>> Александр Гриневич 51020 (51020) писал (а) в ответ на сообщение:
>>> Владимир Липатов >>>> Ничего из таких состояний удержать не получится, потому что рецепторы привыкают к уровню гормонов, будь то: адреналин, дофамин, серотонин, тестостерон или пролактин. Вместо продлённого кайфа - получите ломку.
>>>
>>
>>> У меня нет ломки,держу кайрос вопреки твоему утверждению. :) >>> Превращаю горькое в сладкое - Принцип Машиаха. >>> ЛОМКА, это результат падения с высоты, и чем с большей высоты грохнешься, тем больше переломаешься, а вот если будешь держаться на высоте, то испытаешь МУКИ ТВОРЧЕСТВА, они нестерпимо сладкие, и тут уж выбирай, что тебе ближе, муки творчества или боль от падений.
>>А как же колебания вверх-вниз?
>Колебания идут, но включается механизм выпрямления подобный диодному мосту в электронике.
Чем психика восстанавливается в это время, где для этого пространство и время находит?
17:02 15.11.2019
В пламени Божественной любви… в год 220-летия А.С. Пушкина
Алла Новикова-Строганова
Я одарю тебя молитвами души <…>
Молитвами любви, смирения и мира [1]
А.С. Пушкин
Поэтический гений Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) был явлен миру как истинное чудо. «Наш поэт представляет собою нечто почти даже чудесное, неслыханное и невиданное до него нигде и ни у кого», «ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось» [2], – справедливо утверждал христианский писатель-пророк Ф.М. Достоевский.
Сам Пушкин воспринимал ниспосланный ему талант не только как дар, но и как задание свыше – нести человечеству проповедь Божественной истины:
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей» (2, 149–150).
Стихи словно объяты Божественным пламенем горения духовного. Сердце поэта-пророка – это «угль, пылающий огнём», в согласии с апостольским призывом: «Духом пламенейте; Господу служите» (Рим. 12:11). Неслучайно «Пророк» явился духовным ядром пушкинского творчества как служения пророческого, вместившего «в себе идею всечеловеческого единения, братской любви» (14, 419).
«Велик и свят был жребий твой!..» – восклицал о Пушкине Ф.И. Тютчев. Он же выразил задушевную мысль, излившуюся из самого сердца России:
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
Последующие поколения русских писателей и читателей, «благоговея богомольно перед святыней красоты» (если говорить пушкинскими же стихами), в надежде вдохновения и творческого озарения припадали к родникам литературного наследия поэта. Неразделимый с Родиной проникновенный лирик С.А. Есенин писал, что Пушкин «русской стал судьбой». Поразительный есенинский образ соединил величайшего поэта России с главным христианским Таинством:
А я стою, как пред Причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
В торжественном венке, сплетённом «дивному гению», сверкает множество драгоценных жемчужин – художественно-поэтических образов, восторженных слов признательности, изумления, восхищения, благодарности. И в то же время – скорби о ранней трагической гибели великого Поэта России, разделившего участь других убиенных русских поэтов-пророков.
Об их общей судьбе, предчувствуя собственную скорую гибель, писал современный поэт Николай Мельников, убитый при невыясненных обстоятельствах вблизи Оптиной Пустыни:
На мне стоит клеймо поэта,
А у поэта на Руси –
Так довелось – недолги лета.
Мне тридцать. Господи, спаси!
Во все времена властям предержащим было ненавистно талантливое честное слово русских писателей и поэтов. «Свободы, гения и славы палачи» избавляются от неугодных самыми изощренными способами.
При этом в каждой любящей Пушкина душе утешительным упованием отзываются строки его заповеди о жизни вечной:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит (2, 460)
Как послушание Богу сформулировал поэт программу своего творчества: «Веленью Божию, о муза, будь послушна…» (2, 460) Покорный «веленью Божию», создавал Пушкин нетленные типы и образы своих чудесных сказок, поэм, повестей, «маленьких трагедий», драмы «Борис Годунов», романа в стихах «Евгений Онегин», всей своей многогранной, сверкающей алмазной россыпью лирики: пейзажной, любовной, элегической, анакреонтической, патриотической, вольнолюбивой, философской, религиозно-мистической, молитвенной… И «тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею», «свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды» (14, 434–435).
