1934 год. Москва. Казалось, Сталин и Коллонтай — были совершенно разными людьми. Он — выходец из социальных низов далёкой имперской окраины, а она — из богатой дворянской семьи Петербурга. Он — принципиальный, убеждённый марксист, а она в молодости — скорее искренний бунтарь и спонтанный борец за справедливость. В повседневной жизни Сталин представлял собой традиционалиста и консерватора, а Александру Михайловну — во всяком случае, до середины 20-х годов — считали примером "ниспровергателя устоев". Наконец, Коллонтай была на семь лет старше Сталина. И всё же, какая-то странная взаимная симпатия существовала в их взаимоотношениях почти четверть века: генсек постоянно помогал и защищал Александру Михайловну в её сложных жизненных передрягах.
В своих личных дневниках Александра Михайловна, вопреки официальной версии о том, что "Сталин — это Ленин сегодня", ставит генсека выше Владимира Ильича. Описывая генсека на пленуме ВКП (б) 1934 года, она пишет: "Что-то в нём "магическое". Это сила великих натур. В нём сильно то излучение воли, которое подчиняет человека. Попадёшь в орбиту излучения, и уже нет сопротивления, своя воля "растворяется"… Ленин, например, этим свойством не обладал. Он подчинял себе людей силой логики, превосходством своего интеллекта. В присутствии Ленина человек оставался самим собою, с ним можно было спорить, доказывать. Обычно он побеждал в споре и этим обезоруживал. Со Сталиным сдаёшься сразу, ещё до спора. В этом его сила. Его воля такова, что её надо принять или отойти от него совсем".
Чингисхан называл это "длинной волей".
…Сталин сам говорил некоторым своим близким соратникам: "Моя дневная норма чтения — страниц пятьсот". И так было почти в течение всей его сознательной жизни. Для этого ещё в юношеский период он выучил технику и приёмы скорочтения. Чтение пятисот страниц каждый день, несмотря ни на какие обстоятельства, стало для него одним из самых эффективных способов культивирования и развития личной воли.
* * *
2015 год. Каир. Я сижу с несколькими молодыми египтянами в кафе на самом берегу Нила. Мы обсуждаем проблему сравнительной эффективности политических технологий в кризисных ситуациях. Неожиданно речь заходит об историческом опыте Сталина. Один из моих собеседников — Ахмад, преподаватель университета, закончивший несколько лет назад УДН в Москве, — начинает возражать: "Но ведь Сталин был очень жесток, и принёс много страданий людям". И даже пытается аргументировать свою позицию.
— Ахмад, ты мусульманин?
— Да.
— Но очень похож на российского либерала… В Коране прямо сказано: "И даже лист с дерева не падает без позволения Аллаха". Всё происходит только по Его воле. Помнишь этот аят?
— Да.
— Следовательно, по Его воле Сталин был в нужном месте и в нужное время, вне зависимости от поздних конъюнктурных моральных оценок. И делал то, что и следовало делать. Другое дело — насколько потом оказывается понятным людям многомерный смысл того или иного исторического явления.
* * *
1928 год. Сибирский край. В стране начинается голод. Предыдущий год оказался урожайным, но зажиточные крестьяне не спешили продавать хлеб государству, ожидая повышения закупочных цен. На литерном поезде Сталин объехал за три недели юг Сибири. Недалеко от Красноярска генсек специально поехал в богатое село, где склады и амбары были переполнены пшеницей. Почти все сельчане собрались послушать "красного царя". Сталин чувствовал себя неважно, но говорил жёстко и непривычно эмоционально. Он рассказывал о том, что в промышленных центрах страны сокращаются запасы хлеба, пайки уменьшаются, многие рабочие вынуждены работать полуголодными, дети пухнут от голода…
Прямо напротив него стоял высокий, мощного телосложения — настоящий русский богатырь! — староста села, один из наиболее уважаемых крестьян. Он смачно лузгал семечки, время от времени ехидно посмеивался и сплёвывал шелуху перед собой, почти на сапоги генсека. Когда же Сталин закончил своё выступление, староста выпрямился во весь свой впечатляющий рост, и громко, не торопясь, чтобы всем было слышно, сказал: "Вот тебе, грузин, я пшеничку дам! Отборную пшеничку. Аж целых четыре мешка. Ты только вот, того, станцуй нам сейчас… лезгинку". И он раскатисто засмеялся, а вслед за ним — и его односельчане.
