По описанию место проживания этого народа похоже на современную Украину, а описываемый народ на ранних украинцев
АДАМ ОЛЕАРИЙ:
«О Черкаских Татарах.
Выше мы обещали поговорить несколько подробнее об этих Черкасах, на обратном пути; ибо, сколько мне известно, никто еще, ни из древних, ни из новых писателей не писал о них ничего особенного. Хотя Скалигер и упоминает о Черкасах: Exerc. 33, 167 и 303, 3, но в очень немногих словах и вместе с Страбоном (lib. 2, р. 339) он называет их Zygos. Писатели эти помещают их за Кавказом, у Понта и Азовского моря (Pontum und Paludum Maeotim), и, следовательно, на границе Азии и Европы. Те же, которых мы видели, суть Скифы, или Сарматы Каспийские (Scylhae, Sarmate Caspiani), и они населяют часть Албании, граничащую с востока и запада Каспийским морем и Кавказом, а с юга и севера рекою Быстрой и великою Татарскою, или Астраханскою, степью. Главный город у них был Терки. Но Великий Московский Царь войною сделал народцы эти своими подданными, заселил укрепленные места Русскими, и позволил также и Черкасам жить там с Русскими в местечках и селениях, и даже под управлением Князей и владельцев, к оторые стали обязанными клятвою подручниками Великого Князя, получающими от него ленные владения (Lehn). Что касается до судебных дел, то, в важных случаях, владельцы эти производясь их уже с участием Русских Воевод. Они платят дань Великому Князю, но не более того, что требуется на содержание там нижних воинских чинов.
Мужчины у этих Черкасов большею частию крепкого телосложения, цветом темно-желтые, с широковатым лицом, хоть и не столь широким, как у Крымских и Нагайских Татар; волосы у них черные, как уголь длинные, и ото лба, вдоль черепа и до затылка простригают довольно гладкую полосу, толщиною с большой палец, наверху, на маковке (как это мы видели у Мусала), небольшую, мелко заплетенную, косичку, которая и висит у них назади, спускаясь вниз. Скалигер приписывает им худую славу, говоря что они «omnium mortalium pessima fide et excellent immanitate», что мы по справедливости могли бы скорее сказать о соседях их, Дагестанцах. Теперь же Черкасы несколько мирнее и общительнее, может быть, потому, что живут между Русскими Христианами и ежедневно обращаются с ними. Язык у них общий с другими Татарами, но почти все они могут говорить и по-русски. Одежда мужчин похожа на Дагестанскую, кроме того, что шапки их кверху шире и почти такие же, как у Езуитов. Бурка их висит на ремне, или ленте, на плечах, не сходясь полами, и они повертывают ее на себе против ветра и дождя, так что таким образом они защищают ею свое туловище от всяких бурь и непогод.
Жены их вообще хорошо сложены, лицом красивы, белотелы, с румянцем на щеках; черные, как уголь, волосы носят они в два длинные завитых локона, висящие по сторонам и ходят с открытым лицом. На голове они носят двойную черную подушечку, посверх которой надевают тонкий ситец, или разноцветно тканый платок, шириною в ладонь, завязанный на затылке. Вдовы же носят на задней части головы большой надутый бычачий пузырь, который обматываюсь пестрым флером, или белым ситцем, и завязывают его так что издали кажется, будто у них две головы. Летом все женщины ходят в одних рубахах, цвета красного, зеленого, желтого или голубого и сверху до самого пупа рубашки эти раскрыты, так что можно видеть груди, живот и пуп. Эта Черкаская одежда значится на изображении, приложенном к подлиннику (В подлиннике стр. 376. О. Б.).
