Наверняка известно только одно: оригинал дневника, если он есть, хранится в Центре Документации «Народный Архив» — некоей «общественной организацией, «которая была образована в Москве в 1988 году по инициативе группы преподавателей и студентов Московского Государственного Историко-Архивного института. Финансовую поддержку этому проекту оказал Советско-Американский фонд «Культурная инициатива» (Фонд Сороса)». Автором идеи основания организации был, оказывается, известный «перестройщик» Александр Яковлев, о котором чем дальше, тем больше интересного становится известно, а возглавил новую структуру менее известный Борис Илизаров, тоже «прораб перестройки» (выдвиженец Юрия Афанасьева); именно он «взялся заполнить этот пробел — собирать материалы, которыми пренебрегают государственные архивы».
Естественным образом возникает вопрос. Почему государственные архивы, — а уж там-то работают специалисты высшего класса, — «пренебрегли» данным документом? Вариантов не так много: либо сочли подделкой, либо вообще его не видели. Скорее, на мой взгляд, второе. Потому что в архивах хранятся десятки «блокадных» дневников, самых разных. Это важные бумаги, и просто так от них не отказываются. Разве что от документа за версту пахнет фальшью. Но и представлять явную фальшивку на экспертизу изготовители вряд ли рискнули бы, поскольку после выбраковки ее уже нельзя было бы использовать. В итоге, документ так и хранится (если хранится) в сусеках некоей «общественной организации», реликта эпохи «перестройки», и даже публикатор, г-жа Козлова, по сей день не опубликовала ни единой ксерокопии ни единой странички. По сути, требуя верить себе и г-ну Илизарову на слово.
Итак, можно констатировать, что «Дневник Рибковского», если и есть в реальности, обнаружен некими «перестройщиками», официальными специалистами не верифицирован, хранится в каком-то «частном архиве» и видела его (?) только г-жа Козлова, абсолютно не специалист в архивных делах, а снять копию она либо не сочла нужным, либо не имела возможности.
Кроме того, никаких, ни малейших материалов, хоть как-то подтверждающих его подлинность (или хотя бы существование) на данный момент, — спустя 15 лет после первой публикации, — по прежнему нет.
Но.
Если предположить, — а предположим! — что г-н Илизаров не фальсификатор и тов. Рибковский все-таки фигура реальная, — что не исключено, — а его дневник не фикция, — что тоже, в общем, не противоречит законам физики, — выводы из такого предположения следуют не вполне те, которые хотелось бы видеть юзерам, исполняющим вокруг документа шаманские пляски.
Судите сами.
В течение осени 1941 года, оказавшись без работы, — то есть, с карточкой «иждивенца», — Николай Андреевич за три месяца ожидания вакансии (его, как человека из номенклатуры горкома даже на завод не могли послать) понемногу превращается в доходягу. «Даже сомнение взяло — моё это тело или мне его кто подменил?!!! — пишет он 13 декабря. — Ноги и кисти рук тонкие, как у ребенка, который ещё растёт, вытягивается, тоненькие, живот провалился. Рёбра чуть не наружу вылезли, вытягиваются».
Но это уже конец плохих времен. За неделю до того, как сделана эта запись, 5 декабря он, наконец, принят на должность инструктора отдела кадров горкома, и получает право на рабочую карточку, а «по состоянию здоровья» еще и на двухразовое (завтрак и обед) «горячее спецпитание» в столовой Смольного. То есть, — крамольный отрывок № 1, — «завтрак — макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой». По сути, достаточно скромный рацион, назначение которого поскорее привести в рабочее состояние нужного работника. Конечно, куда лучше, что в столовых, где автор «питался в период безделия» (то есть, как иждивенец), но и только. Ни количество, ни качество продуктов нам неизвестны, однако ясно: для живого скелета это уже райские кущи.
Вторая и последняя крамольная запись, — от 5 марта, — та самая «санаторная». За нее цепляются все, решительно все. Но никто почему-то не удосуживается заметить, что март 1942 года, хотя и предельно неприятен, но уже все-таки не декабрь 1941-го. Это, кстати, отмечает и сам автор дневника. В конце января-начале февраля все по-прежнему очень тяжело, но, по крайней мере, уже запущена железная дорога от Войбокало до Кабоны, после чего продовольственный кризис перестает быть запредельным и блокадный паек постепенно возвращается к допустимым нормам.