…"А ведь он, как и все здесь собравшиеся, и есть народ. И, может быть, даже не самый худший. Хотя, если вот сейчас его спросить, то он честно и убеждённо ответит: "А какое мне дело до твоего народа? Главное — мои амбары полны, скотина жива и здорова, а то, что кто-то голодает, пухнет или даже умирает от голода — мало ли что происходит на свете. Если вы власть, то вы и думайте. Но в мои личные дела не лезьте… Народ для него — это вот конкретные соседи, сельчане, а не какой-то там абстрактный, нищий пролетариат…"
* * *
1935 год. Грузия. Озеро Рица. Генсек медленно идёт по тропинке вдоль берега с руководителем НКВД Ягодой.
— Поздравляю тебя Генрих с присвоением маршальского звания "Генеральный комиссар госбезопасности".
— Нет, это коллективное решение Политбюро… А как ты думаешь Генрих, какие у нас есть дополнительные ресурсы, чтобы повысить долговременную эффективность наших спецслужб?
— В последнем отчёте, который мы посылали Вам, товарищ Сталин, сформулированы основные направления такой работы…
— Я это читал. Но я имею в виду другое… Ты знаешь, самый лучший учитель в жизни — твой враг. Его безжалостные уроки всегда бесценны, и если ты правильно а, самое главное, вовремя их усвоишь, то можешь остаться победителем. Если нет, то тебе в историческом плане придётся расплатиться по полной…
Вот, например, мне недавно сообщили, что в Североамериканских Штатах тамошние спецслужбы проводят специальную, широкомасштабную операцию в определённых нишах общества, чтобы побудить максимальное количество людей добровольно, без нажима и без вербовки, сообщать о всех недостатках, подозрительных персонажах, странных событиях, происходящих на местах.
А в Германии фашисты, пришедшие к власти, поставили, в преддверии надвигающейся войны, политическую задачу, чтобы каждый немец считал своим важнейшим патриотическим долгом информировать соответствующие государственные органы о всех негативных процессах, о всех подозрительных лицах. Причём каждый должен знать, куда и как сообщать, будучи уверен, что его информация нужна государству.
— Я понял, товарищ Сталин.
— Я знаю, Генрих. Ты сможешь решить эту важнейшую задачу.
Сталин внутри себя иронически улыбнулся: у него уже были убедительные данные, что Генрих, достаточно нечистоплотный человек, возглавив новый наркомат, уже начал играть свою самостоятельную игру, и доверять ему вряд ли стоит. Но вот с этой поставленной задачей Ягода, с его богатым опытом, способен справиться, потому что это ему самому очень нужно.
"Ильич был тысячу раз прав, когда сказал, что русская интеллигенция — это г-но. Это те именно интеллигентики-чиновники, которые получив даже крохи власти или, например, жадно обнаружив доступ к деньгам, внезапно становятся сверхважными, горделиво-напыщенными и омерзительными. При этом они ещё более яростно начинают завидовать и ненавидеть друг друга. Хотя именно они знают в десятки раз больше о внутренней, тщательно скрытой грязи, преступных переплетениях и незаконных взаимосвязях, чем ЧК, ОГПУ, НКВД вместе взятые. Конечно, они с удовольствием начнут писать доносы друг на друга, уничтожать друг друга — особенно, если будут знать, что им за это ничего не грозит, более того, если за свои "сигналы" они ещё и что-то смогут отхватить материальное".
* * *
1989 год. Нью-Йорк. Незадолго до своей смерти сильно пьяный Сергей Довлатов истошно орал во весь голос в известном кабаке в южном Бруклине: "Я всё понимаю, я не дурак. Конечно, культ личности… Конечно, культ был. Но кто же написал четыре миллиона доносов?"
* * *
1938 год. Москва. Кремль. Михаил Иванович Калинин, председатель Президиума Верховного Совета СССР, или как его неофициально называли "Президент СССР", "Всесоюзный староста", прежде чем открыть дверь, осторожно пригладил свой пробор. Эта встреча очень нужна была Михаилу Ивановичу.
Калинин вошёл в кабинет, намеренно старчески шаркая ногами, подошёл к знакомому письменному столу. Сталин медленно встал и протянул руку. Генсек был в сумрачном, настороженном настроении: он уже знал, зачем так настойчиво добивался встречи с ним "всесоюзный староста".
— Товарищ Сталин, я попросил Вас принять меня по глубоко личной причине.
