Последнее время в СМИ активнее обсуждается неадекватное применение силы государственными органами правопорядка при пресечении несанкционированных властями и противоправных действий всевозможных групп граждан. Поводом к этому послужили разгоны маршей несогласных в Москве и Санкт-Петербурге, а также подавление эстонской полицией стихийного восстания русскоговорящей молодежи этой прибалтийской страны, которая не смогла стерпеть нанесенного русским национального оскорбления. Перенос памятника был только поводом, так как и с эстонской и с русской стороны национальный вопрос был главным.
Поразительно, что в России русские люди еще могут пока терпеть оскорбления национальных чувств от российской власти (разве этнический состав и демонстративное презрительное отношение к бедному русскому населению российской финансовой и бизнес элиты не есть провоцирующее оскорбление русскому народу?). А в Эстонии на оскорбление национального чувства со стороны власти русские люди уже отвечают восстанием. Хотя, если вспомнить Кандопогу, то и в России власти скоро встанут перед проблемой силового подавления взрывов массового национального гнева оскорбленного и униженного инородцами русского народа.Но сейчас хотелось бы поговорить не об этом, а о том, насколько обоснованы упреки и обвинения в адрес эстонской полиции и российской милиции.
С точки зрения формального права упрекать эти силовые структуры не в чем, так как их действия были направлены на защиту действующего законодательства и тех решений, которые приняли политические власти страны. В демократических государствах силовые структуры выполняют решения, принятые политиками, и не имеют права выходить за рамки действующего законодательства. И в России, и в Эстонии именно так и было. Сегодня же СМИ и российский ОМОН, и эстонскую полицию делают козлами отпущения в подлой политической игре, затеянной властью и оппозицией дл предвыборного разогрева аполитичного населения. Невиданную явку избирателей на прошедших выборах во Франции обеспечило прошлогоднее сражение между эмигрантской молодежью и французской полицией, которое было не только спровоцировано, но и умело подогревалось действующей властью. Именно тогда был решен вопрос, кто будет следующим Президентом Франции. Несмотря на все старания глобалистов по борьбе с национализмом, именно национальный вопрос в ближайшем будущем станет ключевым вопросом политической жизни, как в России, так и в Европе.
Что же касается жесткости и даже жестокости действий эстонских и российских силовых структур, то они характеризуют насколько далеко Эстония и Россия продвинулись в направлении западных демократий. Ведь стабильность демократических систем держится не в последнюю очередь на жестокости и решительности полиции. Предлагаю тем российским либералам, которые поносят ОМОН за насилия при разгоне маршей несогласных, представить что бы сделала вашингтонская полиция с участниками несанкционированной антиправительственной демонстрации, если бы они попытались пройти маршем по Пенсильвании от Белого Дома к Капитолию. Полагаю, что действия российского ОМОНа показались бы им верхом гуманизма. Достаточно вспомнить, как жестоко и кроваво американская полиция подавила волнения черных в Лос-Анжелесе. В общем, эстонским полицейским было у кого учиться, как следует защищать демократические ценности.
В конце 20-го века такие понятия как демократическое государство и полицейское государство стали синонимами, и российским демократам пора прекратить лицемерить о свободе личности и неукоснительном соблюдении прав человека в развитых демократиях. Современные демократии отличаются от тоталитарных государств не степенью, а только методами насилия над личностью подвластных им граждан. Если в тоталитарном государстве контроль и необходимое насилие над гражданином осуществляют силовые структуры, подчиняющиеся ограниченному кругу правителей. То в современных демократиях функции контроля за поведением человека приватизированы так называемым гражданским обществом (диктатура политкорректности и всеобщего доносительства), а вот функции насилия демократическое государство не только оставило за собой, но и усовершенствовало их. Для того, чтобы остановить правонарушения, западные полицейские стараются не столько избить или убить нарушителя (хотя и это они любят делать), сколько сломать его психологически. И этот метод имеет очень тяжелые последствия, так как если синяки заживают, то психологическая травма не излечивается никогда и человек остается запуганным на всю оставшуюся жизнь.
Я не утверждаю, что тоталитарное насилие лучше демократического, но очевидно, что оно менее изощренное и лицемерное. И мы должны понимать, что чем более будут демократизировать нашу несчастную Россию, тем более жестокой и свирепой будет становиться российская милиция, а стукачество примет такие тотальные формы, какие оно не имело даже в сталинское время. Так как Россия не собирается сворачиватьс пути западной модернизации и, соответственно, будет все более и более превращаться в полицейское государство, то у кремлевских и оппозиционных либералов увеличиваются шансы прочувствовать на себе все прелести демократического полицейского насилия, неизбежного в той государственной системе, которую они с огромной материальной выгодой для себя строят еще со времен горбачевской перестройки. Кстати, Ходорковский эти полицейские прелести так любимой им демократии уже чувствует, и как истинный демократ-западник должен понимать, что таковы сегодня демократические нормы полицейского насилия в демократической России.