С этого времени умирают уже не столько от голода, сколько от его последствий. Но умирают. И многие. В связи с чем самых истощенных начинают направлять в ведомственные «стационары», созданные при большинстве предприятий и учреждений и снабжающихся по «особой норме». Эта практика, собственно, началась еще в тяжелейшем январе: сперва в гостинице «Астория» открылся стационар на 200 коек для ослабевших от голода работников науки и культуры, а затем стартовали и другие. «Теперь при заводе оборудован специальный стационар, — писал тогда же в дневнике рабочий Кировского завода. — Сюда ложатся по особому ходатайству цеховых организаций люди, опухшие и требующие поддержки питанием и отдыхом. Лежа в стационаре, они сдают свои продкарточки, по которым получают в день три раза пищу: обед, завтрак и ужин в течение 8−10 дней, а затем поступают новые обессиленные товарищи». В целом же, в течение зимы и весны в 109 стационарах города, восстановились 63 740 ленинградцев, главным образом рабочие фабрик и заводов.
Иждивенцам, к сожалению, жилось по-прежнему худо, им внимание если и уделялось, то в самую последнюю очередь, однако мы говорим о тов. Рибковском. Как следует из дневника, состояние Николая Андреевича было настолько тяжелым, что «горячее спецпитание» в Смольном не помогало восстановиться, и 2 марта его направили в лечебное (разумеется, ведомственное) учреждение для партийцев с признаками дистрофии. К слову, о том, что товарищ «дошел» совершенно свидетельствует и тот факт, что в «стационаре» он — один из всего трех, получавших дополнительные чай с булочкой.
И тут необходимо отметить главное: питание в этом стационаре, — все эти возмущающие антисоветски настроенную публику «балыки» и прочая птица-рыба-мясо (объемы не указаны, но речь, судя по всему, идет о ломтиках), — не были чем-то «особым для партийной номенклатуры», но соответствовали общим госпитальным нормам, действовавшим в тот период и разработанным. Более того, как честно отмечает он сам, «на некоторых предприятиях есть такие стационары, перед которыми наш стационар бледнеет».
Подведем итоги.
С некоторой натугой (почему, уже разъяснено выше) признав «Дневник Рибковского» подлинным, а не «перестроечно-ельцинской» фальшивкой, мы видим, что:
(а) высококвалифицированный специалист-кадровик, относящийся к номенклатуре горкома, первые месяцы блокады живет на карточке «иждивенца», не имея никаких привилегий и постепенно доходя практически до предсмертной стадии дистрофии;
(б) дождавшись вакансии, он, помимо обычной рабочей карточки, получает право на двухразовое (в течение месяца) восстановительное «спецпитание», без которого просто не может приступить к работе;
(в) при первой же возможности и первым делом власти блокированного города на Неве создают сеть «стационаров» (санаториев) для приведения в порядок здоровья самых истощенных ленинградцев, причем, поскольку эти «стационары» ведомственные, а решения о госпитализации принимаются в цехах и рабочих коллективах, койкоместа заполняют рабочие и служащие соответствующих предприятий и учреждений, не прекращавших работу в блокадном Ленинграде;
(г) при этом снабжаются «стационары» вполне открыто, по действующим госпитальным нормам, а «партийные стационары» (вплоть до прикрепленного к самому Смольному!) по качеству снабжения и организации оздоровления контингента не только не опережают заводские, но и серьезно уступают некоторым из них;
(д) а что касается лично Рибковского, то в «семидневный дом отдыха», — первый и единственный раз за все время блокады, — он попал не по протекции (никакой «мохнатой руки» Николай Андреевич не имел), а в связи со все еще критическим состоянием здоровья, усугубляемым режимом работы.
Безусловно, все изложенное не значит, что в Ленинграде все было безупречно. Наверняка, начальнички и хитрили, и ловчили, и норовили воспользоваться служебным положением. Это смешно отрицать. Но что касается конкретно «Дневника Рибковского», полагаю, пляшущим вокруг него джигу стоит умерить пыл: по большому счету, эти записи свидетельствуют вовсе не о «привилегиях партийной номенклатуры», но, скорее, о том, что (а) мелкие управленцы в конце 1941 года получали довольствие на уровне военнослужащих и (б) об успешном восстановлении социальной инфраструктуры весной 1942 года. И не более.
