Попытки пользоваться для художественно-литературных целей сверх общего литературного языка еще местными народными наречиями и говорами встречаются у всех культурных народов, начиная с древних греков. После законченной выработки общерусского литературного языка появилась такая попытка в Полтаве: И. П. Котляревский[1] написал на полтавском наречии шуточную поэму «Перелицованная Энеида». Образцом ему послужила подобная же русская поэма Осипова. В этой поэме (1798), как и в позднейших оперетках «Наталка Полтавка» и «Москаль-чаривник», И. П. Котляревский имел главным образом ввиду посмешить и позабавить читателя и зрителя, не преследуя никаких серьезных общественных, а тем более политических целей. П. А. Кулиш[2] впоследствии в склонном к тенденциозности журнале «Основа» задним числом нападал на него за это. В других случаях, например в оде князю Куракину, И. П. Котляревский пользовался литературным общерусским языком. В ту же эпоху (конец XVIII и начало XIX века) другие полтавцы — Богданович[3], Капнист[4], Гнедич[5] — работали на общерусском языке и вносили в сокровищницу его богатейшие вклады, что особенно относится к классическому переводу Гнедичем «Илиады» Гомера.
Второй значительной попыткой воспользоваться в художественных целях местным харьковским наречием являются повести Квитки (Основьяненко[6]). Написанная по-польски покойным профессором Людвигом Яновским история первых годов Харьковского университета в попечительстве графа Северина Потоцкого дает указания на то, что влияния польского кружка в Харькове толкали местные литературные силы на пользование малорусским, для поляков — «украинским» наречием. Полякам, как упомянуто выше, ужасно хотелось внушить «украинцам», что они нерусские и что общерусский литературный язык для них чужой.
Но скоро Полтавщина доказала всему миру, что она — русская, вскормив и взлелеяв гений Н. В. Гоголя. Гоголь — величайший синтез двух главнейших ветвей русского народа и в то же время, так сказать, вытяжка всех лучших духовных соков, какими обладает малорусская отрасль. Дар красочной изобразительности картин природы и людских портретов, юмор — насмешливый взгляд на мир сквозь незримые слезы, — глубочайшая, не обрядовая, а духовная, христианская религиозность — вот малорусские черты Гоголя. В «Изъяснении Божественной литургии» он достиг высот религиозного напряжения. Гоголь недооценен и полузабыт, но в будущем, у одра России, выздоравливающей от гнилостного отравления иудейским марксизмом, он займет почетнейшее место духовного врача. Знаменательно, что, по свидетельству А. А. Танеевой, Гоголь был любимым автором подобного ему глубочайшего христианина императора Николая II.
В живописи близнецом Гоголя по мистическому настроению был знаменитый Боровиковский, тоже сын Полтавщины, ближний земляк Гоголя.

Сколь это ни странным покажется, но исторически совершенно достоверно, что «украинский народ», а затем и политический о нем вопрос сочинили польские ученые и писатели вслед за разделами Польши в 1772, 1793 и 1795 годах и за связанным с ними исчезновением Польского королевства с карты тогдашней Европы. В эпоху блестящего расцвета Польши, в XVI веке, когда на ее троне со славою восседали последние Ягеллоны[1] и Стефан Баторий[2] (ум. 12 декабря 1586 года), каждый образованный поляк прекрасно знал, что в состав Польско-Литовского государства входят области, населенные русскими, а не поляками: Белая, Черная, Малая и Червонная Русь. На латинском языке, который тогда наряду с польским был во всеобщем обиходе, это были Руси — Russia Alba, Nigra, Minor et Rubra. Никто из образованных поляков не сомневался в том, что русские, живущие в пределах Речи Посполитой, исповедуют «русскую веру», то есть православие, и говорят по-русски, а не по-польски. Русью по преимуществу, так сказать истинной Русью, считалась Червонная Русь, составившая, по позднейшему административному делению, Русское воеводство со столичным городом Львовом во главе. Один из главнейших писателей золотого века польской литературы Севастиан Клёнович[3] посвятил длинную латинскую поэму описанию природы Червонной Руси и быта ее русского населения (1584).
Русские, населявшие свои исконные области, постепенно, в течение XIV, XV и XVI веков, вошедшие в состав Польско-Литовского государства, говорили в домашнем быту на местных наречиях и говорах, но имели и общий письменный язык, так называемый западнорусский, на котором работали канцелярии присутственных мест Великого княжества Литовского и литовское отделение королевской канцелярии. На этом языке в XVI веке были изданы все три редакции Литовского Статута, а в XVII веке им пользовались в обширной полемической литературе в защиту православия против латинян. Русские граждане Речи Посполитой очень дорожили своим языком. Когда в 1577 году королевская канцелярия прислала брацлавской шляхте универсал Стефана Батория на польском языке, шляхта резко протестовала и требовала, чтобы впредь всякие обращения к ней короля писались по-русски.