...мы прилетели из римского отстойника (для нас это были двухмесячные Римские каникулы) в Нью Йорк 17 января 1980 года, мы отправились гулять по улицам. И вдруг видим, что пожилая толстозадая негритянка подскользнулась на льдистом пешеходном переходе и хряснулась на асфальт. Жена кинулась помогать ей подняться, но её опередили 5-6 человек, оказавшихся поближе... Да-а, представьте себе, что пожилая толстая еврейка хряснулась бы подобным образом в Ленинграде, это вызвало бы весёлый молодёжный смех... Ну, наверное, кто-нибудь помог бы ей подняться, но такого порыва кинувшихся помощников, как мы наблюдали в Нью Йорке, вряд ли бы мы увидели там...
Пятьдесят лет своей первой жизни я прожил в Советском Союзе, так что с российским уличным хамством знаком из первоисточников. Это совершенно естественное состояние большого количества россиян (не всех, разумеется, Боже упаси!) в трамваях, автобусах, в магазинах, поликлиниках, и во всех общественных местах - не мне вам говорить, вы сами всё это знаете не хуже меня. Приведу только три примера. Первый - из моей прошлой жизни. Я, как и вы, сталкивался на Родине, наверное, с сотнями случаев хамства, которые воспринимались, как укусы комаров - разве все запомнишь? Но этот случай был наиболее характерным, поэтому он мне хорошо запомнился. В нашем Институте геологии Арктики в Ленинграде была только одна легковая машина - `директорская`, которая днём использовалась для самых разных нужд, а вечером отвозила директора и его заместителя домой. Чтобы не сталкивались с трамвайным хамством. И вот однажды этот `Москвичок` подломался. Стою я вечером на остановке, и вдруг подходит ко мне наш замдиректора по геологии Михаил Григорьевич (Мойша Гиршевич, как выяснилось впоследствии из его некролога) Равич: - Вадим Арпадович, здрасьте, Вы в какую сторону едете? - К Лесному. - О, и мне туда же. Можно мне к Вам присоединиться? А то мне как-то неудобно одному в общественном транспорте. - Ну, конечно, Михаил Григорьевич, вот и наш трамвай! Ну, блин, накаркал наш зам, обладавший весьма характерной внешностью. Сидим мы в первом вагоне, близко к вожатому. Народу уже не много, поздновато, болтаем об институтских делах - когда ещё рядовому главному инженеру экспедиции доведётся поговорить со всесильным замом в неформальной обстановке. И тут мы видим, что над нами шатается, держась за поручень, какой-то маргинал (или пьяница, по-старому). Выдав густой перегарный выхлоп, этот чмо обратился к Равичу, обвинив его в том, что кругом одни жиды власть захватили. И сам ты жидовская морда. Смущённый и встревоженный (не начнут ли бить по этой морде) Михаил Григорьевич своим молчанием признал справедливость его слов. После третьей фразы я предложил алкашу сесть и помолчать. - А ты тоже значит из жидов, -- обвинил меня алканя совершенно безосновательно. Немногочисленные трудящиеся с интересом наблюдали животрепещущую сцену - кто же жидов-то любит? После третьего серьёзного прдупреждения мне пришлось встать, взять нарушителя общественного порядка за грудки, приподнять его над полом на пол-фута (откуда только сила взялась?! Хорошо, что поносник был ненамного крупнее меня) и швырнуть его вниз на ступеньки выхода. -Останови! - заорал я вагоновожатому. - Открой дверь! - Водила беспрекословно подчинился моим руководящим указаниям. Оглянувшись, нет ли приближающегося автомобиля, я ногой скинул конаголика на панель, оттащил его за воротник на тротуар (ух, силён я, знать, во гневе!) и вернулся в вагон. Трудящиеся чуть не аплодировали мне, громко выражая своё негодование по поводу расплодившихся пьяниц. Михаил Григорьевич благодарно коснулся рукой моего рукава. В последующие дни, когда мы иногда сталкивались с ним в коридоре, Равич проходил мимо, не замечая меня. (Кстати, когда мне несколько раз надо было принять на работу в Полярную экспедицию специалиста-еврея, о том, чтобы пойти за разрешением к замдиректору - не могло быть и речи. Комсомолец двадцатых годов Мойша Равич зарубил бы единоверца без колебаний. Всегда приходилось идти к директору - милейшему хохлу Б.