Уродливая хижина на вершине голого холма, сколоченная из досок, нержавеющего железа, непонятных обломков неизвестно чего. Невообразимо нелепая, она тем не менее отнюдь не казалась почему-то заброшенной, нежилой. По сторонам её вбиты высокие колья, и на них — черепа! Человеческие и звериные!

Ехавшая первой Анастасия остановила коня. Задрав головы, они всматривались со страхом и омерзением, ничего не понимая. Надрывались собаки.
— Дикари? — тихо сказала Анастасия, оглянулась на Капитана. Таким его она ещё не видела.
— Черепа, значит… — бормотал он. — На кольях… А других домов не видно… Может, рванём отсюда, а? А то я тут всё разнесу вдребезги пополам. Кто бы тут ни жил, живёт тут явная сволочь…
— Поздно отступать, — сказала Анастасия. — Собаки всю округу переполошили, мёртвого поднимут…
— Слушайте! — раздался звенящий от волнения и испуга голос Ольги, с луком наперевес замыкавшей кавалькаду. — А если это Соловей-Разбойник? В точности, как написано…
— А что у вас про него написано? — спросил Капитан, не оборачиваясь.
— Он владеет Наследием Великого Бре, — невольно понизила голос Анастасия. — А это страшные заклятья, способные пригвоздить к земле любого… Это смерть.
— Какие, к чёрту, заклятья? — Капитан почти кричал. — Какие могли быть заклятья? Сисемасисески…

Кусок железа, служивший дверью, откинулся, звонко ударившись о стену хижины.

Оттуда, по-утиному переваливаясь на коротких ножках, вылез уродливый толстяк, блестящий, бело-розовый. Толстыми руками он поддерживал огромное брюхо. Голый, только вокруг бёдер обмотана какая-то тряпка. Череп абсолютно лысый. Три подбородка, щеки висят, как флаги в безветренный день. Глаза выпуклые, огромные, черные, без белков и зрачков, сплошные черные шары. И нос, как шарик, до половины вдавленный в тесто. Губы толстенные, рот широкий. Ушей, кажется, нет совсем. Страшным он не казался ничуть — скорее, ужасно смешным. Он стоял и смотрел на всадников, из-под ног его к ним катились мелкие камешки. Собаки залились пуще.

— Белые в деревне есть, папаша? — вдруг крикнул Капитан и добавил быстрым шёпотом, не оборачиваясь: — Ольга, ты вокруг, вокруг посматривай, и назад…

Толстяк отозвался неожиданно густым и сильным голосом, лениво, даже равнодушно:
— Людей сколько, скотины сколько… Вон ту чёрную клячу я сразу съем, мне жрать охота. Потом ещё кого-нибудь съем, а синеглазую пока оставлю, с ней и побаловаться можно. Вон тот усатый ни на что не годится, даже воду таскать не сумеет, ишь, как зыркает. Лучше сразу черепушку на кол насадить, красиво будет. Интерьер соблюдётся.
— Дяденька, а вам не кажется, что ваше место возле параши? — крикнул Капитан в ответ.

Толстяк, словно не слыша, тянул своё:
— А собак я, может, тоже сразу съем…
— Чучело какое-то, — сказала Анастасия почти весело.
— Я вот его сейчас… — пообещал Капитан.
— Подожди, — сказала Анастасия. — А вдруг это сумасшедший? Откуда нам знать, какие племена здесь живут? На такой земле только сумасшедший жить и станет…
— Настенька, черепа эти мне не нравятся…
— Он их мог насобирать где-нибудь.

— Экономика должна быть экономной! — вдруг прогремел толстяк, и у Анастасии возникло странное ощущение — словно под череп ей, со стороны затылка, входил тупой гвоздь — не больно, но вызывает зудящее неудобство.

Капитан, наоборот, даже повеселел чуточку. Он привстал в седле и крикнул вверх:
— Папаша, только без волюнтаризма! Генсек нынче я, так что исключить могу!