Ниспосланная величайшему русскому поэту «та особая характернейшая и не встречаемая кроме него нигде и ни у кого черта художественного гения – способность всемирной отзывчивости», способность «любить человечество и носить в себе всеединящую душу» (14, 418–420) сотворила это дивное чудо пушкинского творчества. Во всякой человеческой душе, прикоснувшейся к нему, находит оно свой благодатный отклик. Вот почему каждый с полным основанием может сказать: «Мой Пушкин». Вчитываясь в него, важно сердцем найти самое для себя сокровенное – то, что выбирает душа.
Мой Пушкин – это прежде всего великий «духовный труженик», томимый «духовной жаждою», стремящийся «сердцем возлетать во области заочны»:
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата (2, 442)
Это пламенеющий духом, рождённый «для вдохновенья, для звуков сладких и молитв» поэт-молитвенник:
Молитеся – да взыдет к Небесам
Усердная молитва православных (4, 210)
«Пробудясь, Господню волю Сердцем он уразумел», и это дало возможность создать настоящие духовные сокровища русской литературы.
Таковы «Отцы пустынники и жены непорочны…» – не просто поэтическое переложение великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина, но подлинное молитвотворчество. Всем сердцем обращаясь ко Господу, с покаянным смирением испрашивает Пушкин благодатных душеспасительных даров:
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи (2, 456)
Как учил преподобный Максим Исповедник, «у человека два крыла, чтобы возлетать к Богу: свобода и благодать». Пушкин прославлял истинную свободу в Боге как одну из главных ценностей бытия. Он мечтал о ней, «как узник из тюрьмы замысливший побег» (2, 441). Невольником Пушкин ощущал себя не только в ссылках, куда власти изгоняли его за «свободный, смелый дар». Чувство подневольного, рабского положения, отведенного гениальному художнику в «стране рабов, стране господ», всегда угнетало поэта:
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег (2, 387)
Свободе посвящён маленький шедевр пушкинской лирики «Птичка» – крохотное и трепетное, словно певчая птичка, стихотворение, созданное на «чужбине», во время южной ссылки:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать! (2, 7)
Это поистине универсальное творение, которое воспринимается разумом и чувством и в самом малом возрасте, и в юности, и в зрелости, и в глубокой старости. Стихи написаны в связи с умиляющим сердце русским народным обычаем на Благовещение и Пасху выпускать из клеток перезимовавших в домах певчих птиц: «Знаете ли вы трогательный обычай русского мужика в Светлое Воскресение выпускать на волю птичку? вот вам стихи на это» (9, 66), – писал Н.И. Гнедичу Пушкин. Благую весть, пасхальную радость воплощает отпущенная в небеса поющая вольная птица. Слышатся в стихах Пушкина и великая вера, и надежда, и любовь. Но любовь, по слову апостола, «из них больше» (1Кор.13:13). Согласно толкованию преподобного Максима Исповедника, «Вера и надежда имеют предел: любовь же, соединяясь с пребесконечным и всегда возрастая, пребывает в бесконечные веки».
Пушкину в его прозрениях и предчувствиях, несомненно, были приоткрыты духовные тайны «жизни будущего века», Царствия Небесного. Поэт прямо говорил о действии Божьего Промысла в своей судьбе:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое Провиденье осенило,
Поэзия как Ангел утешитель
Спасла меня, и я воскрес душой (2, 746)
За два года до гибели у Пушкина сложились удивительные, таинственные стихи:
Чудный сон мне Бог послал –
С длинной белой бородою
В белой ризе предо мною
Старец некий предстоял
И меня благословлял.
Он сказал мне: «Будь покоен,
Скоро, скоро удостоен
Будешь Царствия Небес.
Скоро странствию земному
Твоему придёт конец.
Уж готовит ангел смерти
Для тебя святой венец... (2, 634)
Загадочное видение из иного мира отзывается в замирающей душе отрадой, благой вестью: «сон отрадный, благовещный». Но лирический герой, сознавая земность падшей человеческой природы, искаженной первородным грехом, не может в то же время не испытать смущённого замешательства, разноречивых чувств:
Сердце жадное не смеет
И поверить и не верить.
Ах, ужели в самом деле
Близок я к моей кончине?
