«Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» Евангелии от Луки (глава 8, стр. 17)
"Революция достоинства" потихоньку раскрывает свои секреты
Первыми убитыми 20 февраля 2014 года, в день расстрела протестующих на Институтской, были не активисты Майдана, а бойцы «Беркута». В них стрелял львовянин Иван Бубенчик. Журналистам удалось встретиться с ним и выслушать, как это было. Бубенчик признался: «майдановцы вынуждены были устроить провокации», потому что «Беркут» «должен был стоять до последнего»:
«Сначала мы стояли у Стеллы [Монумент Независимости Украины], охраняли студентов. Потом уже появилось такое понятие как «сотни», и я вступил в Девятую. Жили на улице Гончара в здании Народного Руха, а каждую ночь, в половине двенадцатого, приходили охранять метро под Майданом. Все выходы были под нашим контролем.
Помню, на Грушевского стояли Внутренние войска, они не пускали нас наверх [в правительственный квартал]. Мы пришли к ним с письмом о том, что мы граждане Украины и вправе передвигаться свободно по своей земле. Сказали, что если они до завтрашнего дня это наше право не восстановят, мы пойдем на штурм. Так и произошло. На следующий день уже были камни, коктейли Молотова.
Бог нам дал возможность попасть в Консерваторию. Парнишку-цыганенка подсадили к окну. Он изнутри открыл двери. Там смогли поспать. Кто час, кто полчаса... У всех было отчаяние, но не у меня. Я четко верю в силу Бога и в справедливость.
В Консерватории были ребята с охотничьими ружьями. Стреляли дробью по спецподразделениям примерно в семидесяти метрах от нас.
В то время я молился, чтобы на Майдане появились сорок автоматов. Прошло немного времени, и я понял, что многого прошу. Стал просить двадцать автоматов. И уже под утро 20 февраля приехал парень, принес автомат Калашникова в сумке из-под теннисной ракетки и семьдесят пять патронов. Многие хотят услышать, что автомат был отобран у титушек во время столкновений 18 февраля. Но было не так.
Стрелял я из самого дальнего от Майдана окна за колоннами, на третьем этаже. Оттуда четко были видны милиционеры со щитами у Стеллы. Там за мешками с песком стояли человек двести, больше не помещались.
Я выбирал тех, кто командовал. Слышать нельзя было, но видел жестикуляцию. Расстояние очень небольшое, поэтому на двух командиров потребовались только два выстрела. Стрелять научился во время службы в Советской армии. Прошел обучение в школе военной разведки. Готовились проводить операции в Афганистане и в других горячих точках.
Говорят, что я убил их в затылок, и это правда. Так вышло, что они стояли ко мне спиной. У меня не было возможности ждать, пока они развернутся. Так Бог повернул, так было сделано.
Остальных мне не нужно было убивать, только ранить в ноги. Я вышел из Консерватории и стал двигаться вдоль баррикад. Стрелял, создавая видимость будто у нас двадцать-сорок автоматов. Просил ребят, чтобы они мне делали небольшую щелку в щитах. Кому-то, может быть, это неприятно будет услышать… У них слезы текли от радости. Они понимали, что без оружия мы не выстоим.
Дошел к Дому профсоюзов, и там патроны кончились. Но «сарафанное радио» уже сработало, и милиция побежала. Бросали все. Друг через друга ползли, как крысы.
Не все их подразделения успевали убежать от майдановцев. Ребята переходили через баррикаду и пробовали догонять. Собирали группы по десять-двадцать пленных и вели за Майдан, в сторону Киевской госадминистрации. Но самые активные наши герои пытались преследовать дальше по Институтской, и приказ стрелять по митингующим пришел очень быстро.
Это был тяжелый момент, поскольку я понимал, что мог остановить расстрел ребят. Разные люди на Майдане — не буду говорить кто, но люди со статусами — обещали мне, что патроны будут. Я верил, бегал с места на место… Самые тяжелые минуты в моей жизни, полная беспомощность. Говорят, на Майдане было много оружия. Но это неправда. Иначе никто бы не дал возможности расстреливать наших ребят. Из моей сотни на Институтской погибли Игорь Сердюк и Богдан Вайда.
На Майдане мы сделали шаг в правильном направлении и получили урок, который позволит нам двигаться вперед. Но сегодня мое государство остается еще неправовым, и все его силовые органы я тоже считаю неправовыми.
Мои жертвы — это преступники, враги. Я должен говорить, чтобы другие люди знали, как поступать с врагами».
ТатьянаСафронова (nfnmzyf) писал(а) в ответ на сообщение:
> Признание майдановца о расстреле "Беркута" quoted1
Даже если признаются, что ели человечину, ничего не изменится. И похоже, это только начало. Знал, что Украину разорвет на части, но не думал, что люди станут врагами сами себе. Остановить может только прямое вещание российских ТВ каналов. Или присутствие российских представителей в СМИ на бывшей украинии
Тяжело представить, что твои предки чебурашки, тогамочи и покемоны. А то, что с икон твоих предков глядят мocкали - страшно. Правда поначалу пугает, потом легче. Основная мука в умоляющих глазах изуродованных русских под украюшек - не надо, не хочу правды! Врите! Лгите! Мне так лучше! Я лучше попрыгаю.
Руководитель информационного центра «Правого сектора» Алексей Бык в эфире одного из украинских телеканалов открыто заявил, что Майдан был не «революцией достоинства», а обыденным государственным переворотом.
Вспомнилось... Февраль 2014 года сразу после госпереворота. Донецк, Донбасс-Арена, Шахтер играет матч Лиги Европы. Перед матчем на стадионе диктор объявляет минуту молчания, по павшим "хероям небесной сотни". И Донецк не подвел, стадион взрывается и начинает скандировать "Беркут!" Подонки ультрасы в фан-секторе, которые всегда являются нацистами, пытаются петь гимн Украины, но их не слышно...