19:04 27.01.2019
aska (aska) писал (а) в ответ на :
> Но триумф нацистов сорвался. Зал консерватории был переполнен.
нацисты тут не причём, вы должны понять, что не важно кто был причиной трагедии, нацисты или природный катаклизм, не это страшно, а страшно то что живущий рядом твой собрат будет смотреть как ты дохнешь, а сам хомячить втихоря, и у него запасу на год вперёд, и хрен поделится с тобой
19:06 27.01.2019
В Германии принято решение выделить 12 млн евро для жертв блокады Ленинграда.
> ⍟ aleksandr kyncevich 23798 (23798), > > жри не обляпайся > > Наверняка известно только одно: оригинал дневника, если он есть, хранится в Центре Документации «Народный Архив» — некоей «общественной организацией, «которая была образована в Москве в 1988 году по инициативе группы преподавателей и студентов Московского Государственного Историко-Архивного института. Финансовую поддержку этому проекту оказал Советско-Американский фонд «Культурная инициатива» (Фонд Сороса)». Автором идеи основания организации был, оказывается, известный «перестройщик» Александр Яковлев, о котором чем дальше, тем больше интересного становится известно, а возглавил новую структуру менее известный Борис Илизаров, тоже «прораб перестройки» (выдвиженец Юрия Афанасьева); именно он «взялся заполнить этот пробел — собирать материалы, которыми пренебрегают государственные архивы». > > Естественным образом возникает вопрос. Почему государственные архивы, — а уж там-то работают специалисты высшего класса, — «пренебрегли» данным документом? Вариантов не так много: либо сочли подделкой, либо вообще его не видели. Скорее, на мой взгляд, второе. Потому что в архивах хранятся десятки «блокадных» дневников, самых разных. Это важные бумаги, и просто так от них не отказываются. Разве что от документа за версту пахнет фальшью. Но и представлять явную фальшивку на экспертизу изготовители вряд ли рискнули бы, поскольку после выбраковки ее уже нельзя было бы использовать. В итоге, документ так и хранится (если хранится) в сусеках некоей «общественной организации», реликта эпохи «перестройки», и даже публикатор, г-жа Козлова, по сей день не опубликовала ни единой ксерокопии ни единой странички. По сути, требуя верить себе и г-ну Илизарову на слово. > > Итак, можно констатировать, что «Дневник Рибковского», если и есть в реальности, обнаружен некими «перестройщиками», официальными специалистами не верифицирован, хранится в каком-то «частном архиве» и видела его (?) только г-жа Козлова, абсолютно не специалист в архивных делах, а снять копию она либо не сочла нужным, либо не имела возможности. > > Кроме того, никаких, ни малейших материалов, хоть как-то подтверждающих его подлинность (или хотя бы существование) на данный момент, — спустя 15 лет после первой публикации, — по прежнему нет. > > Но. > > Если предположить, — а предположим! — что г-н Илизаров не фальсификатор и тов. Рибковский все-таки фигура реальная, — что не исключено, — а его дневник не фикция, — что тоже, в общем, не противоречит законам физики, — выводы из такого предположения следуют не вполне те, которые хотелось бы видеть юзерам, исполняющим вокруг документа шаманские пляски. > > Судите сами. > > В течение осени 1941 года, оказавшись без работы, — то есть, с карточкой «иждивенца», — Николай Андреевич за три месяца ожидания вакансии (его, как человека из номенклатуры горкома даже на завод не могли послать) понемногу превращается в доходягу. «Даже сомнение взяло — моё это тело или мне его кто подменил?!!! — пишет он 13 декабря. — Ноги и кисти рук тонкие, как у ребенка, который ещё растёт, вытягивается, тоненькие, живот провалился. Рёбра чуть не наружу вылезли, вытягиваются». > > Но это уже конец плохих времен. За неделю до того, как сделана эта запись, 5 декабря он, наконец, принят на должность инструктора отдела кадров горкома, и получает право на рабочую карточку, а «по состоянию здоровья» еще и на двухразовое (завтрак и обед) «горячее спецпитание» в столовой Смольного. То есть, — крамольный отрывок № 1, — «завтрак — макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой». По сути, достаточно скромный рацион, назначение которого поскорее привести в рабочее состояние нужного работника. Конечно, куда лучше, что в столовых, где автор «питался в период безделия» (то есть, как иждивенец), но и только. Ни количество, ни качество продуктов нам неизвестны, однако ясно: для живого скелета это уже райские кущи. > > Вторая и последняя крамольная запись, — от 5 марта, — та самая «санаторная». За нее цепляются все, решительно все. Но никто почему-то не удосуживается заметить, что март 1942 года, хотя и предельно неприятен, но уже все-таки