Именно в этот момент Калинин, как показалось со стороны, совершенно искренне заплакал. Слёзы вытекали у него из-под очков, перемещались по бугристой коже щёк и скрывались в аккуратно подстриженной бородке. Он плакал громко и навзрыд.
— Успокойтесь Михаил Иванович! Возьмите себя в руки! Что случилось! — спокойно, но предельно участливо спросил генсек.
— Суд приговорил мою жену, Екатерину Ивановну, к десяти годам. Я не хочу сейчас говорить, виновата она или не виновата… Я хочу только сказать, что она очень больная женщина, и она не выдержит…
Продолжая всхлипывать, Михаил Иванович начал говорить о своей жене. Сталин слушал, не перебивая, продолжая пристально смотреть на "Президента СССР". В последние годы он всё больше недолюбливал Калинина, поскольку хорошо знал его недостатки и пороки, в том числе — о его нездоровой "любви" к молоденьким балеринам. Он знал, что Екатерина Ивановна Калинина несколько раз уходила от "любвеобильного" Михаила. Один раз даже уехала на Дальний Восток.
Впрочем, увлечение юными балеринами было не единственным недостатком Михаила Ивановича.
Калинина, после смерти Якова Свердлова, выдвинул на эту должность Ленин, для которого Михаил Иванович был зримым образом, явственным символом союза рабочих и крестьян: большевик, из потомственных крестьян, но одновременно прошёл путь классово сознательного пролетария, став одним из руководителей партии. А к "Старику" у Сталина было особое отношение — ни к кому он так не относился трепетно, как к "вождю мировой революции". И с годами это чувство не ослабевало.
Генсек знал, что Екатерина Ивановна оказалась замешана в очень неоднозначной ситуации, в том числе, косвенно, и из-за самого Калинина.
Сталину надоело это представление, и он резко встал. Михаил Иванович также испуганно вскочил.
— Ты зря ко мне пришёл. Приговор ей вынес советский суд. Тебе туда и надо обращаться. Помочь я тебе не могу. У меня самого родственники арестованы…
…Калинин ещё несколько раз приходил к Сталину по поводу судьбы своей жены. В сорок первом году генсек, наконец, сказал:
— Когда война закончится, она выйдет.
…Екатерина Ивановна была освобождена в 1945 году и намного пережила Михаила Ивановича.
* * *
1947 год. Москва. Кремль. Сталин встречается с большой делегацией, в которой представлены все классы и основные социальные группы советского общества. По традиции, в самом начале такого мероприятия каждый из членов делегации должен был сказать несколько слов о самом себе. Иосиф Виссарионович молча, никого не перебивая, слушал.
Очередь дошла до православного священника средних лет, одетого в обычный гражданский костюм. Он, опустив глаза и запинаясь, сказал несколько предложений: из какой области, каков приход, сколько лет служит…
Сталин, не отрываясь, жёстко смотрел на него. Потом внезапно сказал: "Меня боишься, а Его — нет".
"Первым, с кем я познакомился по-настоящему в семинарии, был Гия. Тогда по своим знаниям, своему умственному развитию он был гораздо выше меня, хотя по возрасту был старше только на два года. Гия приехал из Зугдиди, и был уже тогда очень болен. Мы дружили с ним полтора года, до самой его смерти. Он мне многое дал. Но я ему, прежде всего, благодарен за то, что он не пытался снабжать меня готовыми ответами, а постоянно подвигал к тому, чтобы искать свой путь к разрешению внутренних сомнений… Именно Гия впервые мне сказал, что церковь всегда была за сохранение крепостного права, и она была против реформы 1861 года. Он мне рассказал, что грузинских крепостных в своё время массово вывозили в Стамбул, чтобы продавать как рабов на рынках. И церковь не только не вмешивалась, но даже поддерживала всю эту мерзость…"
* * *
2016 год. Москва. В Белом доме, в присутствии президента России, идёт расширенное заседание правительства. Выступает министр сельского хозяйства и одновременно — один из самых крупных землевладельцев страны. С видимым упоением, захлёбываясь, он рассказывает о "небывалых", "грандиозных" успехах во вверенном ему министерстве, в том числе — и по экспортной линии. "Мы начали, например, экспортировать отечественную свинину в десятки новых стран". Перечисляет их, в том числе и очень далёкую Индонезию. Тут президент засмеялся и прервал докладчика: "Но Индонезия — страна мусульманская, там свинину не едят". Почти все присутствующие по-доброму захихикали. И даже сам министр как-то застенчиво, с детской улыбкой широко улыбнулся: мол, ну, да, ошибся немного, с кем не бывает в нашем кругу? А потом как ни в чём не бывало продолжил свой восхитительно-оптимистический доклад…
"Когда высшая власть начинает обманывать саму себя, то нижестоящие чины, в свою очередь, начинают массово поддакивать и подражать… Жизнеспособное государство держится только на правде. Ложь, очковтирательство, показуха, прямой и косвенный обман неминуемо приближают гибель. Достаточно вспомнить царскую Россию!.."