И страшуся и надеюсь,
Казни вечныя страшуся,
Милосердия надеюсь:
Успокой меня, Творец (2, 635)
Всё в Божьей власти и Божьей воле. Отходивший ко Господу Александр Сергеевич Пушкин, по свидетельству В.И. Даля, внятно произнёс: «Ну, подымай же меня, пойдём, да выше, выше, ну, пойдём»[3]. Душа его начала восхождение. Поэт удостоился святого венца и Небесного Царствия по беспредельному милосердию Божию. Он пребывает в вечной гармонии и бесконечной любви Божией. Но нет на земном языке слов, чтобы выразить то, что непостижимо человеческим разумом. Ибо, как благовествовал апостол Павел, «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл это Духом Своим» (1Кор. 2, 9–10). Человеку остаётся только уповать на волю Божию – святую, благую, совершенную.
«Да будет воля Твоя», – это прошение ежедневно повторяют христиане в молитве Господней «Отче наш…», испрашивая того, что душеполезно, спасительно, богоугодно, неподвластно человеческому уму. Отказом от самоволия и покорным приятием воли Божией завершает Пушкин своё стихотворение – в полном созвучии с молитвой Господней:
Но Твоя да будет воля,
Не моя (2,635)
Поэт осознал и прочувствовал это «своим глубоко прозорливым и гениальным умом и чисто русским сердцем» (14, 416). И он же, по мысли Достоевского, «дал и великую надежду, <…> что русское общество может быть излечено, может вновь обновиться и воскреснуть» (14, 417). Пушкинское творчество, как и вся русская классическая литература, подобно православному Символу веры, проникнута христианским пасхальным упованием на воскресение «мёртвых душ»: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века».
15:23 16.11.2019
miron (miron) писал (а) в ответ на :
> Не в заболевание, заболевание - это процесс, а здесь может случиться тупик. >
Вот и посиди в этом "тупике", на первых порах сложновато,ю после куда нить выбросит.
15:31 16.11.2019
miron (miron) писал (а) в ответ на :
> Чем психика восстанавливается в это время, где для этого пространство и время находит? >
Привыканием! Пространство внутреннее - копание в себе. А вот время, это для многих действительно проблема, но у инвалидов и пенсионеров его навалом, именно поэтому ПОСЛЕДНИЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ.
09:15 18.11.2019
Гениальный не гений грандиозная выставка Василия Поленова в Третьяковской галерее
Галина Иванкина
Грандиозная выставка Василия Поленова в Третьяковской галерее.
«Мне кажется, что искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит».
Василий Поленов.
Что общего у картин «Московский дворик» и «Бабушкин сад», кроме того, что они созданы в одном и том же 1878 году Василием Поленовым? Общее - Арбатские окрестности, где происходит действие полотен и, если вы приглядитесь к левому углу «Московского дворика», то убедитесь, что в тени деревьев спрятался барский дом — тот самый, где тоскует бедноватая, а некогда - пышная вдова со своей внучкой. Поленов снимал квартиру в тех местах и, как всякий художник, схватывал всё маломальски интересное, перенося на холст. «Московский дворик» - более раскручен и узнаваем. В советские времена его часто публиковали в иллюстрированных журналах, вроде «Огонька», и зелёно-солнечный пейзаж с крестьянскими детьми (как из стихов Николая Некрасова!) служил визитной карточкой русского передвижничества. Но это — громкие слова, а в жизни было ещё прекраснее — репродукция «Московского дворика» украшала стены студенческих общежитий — рядом с Джокондой, Софи Лорен и группой Deep Purple. Деревенские жители тоже не отставали — бытовала своеобразная мода на стенные коллажи, и картины старых мастеров перемешивались с фотографиями, календарями и вырезками. Поленов приятен всем — и высоколобым академикам, и людям, вовсе далёким от любого творчества. Сочно и радостно, а потому ветхость задворок не удручает. Природа как бы светится изнутри. Здесь тот вариант зелёного цвета, который Василий Кандинский трактовал, как энергичный — в противовес глубокому и — устало-пресыщенному оттенку, что мы видим уже в «Бабушкином саду». Эти сюжеты — на контрасте и — в связке. Мажор и минор. Сангвинический и меланхолический темперамент. Витальность крестьянского мира и - тоска уходящей натуры, дожитие в стенах обветшалого дворца.