В. Ткаченко. Разговор при этом обычно был почти стандартный: - Вадим Арпадович, чего-то вы сегодня невесёлый, что для Вас не характерно. Я подозреваю - Вы опять за еврея просить пришли? - Да, Борис Васильевич, Вы удивительно проницательны. - Вадим Арпадович, мне же на каждом заседании бюро райкома плешь перепиливают, что я развёл в институте синагогу - у нас же только официально семнадцать процентов евреев, ни у кого в районе ничего подобного нет! А сосчитайте, сколько ещё их скрываются за русскими фамилиями, а сколько полукровок! Нет, никак не могу, мне же выговор с занесением закатают! Ищите русского специалиста! - Ну, Борис Васильевич, где же я русского классного радиоэлектронщика найду, они же все в оборонку, в ящики идут, там же зарплата в два раза выше, а Боря Фрадкин - классный электронщик! У нас же без него вся систмя `Поиск` сдохнет! - Нет, Вадим Арпадович, поищите, дайте объявление, я не могу это на себя взять, мне ещё до пенсии надо дожить! - Разговор заканчивался тем, что я ещё должен недельку поискать, а потом посмотрим. А потом одним евреем в нашем родном институте становилось больше, и, несмотря на то, что начкадров Салманов костьми ложился, пресловутый процент повышался.). Ну, вот опять я отвлёкся. Вы скажете, что в описанном трамвайном случае я тоже вышел из рамок дипломатического протокола, проявив хамство. Признаю вашу правоту. Да, я жил тогда в хамской стране. Второй и третий случаи проявления российского хамства произошли уже в моей новой жизни. В октябре 2003 года приехал я в Ленинград (нет, уже в Санкт-Питербурх) на празднование 50-летия окончания Горного института. Иду это я по Невскому прошпекту, осеннее нежаркое солнышко приветливо светит, птички поют, голуби воркуют, иномарки новых русских и братков шинами шуршат, красота кругом родная и на душе благолепие. Иду, как пташка, насвистывая что-то из `Кармен`. Знаю, что где-то здесь, поблизости от кинотеатра `Титан` находится какое-то интересное кафе (название которого я сейчас уже не помню), друзья советовали посетить. Обращаюсь к продавщице мороженого (сундук у неё на колёсах) с просьбой просветить, где это кафе находится. Господи, что за сундук Пандоры я раскрыл! Из продавщицыной пасти полилось в мой адрес такое, что и приводить здесь не хочется. Очки, оказывается, я одел совершенно напрасно, потому как есть я полный идиот. Мороженое не покупаю, но отвлекаю (кстати других покупателей поблизости не было). Маттиас Ракоши, сказал я себе, пристыженно отходя от мороженщицы, за что же она меня так-то?! Оказалось, что искомое кафе было как раз на противиположной стороне Невского. Поэтому, по-видимому, моя просьба её и оскорбила. Третий случай, о котором я расскажу, произошел во время той же поездки на Родину. В последний день моего пребывания в Петербурге, 14 ноября, я остановился у рыбного `развала` (импровизированного лотка) около автобусной остановки на Кондратьевском проспекте - напротив бывшего кинотеатра `Гигант`, а ныне казино фирмы Конти. На каких-то подставках стояли восемь-десять невысоких синих пластмассовых ящиков, наполненных свежей речной или прудовой рыбой - в каждом ящике свой сорт. Полюбовавшись на это невиданное мной за всю сознательную жизнь разнообразие, я попросил у продавщицы разрешения сфотографировать эту роскошь. - Фотографируйте, - пожала плечами продавщица, симпатичная женщина лет 45 с интеллигентным лицом, - но только без меня. Я открыл объектив и прицелился, чтобы сделать снимок. - А зачем Вам это нужно? - спросила продавщица. - Зачем-зачем, - вмешался какой-то мужчина пенсионного облика и громко заявил, что он знает, откуда я, и назвал какую-то организацию (я, к сожалению, сразу не `врубился`, так как был сосредоточен на выборе кадра, и не запомнил это название). - Они всё фотографируют! Ты у своей жены жопу сфотографируй! Мудак! - Сказав это, пожилой мужчина гордо удалился, плюнув издалека в мою сторону. Двадцать пять лет тому назад я бы точно прореагировал на таковы слова ударом по физиономии, несмотря на весовое преимущество этого человека (разумеется, если бы он тогда был не пенсионного, а моего возраста). Но теперь моя философия в корне изменилась под влиянием первой поправки к Американской конституции, гарантирующей свободу слова. Так что этот пенсионер мог бы безбоязненно плеваться рядом со мной (но он ничего про первую поправку не знал). Я был очень обескуражен. Заподозрить во мне иностранца у него не было никакого основания (разве что ему могло показаться подозрительным желание сфотографировать это достояние республики, каковое простому россиянину не придет в голову). Одет я был как простой советский пенсионер, даже шапка-шюцкоровка из искусственной кожи с козырьком была куплена мной неделю тому назад у Финляндского вокзала. Три четверти петербургских пенсионеров носят такие шапки. Так что, вероятно, злой дяденька имел в виду какую-то российскую нехорошую организацию. Желая оправдаться перед симпатичной продавщицей, я сказал ей: - Вы знаете, я не хотел никого обидеть. Я не понял, что он сказал? Это что, очень плохая организация? На самом деле я из Америки, уехал из Ленинграда 24 года тому назад...
08:28 26.05.2009
Отсутствие гражданского общества. Можно было так назвать топик и не парить моск такими текстами.
по сабжу. учица, воспитываца и воспитывать.
23:26 26.05.2009
Госдеп- спорище идиотов. Очередные агитки от Госдепа. Как вы нам надоели. Если бы вы умели видеть себя со стороны,то вы бы застрелились от ужаса.