* * *
1939 год. Осень. Москва. Коллонтай позвонили и пригласили в Кремль. Эта последняя встреча продлилась почти два часа: Сталин впервые так откровенно раскрылся ей. Когда она вернулась в гостиницу, было уже два часа ночи. Александра Михайловна тщательно записала то, что сказал генсек:
"Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплёваны, прежде всего, за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он всё ещё рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток"…
"И моё имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний"…
"В целом в будущем развитие пойдёт более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идёт к тому, что особенно возбудится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом"…
"И всё же, как бы ни развивались события, но пройдёт время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Своё будущее они будут строить на нашем прошлом".
20:50 26.12.2019
Борец за истину о Владимире Бушине
Татьяна Воеводина
Это было позавчера, 24 декабря. Владимир Сергеевич Бушин подарил мне свою книжку стихов, подписанную его крупным, разборчивым почерком. Накануне я послала ему на Новый год кое-какие новинки моей компании, а он передал мне книжку. А вечером написала Владимиру Сергеевичу и поблагодарила. А потом зашла на сайт «Завтра» и … и оказалось, что он умер. 95 лет, конечно, почтенный возраст, но всё равно возникло ощущение пустоты, хотя с Владимиром Сергеевичем я была знакома совсем недолго.
Познакомила нас газета «Завтра». В. С. написал мне по поводу какой-то моей публикации о Сталине. Потом позвонил – по поводу чего-то другого. Мы стали переписываться-перезваниваться. Я всегда читала его статьи, а он – мои. Меня это даже несколько удивляло: такой сейчас вал авторов и публикаций, а ему до всего есть дело. Поразительное поколение! Наверное, правда, что они жили и действовали за себя и за соратников, не вернувшихся с войны.
Помню, хвалил мои воспоминания о том, как праздновали новый год в 60-е годы в Егорьевске. Даже полюбопытствовал, не я ли та девочка, что изображена на фотографии под ёлкой. То была не я – просто в редакции нашли подходящую картинку.
А заметку про 9 Мая, напротив, критиковал. Я там писала, что надо поменьше праздновать и ссылалась на слова моего покойного отца, тоже ветерана войны. Но Владимир Сергеевич строго сказал: иногда близкие люди ошибаются, и надо быть объективным ко всем, в том числе и к родным людям.
С этим последним утверждением я от души согласна. В нём весь Владимир Сергеевич – борец за правду. Даже выше – за истину. Правда – ведь это всегда истина частичная, моралистически приукрашенная, приспособленная к нуждам дня. Кстати, это чисто русское слово: помесь истины и справедливости. Правда – всегда тёплая, душевная. А истина – холодная, как сияющая горная вершина, и объективная. Не зависящая от страсти и суеты момента и выгоды наблюдателя. Вот за такую истину, как мне кажется, всегда сражался Владимир Бушин. Отчего и нажил множество врагов и перессорился с разными изданиями, как он мне потом рассказывал.
Сегодня это большая редкость – стремление к истине. Даже словцо выдумали – «пост-правда» - истина эпохи Постмодерна. Сегодня никому даже и не хочется знать, как обстояло и обстоит дело на самом деле. Иногда кажется, что «самого дела»-то больше нет. Люди делают деньги, снискивают гранты, топчут или, наоборот, возносят того или этого, все заняты, все при деле – до истины ли? Истина стала чем-то вроде замарашки-золушки, которая сидит себе в пыльном углу и боится нос показать.