не декабрь 1941-го. Это, кстати, отмечает и сам автор дневника. В конце января-начале февраля все по-прежнему очень тяжело, но, по крайней мере, уже запущена железная дорога от Войбокало до Кабоны, после чего продовольственный кризис перестает быть запредельным и блокадный паек постепенно возвращается к допустимым нормам. > > С этого времени умирают уже не столько от голода, сколько от его последствий. Но умирают. И многие. В связи с чем самых истощенных начинают направлять в ведомственные «стационары», созданные при большинстве предприятий и учреждений и снабжающихся по «особой норме». Эта практика, собственно, началась еще в тяжелейшем январе: сперва в гостинице «Астория» открылся стационар на 200 коек для ослабевших от голода работников науки и культуры, а затем стартовали и другие. «Теперь при заводе оборудован специальный стационар, — писал тогда же в дневнике рабочий Кировского завода. — Сюда ложатся по особому ходатайству цеховых организаций люди, опухшие и требующие поддержки питанием и отдыхом. Лежа в стационаре, они сдают свои продкарточки, по которым получают в день три раза пищу: обед, завтрак и ужин в течение 8−10 дней, а затем поступают новые обессиленные товарищи». В целом же, в течение зимы и весны в 109 стационарах города, восстановились 63 740 ленинградцев, главным образом рабочие фабрик и заводов. > > Иждивенцам, к сожалению, жилось по-прежнему худо, им внимание если и уделялось, то в самую последнюю очередь, однако мы говорим о тов. Рибковском. Как следует из дневника, состояние Николая Андреевича было настолько тяжелым, что «горячее спецпитание» в Смольном не помогало восстановиться, и 2 марта его направили в лечебное (разумеется, ведомственное) учреждение для партийцев с признаками дистрофии. К слову, о том, что товарищ «дошел» совершенно свидетельствует и тот факт, что в «стационаре» он — один из всего трех, получавших дополнительные чай с булочкой. > > И тут необходимо отметить главное: питание в этом стационаре, — все эти возмущающие антисоветски настроенную публику «балыки» и прочая птица-рыба-мясо (объемы не указаны, но речь, судя по всему, идет о ломтиках), — не были чем-то «особым для партийной номенклатуры», но соответствовали общим госпитальным нормам, действовавшим в тот период и разработанным. Более того, как честно отмечает он сам, «на некоторых предприятиях есть такие стационары, перед которыми наш стационар бледнеет». > > Подведем итоги. > > С некоторой натугой (почему, уже разъяснено выше) признав «Дневник Рибковского» подлинным, а не «перестроечно-ельцинской» фальшивкой, мы видим, что: > (а) высококвалифицированный специалист-кадровик, относящийся к номенклатуре горкома, первые месяцы блокады живет на карточке «иждивенца», не имея никаких привилегий и постепенно доходя практически до предсмертной стадии дистрофии; > > (б) дождавшись вакансии, он, помимо обычной рабочей карточки, получает право на двухразовое (в течение месяца) восстановительное «спецпитание», без которого просто не может приступить к работе; > > (в) при первой же возможности и первым делом власти блокированного города на Неве создают сеть «стационаров» (санаториев) для приведения в порядок здоровья самых истощенных ленинградцев, причем, поскольку эти «стационары» ведомственные, а решения о госпитализации принимаются в цехах и рабочих коллективах, койкоместа заполняют рабочие и служащие соответствующих предприятий и учреждений, не прекращавших работу в блокадном Ленинграде; > > (г) при этом снабжаются «стационары» вполне открыто, по действующим госпитальным нормам, а «партийные стационары» (вплоть до прикрепленного к самому Смольному!) по качеству снабжения и организации оздоровления контингента не только не опережают заводские, но и серьезно уступают некоторым из них; >
> (д) а что касается лично Рибковского, то в «семидневный дом отдыха», — первый и единственный раз за все время блокады, — он попал не по протекции (никакой «мохнатой руки» Николай Андреевич не имел), а в связи со все еще критическим состоянием здоровья, усугубляемым режимом работы. > > Безусловно, все изложенное не значит, что в Ленинграде все было безупречно. Наверняка, начальнички и хитрили, и ловчили, и норовили воспользоваться служебным положением. Это смешно отрицать. Но что касается конкретно «Дневника Рибковского», полагаю, пляшущим вокруг него джигу стоит умерить пыл: по большому счету, эти записи свидетельствуют вовсе не о «привилегиях партийной номенклатуры», но, скорее, о том, что (а) мелкие управленцы в конце 1941 года получали довольствие на уровне военнослужащих и (б) об успешном восстановлении социальной инфраструктуры весной 1942 года. И не более.