Именно поэтому грандиозную выставку Василия Поленова в Третьяковской галерее открывает «Московский дворик», а логически продолжает «Бабушкин сад»(на фото). Эта вещь — глубоко печальная. Достаточно посмотреть на разваливающийся фасад — родовитые госпожи унизительно бедны. И как напряжено лицо хорошенькой девушки с розовом платье! Хретоматийная бесприданница, не знающая, как быть — не то в омут, не то — с богатым купчиной в Париж на выставку. Бабушка в чёрном капоте мыслит: «Всё в прошлом», а расцветающая — на грех — красавица думает: «Что же в будущем?» Художник, сам того не желая, рассказал нам целый роман или — пьесу, которую мы вправе досочинить вслед за мастером.
Итак, Василий Дмитриевич Поленов (1844 — 1927) — уникальнейшая персона. Дворянин, хотя в России художник — это чаще всего талант из «низов», даже и крепостной; или — заезжий иноземец. Далее — он сумел дожить в здравом разуме до Советской Власти и сделаться одним из столпов красной культуры, получив звание Народного художника Республики. Мастер колоритных пейзажей и точных портретов, он с не меньшим восторгом писал картины религиозного содержания. Экспозиция в Третьяковке позволяет нам пронаблюдать Поленова, как цельную личность, искателя правды и — Бога.
Собственно, «Воскрешение дочери Иаира» - это первая серьёзнейшая работа Поленова, отмеченная золотой медалью Академии Художеств. Достославный жанр — художественное переосмысление Библии, и потому все начинающие и — умудрённые авторы по сию пору берутся за эту тему. И, как правило, повторяют друг друга. Поленов не исключение — он по-школярски точен. «Христос и грешница («Кто из вас без греха?»), цикл «Из жизни Христа» - написано с умением и классически-холодно. Выверенные позы, летящие одежды, канонический пафос — его отмерено ровно столько, чтобы нравиться критикам и — публике. Но нет надрыва и поэтики.
Иное дело — тёплый усадебный воздух. Дворянин Поленов, проведший детство в Олонецкой губернии, часто возвращался туда, уже будучи художником. «Закат» и «Переправа через реку Оять» писаны в Олонецких землях. Впоследствии появилась и усадьба Борок (ныне то самое Поленово) — между Москвой и Тулой. «Золотая осень», «Ранний снег» - широкий русский мир, фантастический в своей простоте. Конечно, левитановская осень будет поярче, а саврасовский снег — поживее. Если в религиозных сюжетах Поленов никогда не достиг высот Иванова, а в социальных драмах — Репина, то и в описаниях природы тоже нашлось много соперников. Поленов будто бы везде хорош, но нигде не гениален. Думается, «виновато» разностороннее образование, данное ему родителями: отец его, помимо того, что был дипломатом, пробовал себя в археологии, библиографии, истории, а мать считалась неплохой рисовальщицей и детским писателем. Сам Поленов параллельно с постижением искусств учился юриспруденции — притом блестяще. Удивительно, что так распыляясь, он вообще достиг результатов в живописи и всё-таки создал пару-тройку неповторимых шедевров. Вот - примечательная вещь «Заросший пруд» - один из важнейших сюжетов для художника второй половины XIX столетия. К тихим омутам с кувшинками и хлипкими мостками обращались и реалисты, и прерафаэлиты, и парижские «впечатленцы» - импрессионисты. Меланхолическая тайна и — стремление бежать от суеты наступающего города, от его паровозов и телеграфа. Неподвижная гладь воспринималась, как антипод бурного потока и ускоренного развития.
Как и многие из русских интеллектуалов своего поколения, Василий Поленов катался по Европе — его карта путешественника была довольно обширной, хотя и вполне типической: Вена, Мюнхен, Париж, Неаполь, Флоренция. На выставке можно увидеть ряд картин, созданных в русле западных традиций и - по мотивам европейской истории. Они до такой степени круто стилизованы, что их легко принять за те эстетские около-исторические полотна, что ежегодно представлялись на знаменитом Парижском Салоне. Туда стекались арбитры изящных искусств, ловкие журналисты, писатели с мировым именем, бонвиваны со скучающими дамочками, но главное — дельцы, что-то понимающие в актуальных стилях. На Весеннем салоне 1874 года была явлена и картина Поленова - «Право господина» - вещь пикантная и потому вызвавшая неподдельный интерес у буржуа. На ней изображена сцена из эпохи Возрождения — молоденьких девиц в преддверии супружества привели к сеньору-феодалу с определёнными целями, а тот, не скрывая пресыщенной похоти, разглядывает свежие фигурки. (К слову, ряд современных историков полагают, что jus primae noctis – это уродливый миф, а реальность была скромнее: господин благословлял молодых и без того напутствия не могла состояться брачная церемония у вилланов). Но миф иль нет — судить не нам, ибо картина-то уже написана. И — как! Фабула могла бы стать игривой — в подражание «Декамерону» Боккаччо — и подобная трактовка была бы в духе буржуазных скабрезностей 1870-х, когда в свет выходили новеллы о глупых феодалах и смешливо-находчивых пастушках из века Франциска I. Однако Поленов проводит почти трагедийную линию — пейзанки выглядят, как жертвы произвола, их глаза полны смирения и ужаса. Какая там игривость?