Когда сегодня говорят, что в советской прессе врали – мне смешно. Врали да, но застенчиво и кустарно. А сегодня врут индустриально. Сегодня все разделились на некие ячейки и каждая «топит» за свою картину мира. Вернее, за картину мира того, кто данную ячейку содержит. Современная словесность очень напоминает мне те наставления, которые я даю на занятиях по технике продаж моим продавщицам: никогда не спорь с клиентом; что бы он ни утверждал – согласись. В торговле швабрами – это нормально, но когда таким манером работают все СМИ и литература - добром это не кончится. Общество, не стремящееся к истине, в большой опасности, это что-то вроде отключения датчика метана в шахте. Сначала удобно, а потом – шарахнет.
Не зря Сталин, по воспоминаниям всех, кто его знал, строже всего наказывал именно за ложь. Не за ошибки. Потому что всякий, кто хочет действовать не вслепую, должен знать истину. Не зря Генералиссимус был кумиром В.С. Он был одним из немногих оставшихся в живых писателей, которые работали именно над установлением истины. Когда все заходились восторгом от Солженицына, а сам Президент приезжал к нему с цветами и славословиями, В.С. прямо сказал, что Солженицын – жулик и лжец. Сказал он и о том, что кумир интеллигенции Окуджава плоховато знал историю, а Гранин вовсе не такой боевой ветеран, каким себя изобразил. Неприятность для литературных жуликов состояла в том, что Бушин, прожив долгую жизнь в литературе, хорошо помнил, кто, что и когда говорил и делал.
Когда патриотически заточенным СМИ полагалось приходить в восторг от того, как путинская Россия «поднялась с колен» - он писал о том, что в сталинском СССР создавались за единицы лет целые отрасли промышленности, а в постсоветской России она целыми отраслями гибнет.
Года два назад я была в гостях у Владимира Сергеевича и его жены Татьяны Николаевны. Помню, он рассказывал мне о своей полной перипетий жизни, как он перепробовал множество учебных заведений прежде, чем нашёл свою верную дорогу – литературу. Узнав, что я училась в Инязе, сказал, что в его молодость девушки-инязовки считались эталоном красоты. Рассказывал о внуках-двойняшках, которых просто обожал. Зашла речь о Солженицыне, и В.С. подарил мне свою книгу о нём с надписью: «Татьяне Воеводиной, соседке по газете. / Мы рядом служим Родине, /Которой нет на свете». Мне хочется думать, что он не умер, а погиб за Родину – ту самую «которой нет на свете». Или – как знать? - за «Отечество, которое будет».
22:43 28.12.2019
Партия и Сталин какую роль отводил партии Сталин в своей картине будущего
Татьяна Воеводина
Партия и Ленин —
близнецы-братья
кто более
матери-истории ценен?
Мы говорим Ленин
подразумеваем —
партия,
мы говорим
партия
подразумеваем —
Ленин.
В.В. Маяковский
А как насчёт Сталина? Какую роль он отводил ей в будущей политической структуре СССР? Совершенно определённо ответить на этот вопрос, скорее всего, не может никто: достоверных источников, где бы Вождь определённо формулировал свою позицию, нет. Официально он никогда не ставил под сомнение высокую роль партии на всех этапах жизни общества и государства. Сталиниана, как либеральная, так и патриотическая, полна разных слухов, которые от частого повторения приобретают статус подтверждённых фактов.
Похоже, что Сталин на протяжении всей своей деятельности пытался отодвинуть партию от руководства народным хозяйством. Народным хозяйством должны были руководить наркоматы (затем министерства), где, по замыслу, сосредоточивались самые опытные и компетентные кадры. Специалисты, знатоки. Собственно, до конца советской власти отраслевые руководители были профессионалами в своей отрасли, а не политиками, юристами или финансистами.
Очень вероятно, что ужасы 37-го года, уничтожение «ленинской гвардии» - всё это в значительной степени было борьбой за отстранение партии от реального управления народным хозяйством, а значит, и жизнью страны. До конца устранить не удалось: до самого конца сохранялись две пирамиды управления – хозяйственная и партийная. В ЦК КПСС сохранялись промышленные, сельскохозяйственный отделы. ЦК КПСС принимал постановления, касающиеся развития той или иной отрасли. Хрущёв, как известно, усилил управленческую функцию партии, но и Брежнев, сколь можно судить, её не ослабил. Как взаимодействовали эти две пирамиды – сегодня представить трудно; мой отец, хозяйственный руководитель брежневской поры, был убеждён, что партия во всё вмешивается, всем командует, но ни за что не отвечает. Это было распространённое мнение среди людей его круга.