кому это надо, вдумайся своим скудным умишкой, хрень всякую сочинять, смысл какой?
>> Более того, в энциклопедии, составленной петербургским историком Игорем Богдановым «Ленинградская блокада от, А до Я» в главе «Спецснабжение» читаем: «В архивных документах нет ни одного факта голодной смерти среди представителей райкомов, горкома, обкома ВКПб. 17 декабря 1941 года Исполком Ленгорсовета разрешил Ленглавресторану отпускать ужин без продовольственных карточек секретарям райкомов коммунистической партии, председателям исполкомов райсоветов, их заместителям и секретарям исполкомов райсоветов». >> Запись от 9 декабря 1941 года из дневника инструктора отдела кадров горкома ВКПб Николая Рибковского: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой». >> >> А вот запись в его дневнике от 5 марта 1942 года: «Вот уже три дня как я в стационаре горкома партии. По-моему, это просто-напросто семидневный дом отдыха и помещается он в одном из павильонов ныне закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации в Мельничном ручье… От вечернего мороза горят щеки… И вот с мороза, несколько усталый, с хмельком в голове от лесного аромата вваливаешься в дом, с теплыми, уютными комнатами, погружаешься в мягкое кресло, блаженно вытягиваешь ноги… Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха. Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса, рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм белого и столько же черного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину….Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города, возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти… Что же еще лучше? Едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем и слушаем патефон, обмениваясь шутками, забавляясь „козелком“ в домино или в карты. И всего уплатив за путевки только 50 рублей!».
>> Блокадница Н. Стотик пишет в своем дневнике от 16 декабря 1941 года (отрывки также приведены в энциклопедии «Ленинградская блокада от, А до Я» — прим. ИА ИА REGNUM): «Четырнадцатого и пятнадцатого декабря в магазин ничего не привезли. Сегодня привезли лапшу и мясо. Папа с мамой стоят близко, но за мясом много пролезло без очереди. Мы ходим на проверки 3 дня, и еще мама за ним с 2-х часов простояла до шести, но бесполезно. Папа достал номерок в очередь… Надо стоять дни и ночи, потому что неизвестно, когда привезут продукты». >> >> В марте 1942 года Ольга Берггольц пишет, будучи короткое время в Москве: «Запрещено слово «дистрофия»… О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как об ежовской тюрьме. Для слова правдивого о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время. Придет ли оно вообще?
>
>> ИА REGNUM благодарит редактора «Блокадной книги» Наталию Соколовскую за предоставленные материалы.
>> >> Подробности:
> > этот фейк уже не единожды размазали историки, а вы все его таскаете.
Я же говорю ложь это его всё!