Не менее занимательна фабула под названием «Арест гугенотки Жакобин де Монтебель, графини д’Этремон». Вспоминаются главы Александра Дюма из «Королевы Марго» или, скажем, Проспера Мериме с его «Хроникой времён Карла IX». Романтизированная и — эстетизированная бойня, где не было правых и виноватых, а лишь тотальный ужас, преподносимый авторами, как фон для похождений раззолоченного вельможи. Публика жаждала эффектов, и Поленов тоже увлёкся гугенотскими войнами, тут же вынеся на суд толпы картину с приключенческим сюжетом. Чёрное платье с белым испанским воротничком, безжизненная маска лица и покорно сложенные руки — такова графиня д’Этремон. На контрасте с её бледностью — бравые хари алебардистов, что выписаны с той тщательностью, с какой обычно рисуют открыточных солдатиков. На экспозиции — несколько проходных, но безупречно сработанных картин с отсылкой к Древнему Риму и к античному наследию. Первая мысль — до Генриха Семирадского, сделавшего себе имя на «популярной» псевдо-Греции, Поленов не дотягивает. Он и тут не первый и не самый-самый. Один из плеяды.
Но вот — Нормандия. Пытливый Поленов, скорее, отклонился от модно-привычных маршрутов и свернул в непознанное — вслед за другом-Репиным. Правда, и здесь — подражательство, манерничание, игра в «настоящего» импрессиониста. «Мельница на истоке речки Вель», «В парке», «Белая лошадь» - всё это выглядит, как попытки русского барина изобразить истого француза, мёрзнущего из-за дороговизны дров. Жёсткий критик Владимир Стасов выразился тогда весьма откровенно: «Москва Вам ровно ни на что не нужна, точь-в-точь, как и вся вообще Россия. У Вас склад души ничуть не русский, не только не исторический, но даже и не этнографический. Мне кажется, что Вам лучше всего жить постоянно в Париже или Германии». Неустанный Поленов проявляет себя и в качестве ориенталиста — в те годы по-новому открылся восток с его ароматами и арабесками. Там, под жарким солнцем, решались геополитические проблемы и велись сражения за передел мира. Поленов жадно впитывает полуденное тепло и — лихорадочно пишет виды. Надо ли говорить о том, что синева неба и горячий камень лучше выходили у другого нашего Василия — у Верещагина?
Разносторонность и - разбросанность не позволяли Поленову сосредоточиться — он стремился охватить всё, что вызывало хоть малую искру. Театр на рубеже XIX и XX веков переживал очередное «рождение» - все сколько-нибудь образованные люди рассуждали о сценических приёмах и новаторских формах. Некоторые — в духе чеховского Треплева — громоздили фантасмагории в декадентском угаре. Возникали и множились театры и театрики, вспыхнула страсть к домашним постановкам и если раньше этим увлекались господа-аристократы, то с 1880-х годов сей вид творческого досуга охватил даже квалифицированных рабочих, старавшихся подражать интеллигенции. Мода — тиран, поэтому ей подвластны все, и Поленов — что неудивительно - включился в этот безумный ритм. Он, будучи музыкально одарённым, выдал дилетантскую, но милую оперу «Призраки Эллады», и к счастью на этом остановился. Впереди увлекательный проект и очередные горизонты! Савва Мамонтов — тороватый и щедрый - ставит в Абрамцеве феерию «Алая роза», привлекая в команду видных корифеев. Эскизы Поленова к «Алой розе» способны удивить и нынешних профессиональных декораторов, искушённых в компьютерной графике. Там глубина и объём достигались исключительно силой рисунка и переходами цвета.