Какую роль отводил партии Сталин в своей картине будущего? Это можно лишь предполагать. Рассказывают, что когда-то он назвал партию «орденом меченосцев». Вероятно, он имел в виду то, что эта организация должна эволюционировать в сторону орденской организации. Меченосцы – это был боевой монашеский орден, защищавший рижских купцов от разбойников. Члены ордена не имели имущества и вели аскетическую жизнь. Есть мнение, что Сталин хотел сделать партию небольшой – тысяч в 50, но состоящей из подлинно самоотверженных борцов за народ и государство. Из них он, вероятно, предполагал рекрутировать высших руководителей.
О путях формирования нового руководящего слоя из партии размышлял очень глубокий итальянский политический философ Юлиус Эвола в работе «Фашизм: критика справа»:
«Избранные члены фашистской партии должны были стать не только вооружённой гвардией государства, но также элитой - высшим носителем Идеи. До относительно недавнего времени в центрально-европейских государствах эту роль играла аристократия как политический класс. Поэтому здесь уместнее говорить об "Ордене", нежели о "партии".
Фашизм же пытался сохранить себя как партию. Поэтому, как было сказано, вместо органичного синтеза и симбиоза, произошло удвоение государственно-политических структур, превратившихся в своего рода надстройки, в результате чего вся система приобрела крайне неустойчивый характер». Это самое произошло и с КПСС.
Возможно, размышляя о будущем партии, Сталин вдохновлялся сословием «стражей» в идеальном государстве Платона – не имеющих собственности (и даже семьи) защитников народа и государства.
Именно для этой цели в разных странах исторически сформировалось дворянство. Это сословие, имеющее привилегии, которые уравновешивают обязанности: верно служить короне и при надобности умереть за монарха и государство. Русское дворянство выродилось по причине неравновесия прав и обязанностей, когда его освободили от обязательной службы. Вместо того, чтобы укреплять государство, оно начало подпиливать его несущие конструкции, от скуки увлекшись революционными идеями.
Мне кажется, было бы полезно иметь некую руководящую партию, которая бы эволюционировала в сторону орденской структуры – защитников народа и государства, а далее – в условное дворянство. Эти люди должны быть «кузницей кадров» для высших должностей, они должны иметь привилегии, но они же должны иметь повышенный уровень обязанностей. Ни они, ни их близкие, к примеру, не должны заниматься бизнесом (круг близких должен быть довольно широким). Их должно быть можно вызвать условно на партком и спросить: откуда у сына элитная тачка. Возможно, они не должны ездить по собственному почину за границу и посылать туда детей. Безусловно, эти люди должны уехать на работу туда, куда пошлёт партия, как выражались в сталинские времена. Иными словами, члены руководящей партии должны иметь повышенную по сравнению с обычными гражданами степень ответственности. В некоторой степени это было в КПСС: была когда-то даже фигура партследователя, который выявлял нарушения со стороны членов руководящей партии. Если этого нет, то к руководящей партии примазываются жулики в погоне за незаработанным прибытком.
Сталин, как мне кажется, мыслил в этом направлении. Введённые после войны суды чести – мероприятие из этого ряда. Не пора ли повторить?
Он жил во времена Советов Владимир Сергеевич Бушин был любим, почитаем, обожаем всеми, кто читал его произведения
Екатерина Глушик
Владимир Сергеевич Бушин был любим, почитаем, обожаем всеми, кто читал его произведения, будь то статьи, стихи, литературоведческие работы. Для меня он был частью жизни. Очень значительной и, казалось, неисчерпаемой: он будет всегда!
Сначала узнала его по текстам, когда сама была лишь читателем газеты «Завтра». Как и множество читателей, искала в первую очередь его статьи. И не стоит описывать состояние после прочтения: оно у всех людей было одинаково - восторг от точного, красивого языка, от позиции автора, от чувства единомыслия. Позднее, став автором газеты, познакомилось с Владимиром Сергеевичем, очень шапочно поначалу. Затем откликнулась на его просьбу привезти ему домой экземпляры газеты с его статьёй, что и сделала. При этом он сказал, как всегда в таких случаях говорил: «Катя, возьмите такси». Он очень боялся причинить неудобства и пояснял, что ему неловко будет просить впредь, если я не воспользуюсь услугами такси. Я уверяла, что до его станции «Аэропорт» мне гораздо удобнее приехать на метро.