19:13 27.01.2019
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на :
> нацисты тут не причём, в должны понять, что не важно кто был причиной трагедии, нацисты или природный катаклизм, не это страшно, а страшно то что живущий рядом твой собрат будет смотреть как ты дохнешь, а сам хомячить втихоря, и у него запасу на год вперёд, и хрен поделится с тобой
>
Изучая причины мародерства, всегда отмечаешь одно обстоятельство: грабеж мертвых не объяснить только борьбой за выживание. О продовольственных «карточках» и деньгах нет смысла спорить, — но так уж ли необходимы были пелены и одеяла с умерших? Что-то, конечно, несли на рынки для обмена — но много ли хлеба можно было по тогдашней блокадной шкале выменять на чулки? Возникает ощущение, что все это обусловлено не столько военным, сколько довоенным бытом. Есть свидетельства о том, как блокадники буквально со стоном решались нести одежду на продажу, как вспоминали при этом, сколько времени копили деньги на пальто или платье и как трудно это далось. Это чувство прошлой нищеты никуда не ушло. Не всякий (далеко не всякий!) мог снять платок с умершей — но соблазн был, он имел оправдание, и отрицать его бесполезно, особенно если учесть, сколь слабой являлась охрана правопорядка в «смертное время». И аргументы находили быстрее и легче, и на других, столь же озабоченных выживанием и часто не разбиравших средств, можно было не всегда оглядываться.
В грабежах, воровстве, обмане и мародерстве, являвшихся обычными признаками распада человеческой этики, принимали участие далеко не все горожане — а если быть точнее и принять во внимание совокупность не только прямых, но и косвенных свидетельств, то лишь малая их часть. Сами эти действия не являлись чем-то новым и не вызваны только лишь кошмарным блокадным бытом. Правонарушения подобного рода (разве что за исключением мародерства и грабежа хлебных подвод) были повседневностью и в довоенном и в послевоенном Ленинграде. В мирное время корысть и жадность удавалось подавить угрозами и репрессиями, а что можно было противопоставить стремлению блокадников избежать смерти? Страх наказания той же смертью? Верили, что может быть все сойдет с рук, если оказаться сильнее и проворнее своей жертвы, но точно знали, что умрут, не найдя иных источников пропитания, кроме кладбищенских пайков.
в любое время есть гавнолюди. голод со многих сбросил покровы. даже представить страшно, во что бы превратился ты
19:14 27.01.2019
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на :
> кому это надо, вдумайся своим скудным умишкой, хрень всякую сочинять, смысл какой?
ты совим «веиким» умом сожрал писульку в инете, с которой даже копии не сняли.
а сочинили для таких как ты… вас в стадо сбивать проще. мозгов нет, куда пастух скажет идти- туда и побежите, выпучив шары...
19:15 27.01.2019
19:15 27.01.2019
Kollin (Kollin) писал (а) в ответ на :
> В Германии принято решение выделить 12 млн евро для жертв блокады Ленинграда.
маловато. пусть идут восстанавливать то что разрушили. работы ведутся до сих пор
19:24 27.01.2019
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на :
> > кому это надо, вдумайся своим скудным умишкой, хрень всякую сочинять, смысл какой?
Так вам и надо вранье везде лепить.
19:25 27.01.2019
Владимир177 (Владимир177) писал (а) в ответ на :
> aska (aska) писал (а) в ответ на сообщение:
>> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на с.
>>> >>> Подробности:
>> >> этот фейк уже не единожды размазали историки, а вы все его таскаете.
>Я же говорю ложь это его всё!
твои историки ангажированный официозом контингент, какая им вера
> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
>> нацисты тут не причём, в должны понять, что не важно кто был причиной трагедии, нацисты или природный катаклизм, не это страшно, а страшно то что живущий рядом твой собрат будет смотреть как ты дохнешь, а сам хомячить втихоря, и у него запасу на год вперёд, и хрен поделится с тобой >>
> > Изучая причины мародерства, всегда отмечаешь одно обстоятельство: грабеж мертвых не объяснить только борьбой за выживание. О продовольственных «карточках» и деньгах нет смысла спорить, — но так уж ли необходимы были пелены и одеяла с умерших? Что-то, конечно, несли на рынки для обмена — но много ли хлеба можно было по тогдашней блокадной шкале выменять на чулки? Возникает ощущение, что все это обусловлено не столько военным, сколько довоенным бытом. Есть свидетельства о том, как блокадники буквально со стоном решались нести одежду на продажу, как вспоминали при этом, сколько времени копили деньги на пальто или платье и как трудно это далось. Это чувство прошлой нищеты никуда не ушло. Не всякий (далеко не всякий!) мог снять платок с умершей — но соблазн был, он имел оправдание, и отрицать его бесполезно, особенно если учесть, сколь слабой являлась охрана правопорядка в «смертное время». И аргументы находили быстрее и легче, и на других, столь же озабоченных выживанием и часто не разбиравших средств, можно было не всегда оглядываться. > > В грабежах, воровстве, обмане и мародерстве, являвшихся обычными признаками распада человеческой этики, принимали участие далеко не все горожане — а если быть точнее и принять во внимание совокупность не только прямых, но и косвенных свидетельств, то лишь малая их часть. Сами эти действия не являлись чем-то новым и не вызваны только лишь кошмарным блокадным бытом. Правонарушения подобного рода (разве что за исключением мародерства и грабежа хлебных подвод) были повседневностью и в довоенном и в послевоенном Ленинграде. В мирное время корысть и жадность удавалось подавить угрозами и репрессиями, а что можно было противопоставить стремлению блокадников избежать смерти? Страх наказания той же смертью? Верили, что может быть все сойдет с рук, если оказаться сильнее и проворнее своей жертвы, но точно знали, что умрут, не найдя иных источников пропитания, кроме кладбищенских пайков. >
> в любое время есть гавнолюди. > голод со многих сбросил покровы. > даже представить страшно, во что бы превратился ты
если бы я был бы таким как вы, то не писал бы об этом в такой форме, а запускал бы с вами Фейерверки
19:32 27.01.2019
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на :
> твои историки ангажированный официозом контингент, какая им вера
копию со странички этого дневника покажи.
