Но из людей, кои были душою заговора или обещали принять главное начальство над вовлеченными в обман // (л. 135) войсками, явился на сборном месте один Якубович и ненадолго по условию ли с Булатовым или, как он показывает, по чувству вины своей и безрассудности он вскоре оставил мятежников. Булатов был на площади, но только зрителем, хотя, выходя из дома и заряжая пистолеты, говорил: «Может быть увидят, что есть и в России Бруты и Рьеги, которых (в чем признается откровенно) знал только по именам». Князь Трубецкой скрывался от своих сообщников, он спешил в Главный штаб присягать вашему величеству, думая сею готовностию // (л. 135 об.) загладить часть своего преступления, и потому, что там соумышленники не могли найти его, ему несколько раз делалось дурно; он бродил весь день из дома в дом, удивляя всех встречавших его знакомых, наконец, пришел ночевать к свояку своему,, посланнику двора австрийского, откуда по высочайшей воле вашей истребован графом Нессельродом. Рылеев, как он сам говорит, увидев, что нет князя Трубецкого на площади, поехал искать его и не возвращался. Поступки Батенкова в этот день были почти такие же: он проснулся с мыслью о своем // (л. 136) будущем величии как члена Верховного правления, конец мечтам положила повестка о присяге. Еще несколько времени он старался узнать, что происходит, искал Александра Бестужева, Рылеева, который ему сказал, что офицеры одной батареи гвардейской артиллерии, возмутясь, ездят с орудиями по городу, сия ложная весть его поразила, он также спешил присягнуть, забыв о планах для перемен в государстве, о славе быть в числе правителей и желая только, чтобы скорее переловили бунтовщиков. Однако ж вечером, когда уже тишина и порядок были повсюду //(л. 136 об.) восстановлены, он заехал к Рылееву и, не входя, а заглядывая в комнату, спрашивал: «Ну? Что Иван Пущин, бывший тут с некоторыми другими из бежавших с Сенатской площади мятежников, обратился к нему до половины и сказал в ответ: «Да вы, подполковник, вы-то что? Увидев его и барона Штейнгеля, Батенков скрылся110 и в течение двух недель, полагаясь на краткость своих сношений с членами тайного общества, надеялся избежать подозрений правительства: даже при начале допросов он долго уверял, что намерения заговорщиков были ему // (л. 137) весьма несовершенно известны, что он, считая их невозможными в исполнении, почти необращал на них внимания, что чувствует себя виновным в одних нескромных словах и дерзких желаниях; но множество улик и может быть упреки совести, наконец, превозмогли притворство: он полным искренним признанием утвердил свидетельства других111. Все прочие, больше или меньше участвовавшие-в мятеже и вообще в замыслах Северной думы, показывая // (л. 137 об.) друг на друга , сделались вскоре известн ы

будущие члены Тайного общества уже тогда были готовы пойти на прямое неповиновение верховной власти во имя интересов государства, истинными выразителями которых они себя ощущали. Служение Отечеству перестало быть для них синонимом служению монарху, их патриотизм — уже не династический, а националистический, патриотизм граждан, а не верноподданных. Переход от «народной войны» против «тирании», навязываемой извне, к борьбе против «тирании», навязываемой изнутри, казался совершенно естественным: «Неужели русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне истинно отечественной, русские, спасшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма и не отличат себя благородной ревностью, когда дело пойдет о спасении Отечества, счастливое преобразование коего зависит от любви нашей к свободе?» (М. П. Бестужев-Рюмин).

Программные документы декабристов проникнуты заботой о территориальной целостности страны, о ее единстве и неделимости. В частности, именно этой заботой продиктована резкая полемика Пестеля против федерализма в «Русской Правде». Федеративное государство потому, с его точки зрения, плохо, что уже в самом его устройстве содержится «семя разрушения».

В «Русской Правде» иностранцам запрещается «иметь в России какое бы то ни было Недвижимое Имущество», «пользоваться в России правами Политическими, предоставляемыми одним только Российским Гражданам", «вступать в Государственную Службу или какую-нибудь отрасль правления и продолжать оную

Пестель в «Русской Правде» уделяет евреям некоторое место, отмечая в качестве их главной особенности то, что они «неимоверно тесную связь между собою неизменно сохраняют, никогда друг друга не выдают ни в каких случаях и обстоятельствах и всегда готовы ко всему тому, что собственно для их общества может быть выгодно или полезно», особенность эта вредная, ибо "дружная связь между ими то последствие имеет, что коль скоро они в какое нибудь место допущены, то неминуемо сделаются монополистами и Всех прочих вытеснят.

Пафос декабризма был направлен против самодержавного «обращения с нацией как с семейной собственностью» (Лунин). "Для Русского больно не иметь нации и все заключить в одном Государе" , — писал Каховский перед казнью Николаю I.

Основа будущей нации — «коренной народ русский" , куда Пестель включал великороссов, малороссов и белорусов.

Кавказские народы делятся на два разряда — «мирные и буйные»: «первых оставить на их жилищах и дать им российское Правление и Устройство, а Вторых Силою переселить во внутренность России раздробив их малыми количествами по всем русским Волостям». Кроме того, планировалось «завезти в Кавказской Земле Русския селения и сим русским переселенцам роздать все Земли отнятыя у прежних буйных жителей

в 1812 году произошло не только теоретическое, но и практическое открытие русской дворянской элитой категории нации как сообщества всех русских людей вне зависимости от сословной принадлежности.