А затем меня попросили наладить с ним прекратившееся по некоторым причинам сотрудничество с газетой. И вот долгие годы - наше общение, ставшее дружбой. Я принимала его тексты в газету, редактировала, то есть сокращала, если они были великоваты, убирала те формулировки, за которые бдительные роскомнадзоры просто обрушили бы санкции на газету. Он говорил, что даже не заметил моей редактуры, оставлял всё на моё усмотрение, и даже посвятил мне как редактору его текстов стихи.
У нас были очень открытые отношения, без тени недомолвок, недовольств, без неискренности. Были безмерное (с моей стороны) уважение, симпатия, привязанность и тяга к общению. Мы порой ругались, спорили! Но при этом не было обид. Сотни телефонных разговоров, десятки, если не сотня за это время, встреч: Татьяна Николаевна и Владимир Сергеевич приезжали в город, звонили мне. Я ехала к ним, привозила письма, газеты, мы чаёвничали, обсуждали какие-то события, делились впечатлениями, шутили. Праздники, дни рождения...
Бывала спутником Владимира Сергеевича на те или иные мероприятия: то в МИД на вручение ему медали, то в галерею Александра Шилова, который писал его портрет, то мы с Владимиром Сергеевичем идём в Думу, где нам обоим вручает юбилейные медали КПРФ Геннадий Зюганов. И там я представляю Бушину Рустема Вахитова, уникального публициста, философа, которого Бушин очень ценил. А вот чествуют лучших авторов журнала «Политическое просвещение». Там среди других чествуемых - и Борислав Святозарович Милошевич, высоко ценивший Бушина. После церемонии мы спускаемся в буфет, пьём чай. Есть прекрасная памятная фотография.
Гостепреимнейший дом Бушиных! Гостеприимнейший! Уютно, тепло, хлебосольно. Неописуемой красоты и доброты Татьяна, великолепная хозяйка, незаменимая помощница Владимира Сергеевича. Очень спокойная всегда, уравновешенная. Он сам признавался, что часто взрывается, а Татьяна всё это спокойно выслушивает, спокойно делает то, о чём в такой эмоциональной форме просил Владимир Сергеевич.
В последние годы они жили на даче в Красновидово, в город приезжали изредка: то по делам, то на дни рождения внуков-близнецов, например, или на 1сентября, провожать их в школу. Татьяна рассказывала, как внучка спросила: «Бабушка, как у тебя фамилия?» «Бушина». А у дедушки? «Бушин». Маша в изумлении: «Вы что ли тоже близняшки?»
А порой спросишь: по каким делам - в город? Татьяна отвечает: «Вот захотел! Ему то и дело надо в город. Просто так. Сидит, и вдруг: «Вызывай такси. В город поедем. Ну и едем».
Владимир Сергеевич вступает в разговор: «Ну, Таня, надо же квартиру проведать, и вообще…»
Удивительно было его неослабевающее внимание ко всему происходящему и живая реакция на это. Возмущался всякой мерзостью, восхищался геройством. Нашими военными в Сирии, например. Фронтовик, коммунист, человек глубочайшей культуры, редчайшего достоинства. Он всё делал с достоинством! И общался с любым человеком - с достоинством. Не представить его либо высокомерным, либо лебезящим перед кем бы то ни было. Он отвечал на письма читателей, на звонки, а то и сам звонил своим поклонникам. Он был очень доступен, открыт к общению.
В их дачном посёлке жили бездомные собаки, некоторые были просто брошены дачниками. Татьяна и Владимир Сергеевич кормили лечили, обихаживали этих собак. А когда Татьяне говорили, мол, вы - собачница, она эмоционально признавалась: «Да я не собачница совсем! Но кто-то должен их кормить!»
В прошлом году Бушину - 95 лет. Уже забронирован зал ЦДЛ для юбилея, напечатаны билеты, мы с Владимиром Сергеевичем продумываем программу вечера, который он, как и 90-летний юбилей, попросил вести меня. 90-летие мы вели с Сергеем Николаевичем Бабуриным, готовясь, ездили на дачу к Бушину, проговаривая программу вечера. Но буквально накануне 95-летия и Татьяна, и Владимир Сергеевич серьёзно затемпературили, были госпитализированы. Вечер отменён. Планируем, что сделаем просто творческий вечер в День Победы или в любой день рождения …
Приехала навестить в больницу, вижу, что Владимир Сергеевич всего день здесь, а уже исписал какие-то под руку попавшиеся листки: смотрит телевизор или читает газеты - делает пометки. На следующий день привожу ему блокноты. А через день приезжаю - половина блокнота исписана. Всегда работал! Все удивлялись его работоспособности, тому, сколько статей он пишет. А он всегда трудился!