вот копии дневника со страниц Тани Савичевой выставлены в музее блокадного Ленинграда.
19:33 27.01.2019
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на :
>> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
>>> нацисты тут не причём, в должны понять, что не важно кто был причиной трагедии, нацисты или природный катаклизм, не это страшно, а страшно то что живущий рядом твой собрат будет смотреть как ты дохнешь, а сам хомячить втихоря, и у него запасу на год вперёд, и хрен поделится с тобой >>>
>> >> Изучая причины мародерства, всегда отмечаешь одно обстоятельство: грабеж мертвых не объяснить только борьбой за выживание. О продовольственных «карточках» и деньгах нет смысла спорить, — но так уж ли необходимы были пелены и одеяла с умерших? Что-то, конечно, несли на рынки для обмена — но много ли хлеба можно было по тогдашней блокадной шкале выменять на чулки? Возникает ощущение, что все это обусловлено не столько военным, сколько довоенным бытом. Есть свидетельства о том, как блокадники буквально со стоном решались нести одежду на продажу, как вспоминали при этом, сколько времени копили деньги на пальто или платье и как трудно это далось. Это чувство прошлой нищеты никуда не ушло. Не всякий (далеко не всякий!) мог снять платок с умершей — но соблазн был, он имел оправдание, и отрицать его бесполезно, особенно если учесть, сколь слабой являлась охрана правопорядка в «смертное время». И аргументы находили быстрее и легче, и на других, столь же озабоченных выживанием и часто не разбиравших средств, можно было не всегда оглядываться.
>> >> В грабежах, воровстве, обмане и мародерстве, являвшихся обычными признаками распада человеческой этики, принимали участие далеко не все горожане — а если быть точнее и принять во внимание совокупность не только прямых, но и косвенных свидетельств, то лишь малая их часть. Сами эти действия не являлись чем-то новым и не вызваны только лишь кошмарным блокадным бытом. Правонарушения подобного рода (разве что за исключением мародерства и грабежа хлебных подвод) были повседневностью и в довоенном и в послевоенном Ленинграде. В мирное время корысть и жадность удавалось подавить угрозами и репрессиями, а что можно было противопоставить стремлению блокадников избежать смерти? Страх наказания той же смертью? Верили, что может быть все сойдет с рук, если оказаться сильнее и проворнее своей жертвы, но точно знали, что умрут, не найдя иных источников пропитания, кроме кладбищенских пайков.
>>
>
>> в любое время есть гавнолюди. >> голод со многих сбросил покровы. >> даже представить страшно, во что бы превратился ты
>если бы я был бы таким как вы, то не писал бы об этом в такой форме, а запускал бы с вами Фейерверки
нет))) я с гавнолюдьми не то что фейерверки не запускаю. на одном гектаре не присяду.
19:39 27.01.2019
aska (aska) писал (а) в ответ на :
> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение: > нет))) я с гавнолюдьми не то что фейерверки не запускаю. на одном гектаре не присяду.
немного ли одной гектары «удобрять», вот и я говорю, жадность