Кроме всего прочего, Поленов слыл меценатом, педагогом и общественным деятелем. Он расточал себя искренне - и с упоением. Гениальный - в обще-бытийном плане и уступающий своим коллегам, как живописец, он был гораздо насыщеннее их, как человек. Перед Революцией пожилой мэтр безвыездно жил в любимом Бороке, обустраивая не только личное пространство, но и помогая местным крестьянам — они отплатили ему добром после утверждения новой власти, не дав разграбить поместье и выгнать «эксплуататора». Он оказался одним из немногих, кто пережил свою эпоху, при этом оставшись в её рамках — мало кому довелось мирно скончаться в родном имении при большевиках. На дворе стоял 1927 год.
16:55 19.11.2019
Александр Гриневич 51020 (51020) писал (а) в ответ на :
> miron (miron) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Не в заболевание, заболевание - это процесс, а здесь может случиться тупик. >>
>Вот и посиди в этом "тупике", на первых порах сложновато,ю после куда нить выбросит.
Что ты на личности переходишь, и я не о себе.
16:59 19.11.2019
Александр Гриневич 51020 (51020) писал (а) в ответ на :
>> Чем психика восстанавливается в это время, где для этого пространство и время находит?
>>
>Привыканием! > Пространство внутреннее - копание в себе. > А вот время, это для многих действительно проблема, но у инвалидов и пенсионеров его навалом, именно поэтому ПОСЛЕДНИЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ.
В принципе, верх уже не чувствуешь, рутина начинается?
12:57 20.11.2019
miron (miron) писал (а) в ответ на :
> В принципе, верх уже не чувствуешь, рутина начинается? >
Как это не чувствуешь, какая сила будет тянуть? Да и понятия верха и низа становятся относительными, куда направленно устремление, там и верх!
А я о себе, иначе с чего все это!
16:32 20.11.2019
Александр Гриневич 51020 (51020) писал (а) в ответ на :
Александр Гриневич 51020 (51020) писал (а) в ответ на :
> miron (miron) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Да, ты в ней уже, но полностью никогда не 6ы
> "Консервативный распорядок, рабское следование заведенному шаблону, боязнь перемен, нового" > > Могу только руками развести.
Заранее ответ готов был? шаблон? нечего и пытаться объясняться
16:35 23.11.2019
miron (miron) писал (а) в ответ на :
> Заранее ответ готов был? шаблон? нечего и пытаться объясняться >
"Технология Творчества", то есть ищи ответы и объяснения сам! Удачи.
13:48 25.11.2019
Озорной голос эпохи Константин Беляев — целая система загадочных противоречий, в которых окончательно запутался весь шар земной, где его больше знали по голосу, чем по имени и в лицо. А это — слава не купленная и невыдуманная.
Георгий Осипов
Если голос артиста волнует чем-то сразу непонятным, если в его певческой манере, в том, как он расправляется с материалом, сокрыт некий прием, на котором зиждется весь магнетизм исполняемых этим человеком песен, всегда возникает желание выяснить первоисточник — у кого данный артист «крадет», или, говоря деликатнее, «заимствует» свои драгоценные фишки. Кто предшественники? Кем изначально выписан точный рецепт его индивидуальности и мастерства? Порою в такой погоне за непостижимым проходит вся жизнь. Безропотно и бескорыстно.
Я могу сколько угодно задавать ему вопросы в пустоту, как делал это задолго до нашего личного знакомства, но мне никто уже не ответит, потому что обладатель одного из самых загадочных (и в то же время знакомых массе людей) голосов Костя Беляев недавно умер. В Москве. На 75-м году жизни. Когда-то он существовал лишь в воображении слушателей «Холеры» и «Гимна алкоголиков» — назойливый иллюзионист, чьей «волшебной палочкой» были тевтонский бой по струнам и въедливый ехидно-сентиментальный голосок. Теперь он надолго поселился в памяти всех, кто испытывает странную благодарность к тому, чем занимался этот представительный и комичный джентльмен, автор «Гимна холостяков», хотя его «авторство» больше напоминает разбойничью удачу Прохора Громова, волшебный горшок с обжигающим златом, пакты с главным покровителем фокусников, на которые смело шли чернокожие блюзмены довоенной поры.
