Собственно, с этой фразы можно было бы начать описание любого периода российской военной истории, менялись цари, императоры, генсеки и президенты, а войскам было нечего жрать.
Прутский Поход закончился удачным для России миром.
Всего то пришлось отдать Азов туркам в прежнем состоянии, разнести по кирпичам Таганрог и все остальное, что удалось смастырить вокруг Азовского моря, пообещать не лезть в польские дела и не морочить голову Запорожцам, а так же не рыпаться, когда Карл Двенадцатый поедет к себе домой.
Достичь этих солидных условий удалось не сразу, а только после взятки визирю в сто пятьдесят тысяч рублей, иначе успехи были бы еще круче.
Красиво, согласитесь, должно быть выглядело со стороны, вот это бегание и биение в грудь под вытьё, боевой дух рос на глазах и уже не помещался в наперстке, хоть тресни.
Тут бы еще добавить, что ожидания были традиционные, мы вломимся, все бросятся встречать нас цветами, а союзники придут на помощь, где-то мы такое уже видели в этом году, да?
Но всё пошло не так, пришлось выть, бегать и платить.
Мощь непобедимого войска была настолько велика, что турки из жалости даже выделили кавалерию, охранять героев от крымских татар на обратном пути, чтоб не так сильно грабили и не так часто били.
В целом, отделались легко, всего то потеряв выход к морю и флот, но так и не удосужившись признаться самим себе, что если бы чуть меньше и реже высокомерно указывали Турции как ей жить и что делать, так бы и ходили победителями шведов, с мордой кирпичом у всех и многозначительным прищуром глаз у тех, кто знал пару-тройку букв.
Вспомнил об этом, когда прочел, что Залужный небрежно и невысоко оценил Суровикина, как петровского держиморду.
Без оскорблений, но так, как просвещенный человек из 21 века смотрит на дуболома из начала восемнадцатого.
Всегда одна и та же картина.
Все хорошо, вроде поросятся коровы и доятся куры, живи себе, и радуйся продолжительности жизни всего то в полтора раза ниже, чем в Европе, но нет.
Хочется признания.
И начинается, поход, нечего жрать, бабы воют, царь где-то мечется и молчит, как рыба об дверь, и тускло мерцает выплаченное золото посреди горы трупов.