развития России очень заметен.
— О каких именно деструктивных силах идет речь?
— Это прежде всего консервативные политические партии, которые представлены самым активным образом депутатами Великобритании. Это, безусловно, силы, которые представляют так называемых новых аспирантов, так называемых новых членов Европейского союза — Польши, прибалтийских государств. Также это целый ряд политических партий и движений, которые представлены странами Центральной и Восточной Европы. Сейчас я могу сказать, что, очевидно, были какие-то серьезные проблемы в нашей работе. Возможно, этим силам нам надо было уделять значительно больше внимания.
Сегодня этим русофобским силам трудно признать, что без финансового участия России решить те или иные вопросы по защите прав человека, женщин, материнства, старшего поколения невозможно. Именно поэтому решение Москвы приостановить выплату финансового взноса в Совет Европы воспринимается очень болезненно. Эти деньги нужны, в том числе и для эффективной работы ПАСЕ. Обойдется ли он без этих подпиток? До 1996 года, когда не было России, обходились, но тут возникает вопрос моральной стороны, авторитета международного и межрегионального европейского правового пространства. И для меня совершенно очевидно, что стремление отбросить Россию на обочину международного сотрудничества, в том числе в сфере гуманитарного взаимодействия, — это сильнейший удар по устойчивой системе регулирования.
Это удар по авторитету международной организации, по двусторонней и многосторонней дипломатии. Думаю, что, в случае принятия радикальных решений со стороны РФ, целая группа последствий со знаком минус от неучастия России проявят себя достаточно активно.