«Шеф нам отдал приказ лететь в Кейптаун…» И мы дружно вылетаем, каждый на своей кочерге, « в одной руке с Тамарою, в другой руке с гитарою». Он осмелился предъявить советскому обществу песни, не влезавшие ни в какие ворота, и они были приняты («пляшет Лазарь-дурачок»), потому что главное — не куда лететь, а какой «шеф» отдает приказ. И какой у Шефа голос.
Сладость Костиного голоса — театральная, «пошлая», но в то же время обезоруживающе притягательная придавала персонажам его песен босховские черты — вместо человеческих носов у них отрастали птичьи клювы. Вот цыпленок хватает в пьяном кураже петуха буфетчика за «длинный нюх», а тот в ответ почему-то уже клювом пробивает цыпленку глаз, и мы слышим, как хрустят осколки стеклянного шарика.
Ему, как человеку послевоенных лет, импонировали сентиментальные мелодии «Крестного отца» и «Бесаме мучо», как будто для него написанных. Стилистических долгов Трини Лопесу или мещанскому Элвису послеармейского периода упорно не признавал: «Не люблю я твоё кантри! » При этом Валерия Ободзинского и Жана Татляна знал и уважал, но параллелям тоже не радовался. «Осенний свет» в беляевском исполнении высвечивает болезненные силуэты Эдгара По и Федора Сологуба. Они, как и многое другое, возникают у него неожиданно, как бы помимо воли исполнителя, но довольно зримо и осязаемо.
Он матерился больше, чем знаменитый американский хулиган Джи Джи Аллин. Расовых шуточек не гнушался, будучи уверен в обаянии своей неотразимой маски. Своего великого современника Аркадия Северного сторонился, как дурной пример саморазрушения. Сам за здоровьем следил и дурных примеров не подавал. Хотя и морали читать не любил, понимая, что такие песни, как «Москвички» или «Сидю у кукурузi», «на сухую» никак не слушаются.
При именах совсем потусторонних, как Хэнк Вильямс или Джин Винсент, напрягался, чувствовал — от них веет разоблачением эзотерических связей. «Не читал, не слышал, не помню». — Грамотная позиция человека, знакомого с инквизицией. При этом находились у него добрые слова для «Хора Турецкого» и Брайена Зельтцера. И от этих похвал пробегал по коже мороз, ибо сказаны они тем же голосом, что выпевает, барабаня по струнам, смертный приговор извращенцам современной поп-культуры. Именно приговор, а не диагноз. В эти моменты Костя, поблескивая очками, напоминал классического врача-садиста из фильмов на эту тему. Этакий Йозеф Менгеле с гитарой.
Но ведь и все человеческое, слишком человеческое, было ему свойственно в полной мере. Ведь он и вправду пачками очаровывал и подчинял охочую до встряски богему брежневской эпохи. А что же осталось от гомона пляжных компаний и дней рождения? Только зыбкое обаяние истлевающих личин, в веселость которого можно поверить разве что на слово. Осталось только эхо. А в каждом эхе есть нечто от бездны и от камеры пыток: «Поймали птичку голосисту» ну и т. п.
Константин Беляев — целая система загадочных противоречий, в которых окончательно запутался весь шар земной, где его больше знали по голосу, чем по имени и в лицо. А это — слава не купленная и невыдуманная.
Тяжелый человек — легче воздуха. Очаровательный пропагандист мизантропии, и наивный дилетант-романтик. Константин Беляев — прирожденный таинственный незнакомец. И это — когда вокруг нас доживает свой век целая секция бесстыжих «энигм», чье шарлатанство шито белыми нитками.
Да, он потешно путал Ножкина с Лобановским и Бальбера с Беренсоном, а Шеваловского с Коцышевским… Кому сейчас нужны эти имена? И как нам сейчас необходим такой человек! По крайней мере, он не путал, вторгаясь в сакральные сферы, Готфрида Бенна с Беном Бенциановым. Корни этой магической рассеянности уходят в глубину недосягаемых впадин, где еще слышны мученические отголоски первородного хаоса, уходят к сотворению мира.