Они были общительны и ласковы, в первый день нашего прибытия стояли на улице, по нашей дороге, по четыре и более женщин вместе, встретили нас довольно наглыми телодвижениями, приличными более Амазонкам (границы владений которых находятся здесь и простираются еще далее), и не пропускали нас идти далее, пока не осмотрели нас и спереди и сзади; те же из них, которые сидели при домах, кивали нам, чтобы мы подошли к ним, и вовсе не стыдились, когда кто-нибудь из нас, трогая и рассматривая их ожерелья из янтаря, всяких разноцветных раковин, пестрых камушков, из оловянных и медных бляшек, висевших у них на шее до самой груди, касался пальцами и их голого тела. Некоторые зазывали даже нас к себе в дом. Нам говорили, что у них такой обычай, когда чужестранцы разговаривают с женами, мужья удаляются и оставляют жен беседовать с гостем. К тому же, днем мужья редко бывают дома, но больше на лугах, при стадах своих, которые составляют главнейшее их продовольствие. Но жены должны все-таки оставаться верными мужьям своим и (как говорили они) они ни с кем не вступают в любовную связь, как подтвердил это и один из наших военных офицеров. Так, однажды увлеченный ласковыми приманками и разговорами нескольких молодых женщин, Офицер этот зашел к ним в дом и, пытаясь пойти далее, просил их помыть ему голову и подшить носовой платок; хотя женщины охотно исполнили эти просьбы его, но когда он задумал было попользоваться еще большим кое-чем, то услыхал от них такой решительный ответ: мужья их возлагают на них добрую веру, и они должны нерушимо поддерживать ее; в противном случае, если б что вышло, ни мужья, ни община, терпеть их не станут. Во всем остальном, кроме солежания, они позволяюсь обращаться с собою, как кому угодно, при чем бывают корыстны и не стыдятся выпрашивать подарки и даже просто взять без спросу, что только могут. Они даже залезали в карманы, осматривая и ощупывая спереди и сзади наше Немецкое платье, и вытаскивали из них, что находили там.
Хотя мужчины, по примеру Магометан, могут брать по нескольку жен, но большею частию они ограничиваются только одною женою. Если муж умирает без детей и оставляет после себя братьев, то старший из них берет вдову, чтобы восстановить семя брата; так Мусал получил вдову своего брата.
Вера Черкасов почти языческая, хотя они совершают обрезание и верят в Бога, но не имеют ни писания, ни духовных, ни храмов, по временам сами приносят и совершают жертвы, преимущественно в Ильин день; также, когда умрет знатный какой-нибудь человек мужчины и женщины собираются в поле, убивают, для жертвы, козла и, как сообщали нам, при этом они совершаюсь странное и глупое даже испытание: годится, или нет, животное для жертвы? Именно: отрезывают у козла детородные части, и бросают их в стену, или плетень; если они не повиснуть и упадут на землю, то животное признается недостойным, и убивают тотчас же другое животное. Если же сказанные части прицепятся как ни есть на стене, или плетне, значит, животное годно для жертвы, и тогда с него снимают шкуру, которую и распяливают на длинном, воткнутом в землю, шесте; перед этим-то шестом они и совершаюсь свои жертвы, варят, жарят и едят все вместе. Затем выступают несколько мужчин, молятся на шкуру один после другого. По совершении молитвы жены удаляются, а мужчины остаются, садятся на землю и пьют допьяна брагу и водку, так что нередко при этом вцепляются друг другу в волосы. Шкура оставляется висеть до тех пор, пока не заменится другою жертвою.".
«Черкасы с почетом предают земле своих покойников, ставят на могилах изгороди или столбы, а над знатными строят даже целые красивые дома. Так, на могиле брата Мусала выстроен довольно изящный дом, обложенный разноцветными досками, наподобие шахматной доски; на верху он украшен был резьбою, изображавшею охоту, хотя фигуры не отличались искусным сходством с изображаемым. Жилые же дома Черкасов чрезвычайно плохи, сплетены из хвороста и изнутри облеплены глиною; снаружи они не лучше крестьянских хлебов в селениях Голштинских. Таким образом их гробницы, или дома усопших, гораздо великолепнее и богаче, нежели помещения живых. Причины этого обычая мне объяснить туземцы не могли, и не знаю, не есть ли это занесенное сюда воззрение древних Египтян, живших в Мемфисе. Диодор, в 1-й книге, на стр. 47, так пишет об этом: „Regionis hujus incolae lempns vitae limitibus circumscriptum perexigui aestimant. At quod celeb re m a morte virtutis raemoriam habiturum sit, illud pendunt maximi. Et domicilia viventium diversoria nominant, quod exiguum ad tempus liaec incolamus, defunctorum vero sepulcra doin os aeternas appellitant, quod infinitum apud Inferos aevum peragant. Quamobrem de structura dornorum minus sunt soliciti; in adornandis autem sepulcris eximie nihil studii faciunt reliquum“. Эту жизнь краткую они не ставят более того, на сколько следует продлиться память о доблестях покойного, и жилища живых они зовут только гостиницами, могилы же умерших вечными домами; ибо они вечно должны жить в подземном царстве. Поэтому-то они не так берегут и украшают свои жилые домы, как гробницы. Оплакивают своих покойников Черкасы совершенно варварским образом: царапают и раздирают себе лоб, грудь и руки, так что кровь струится из ран ручьями. Такая печаль, или оплакивание, продолжается до тех пор, пока заживут раны; поэтому некоторые, желая продлить ее, снова растравляют полузажившие уже раны. Вот все о Черкасах, найденных нами у Каспийского моря.»