Не обращая на его слова никакого внимания, толстяк очень проворно и ловко спустился до середины склона, уселся там на бревно, скорее всего для этого там и лежавшее, поудобнее упёр ноги в землю, уместил брюхо на толстых коленях. Разинул огромный рот, показавшийся чёрным провалом, окаймлённым белыми острыми клыками. Над мёртвой землёй, над кучами ржавчины и невообразимого хлама, над нежитью и запустением загремело:
— Наша экономическая политика должна обеспечить дальнейшее развитие социалистической промышленности, и в особенности её наиболее прогрессивных отраслей; всестороннюю электрификацию и химизацию народного хозяйства; ускоренное развитие сельского хозяйства и рост его доходов; расширение производства предметов потребления и улучшение всестороннего обслуживания населения…

Вновь под череп Анастасии мягко вошел гвоздь, и от него распространилось дурманящее, парализующее тепло. Невидимые волны подхватили её, стали баюкать. Росинант вдруг оступился под ней, словно невидимая страшная тяжесть пригибала его к земле. Смолк лай собак, они растопырили ноги, повесили головы, качаясь вправо-влево в такт звукам таинственных заклинаний. Сквозь смыкавшиеся вокруг Анастасии спокойные пологи дрёмы острым лезвием проник голос Капитана:
— Настенька, ты что? Да очнись ты!
Но Голос набрал силу, громогласный и в то же время бархатный, нежнейше проникавший в каждую клеточку тела:
— Некоторые из этих проблем возникли объективно. Не баловали нас в последние два года и климатические условия. Убытки, которые мы понесли из-за капризов погоды и стихийных бедствий, весьма значительны…

Анастасия разжала ватные, как у куклы, пальцы, и меч воткнулся в землю у копыт коня. Она уже не понимала, Росинант ли это качается, клонится, или её так шатает в седле. Собаки уже лежали без движения. Лежала и лошадь Капитана, он стоял с ней рядом и лихорадочно тащил что-то из кармана на груди. Сознание мутилось, гасло, последним усилием воли Анастасия разлепила глаза, словно склеенные тягучей патокой. Увидела, как блеснули в решительном оскале зубы Капитана, как он взмахнул рукой крича: «Лови, партайгеноссе!», и граната, железное рубчатое яйцо, вертясь, оставляя тоненькую струйку дыма, летит вверх к Соловью-Разбойнику.

И тут — грохнуло, взлетела земля вперемешку с дымом. И настала невероятная тишь. Липкая пелена дурмана медленно таяла.

Анастасия пошевелилась в седле, звякнули стремена. Все тело покалывало, изнутри в кончики пальцев вонзались тонюсенькие иголочки, кровь, казалось, щекочет, проплывая по венам. Анастасия с трудом высвободила из стремени носок сапожка, сползла с седла по тёплому конскому боку, прижалась лицом к жесткому чепраку. Резкий, знакомый запах коня возвращал силы.

Капитан повернул её лицом к себе, беспокойно заглянул в глаза:
— Жива, княжна?
— Жива, — медленно сказала Анастасия. — А он — где?
— А клочки по закоулочкам, — сказал Капитан. — Овация перешла в бурные аплодисменты…
— Послушай, ты не мог бы изъясняться понятнее?
— Охотно, — сказал Капитан. — Ну и прелесть же вы, княжна…
Анастасия от души надеялась, что её взгляд был достаточно ледяным:
— Между прочим, так ведут себя, заигрывая с женщинами возле кабаков, публичные мужчины…
— А, ну да. С вашим матриархатом всё наоборот, господа рыцари…
Повернулся и отошёл к своему поднимавшемуся с земли коню. Преувеличенно бодро насвистывал.
— Послушай! — окликнула его Анастасия, отчего-то не чувствовавшая себя победителем. — А что такое экономика?
— Это такая вещь, которая должна быть, — ответил Капитан через плечо.

Абсолютное оружие. Роберт Шекли.