Не будет ошибкой предположить, что у каждого, кто как-то баловался пением под гитару, возникало желание попробовать перенять, воспроизвести своими средствами пресловутый «беляевский» бой по струнам, в сочетании с его же неподражаемым «скэтом», в основе которого не Луи Армстронг, а «Замечательный сосед» советского композитора Потёмкина. Он и был нашим замечательным соседом — Константин Николаевич. Умеющий хранить тайны, интеллигентного вида старик, сумевший разглядеть в памятнике Богдана Хмельницкого черты Моше Даяна (об этом в известных «куплетах»)… Вы брали гитару, раскрывали рот…и у вас, как ни странно, все получалось очень похоже. Подражать Беляеву (за столом или в концерте) было легко, как взять предложенную пожилым господином конфету. Но на его лице неизменно играла снисходительная улыбка знающего свой секрет мастера перевоплощений в персонажи, чья глубинная сущность для нас — детей Беляева, и поныне темный лес. Чудный лес под солнцем зреет… Нам улыбалась искусная маска, вроде той, что надета у родственника, встречающего героя новеллы Лавкрафта «Фестиваль».
Подобно многим одаренным людям, в житейских авантюрах Константин Николаевич нередко бывал наивен и непрактичен, зато при создании песенных образов он трудился с дисциплиной и точностью намерений средневекового художника. Судьба преподнесла ему запоздалое признание и любовь самых разных (что бывает редко в наш кастовый век меньшинств) людей. Его узнавали, его помнили. Но по-настоящему заслуженные почести и благополучие, как сказал поэт, «от знака темного бежали». А он так радовался каждому новому «дисочку», любовно фиксируя на видеокамеру свои достижения позднего периода. Который, осмелюсь предположить, начался с нашего знакомства в мае 1995-го года.
Он умел уводить разговор о творчестве в сторону банальных имен, а может быть, просто не умел говорить «правду», за которой лезут артистам в душу нахалы-культурологи с их бессмысленной тягой к всезнайству. Я не настаивал. Я, как и другие лояльные люди, воспринимал нашего кумира Костю таким, какой он есть. Не подсовывал умных книг, не критиковал новые имена шансона с подозрительно джазовой выучкой и номенклатурным прошлым. Ни один из моих уцелевших друзей не скажет в трубку с беляевской интонацией: «Здорово, друган! » А может быть, так кажется, пока не начинаешь их терять…
Лет девять назад он порадовал меня, вдруг неожиданно обновив глубину нашего взаимопонимания. Был в начале 70-х у певицы Донны Хайтауэр такой шлягер «Тhis World Today is Mess» («Какой же в теперешнем мире бардак»). Песня, кстати, вполне религиозная, но в абсолютно кабацком стиле. Будучи подростком, я долго фантазировал, как бы хорошо спел ее Беляев, учитывая его специфическое английское произношение. И вот звонит таки Беляев: «Старик, скажи мне, Христа ради, чья это вещь? Когда-то она мне так нравилась…» Затем он в лучших традициях тех же 70-х годов поставил мне по телефону запись, где песня Донны Хайтауэр звучит в его исполнении. Причем ни один нюанс беляевского подхода не упущен. Там были и «бой», и «скэт», и модуляция на полтона. Он не прошел мимо этого шедевра. Он мог и ее назвать своей. Потому что больше никто так не споет.
Это был необычный звонок. Он звонил не из прошлого, а скорее из будущего, где представить себе положение обособленного человека без творчества Константина Беляева практически невозможно. Лучше содрогаться от сардонического юмора вещей неистолкуемых, чем трепетать от смутного страха перед общеизвестным неизвестно чем. «Пустите, Рая», написал когда-то беляевский друг Игорь Иннокентьевич Эренбург. Ныне отпущаеши. В Кейптаун.
20:00 27.11.2019
ребят кто знает соврименных модернистов
14:16 11.12.2019
> Меняется человек, естественно меняются взаимоотношения между людьми. > Пошел перевод всех форм жизни на другой уровень ощущений. > Для нас это значит, что мы уходим от заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя.» и идем к заповеди «Почувствуй ближнего своего, как самого себя.»,
Иными словами "Ощутить чужое тело, как свое собственное". В 999 году меня погрузили в эти ощущения по пояс, тогда снизу вверх, от ступней и выше, побежал по мышцам легкий ток или напряжение, как правило, одно не обходится без другого. Когда стал двигаться следуя этим токам, получилась китайская гимнастика - движения плавные, медленные. Я это воспринял, как ТЕЛЕКИНЕТИЧЕСКИЙ контакт с другим человеком.
Вот это, для меня пока и есть АБСОЛЮТНОЕ ДНО, от которого уже можно оттолкнуться, и уровень, на котором можно работать.