Тексты Владимира Сергеевича не были фигурами речи. Он писал, как думал. Не вставал в позы, не лукавил, у него не было и налёта двурушничества. Он был советским человеком настолько, насколько это вообще возможно, при том, что в советское время не был обласканным или чрезмерно, сусально идейным. Был даже этаким хулиганом в чём-то. Многие перипетии он отразил в текстах, о чём-то рассказывал, что было порой так смешно! Какие интересные рассказы об отдыхе в писательском доме в Коктебеле!
Он вёл дневники, часть из них уже опубликована, и это конечно, истинный клад.
Все слова уже произнесены, мысли сформулированы, ничего нового не сказать. Но какие-то детали, возможно, будут не просто интересны его поклонникам, но и нужны. Потому что и детали о человеке любимом помогают тебе самому жить, укрепляют. Когда близкий человек уходит, ты оплакиваешь его уход как своё сиротство. Тебе плохо, невыносимо, и не только твои, но и чьи-то воспоминания помогают пережить утрату.
В понедельник, 23 числа, звонит Владимир Сергеевич:
-Катя, мы едем в город, пробудем пару дней, приезжайте.
Прихожу, застолье в узком семейном кругу в разгаре. Катя, Алексей, его мама, Валентина Александровна, Татьяна, внуки Маша с Ваней, Вера - друг дома. Все весёлые, вспоминают школу, что тогда носили, какая была мода, какие причёски, какие требования были к учащимся.
Владимир Сергеевич вспомнил, как в Сочи Татьяну за то, что она в шортах вышла, чуть не арестовали. Смех, шутки.
Владимир Сергеевич читает:
На всю оставшуюся жизнь
Мне хватит в «Завтра» публикаций,
За них проклятий и оваций
На всю оставшуюся жизнь.
На всю оставшуюся жизнь
Мне хватит дружбы Александра,
Хоть я в глазах его- Кассандра
На всю оставшуюся жизнь.
На всю оставшуюся жизнь
Мне хватит рядом Кати Глушик,
Не надо мне других хохлушек
На всю оставшуюся жизнь.
Но вместо «хохлушек» он сказал «старушек», мы смеёмся, он не понимает, чему, мы ему говорим, он изумляется, что оговорился, хохочет…
Маша всем нам делает «укладки»: кому косы, кому начёс, папу, Алексея, причёсывает на манер купца, о чём он ей говорит: мол, она из него делает купчика. Ваня обнимает Татьяну, Владимир Сергеевич с гордостью замечает: «Ты уже бабушку перерос».
Пьём чай, вспоминаем, какая была «картошка» в советское время, Катя жалеет об утерянном рецепте тарталеток в буфете ЦДЛ, куда мама водила её на занятия рисованием… Татьяна вспоминает, что раньше всегда ходили по выходным в гости, принимали у себя гостей, чего сейчас практически нет. Прекрасное застолье дружной гостеприимной семьи, в которой и чужой чувствует себя своим.
Интересуюсь, как самочувствие Тамары Георгиевны Алфёровой после ухода Жореса Ивановича, Бушины дружили с ними. Владимир Сергеевич говорит, что никак не может дозвониться ни по одному телефону. Я набираю, Тамара Георгиевна берёт трубку, я передаю Бушину, они общаются, он говорит, что перед Новым годом позвонит ей ещё, потом просит меня продиктовать ему телефон, может, у него неверно записан.
Расходиться не хочется! А внукам завтра в школу. Встаём из-за стола уже в десятом часу. Владимир Сергеевич обещает прислать новый текст в газету.
А на следующий день звонок от Кати: Владимира Сергеевича не стало. Работал за компьютером, собирались на дачу, Татьяна спрашивала, когда вызывать машину. Он, мол, сейчас закончу. Она ушла в комнату, через некоторое время идёт в его кабинет, там его нет. Он на кухне на диване сидит, откинувшись…
Чем дольше знаешь человека, тем он тебе более дорог. С ним было больше встреч, общения, радостей. И сколько бы ему ни было лет, ты не готов, что его не стало. Вот не может этого быть! Ведь так хорошо себя чувствовал, планов столько…
Тамаре Георгиевне звоню, чтобы сообщить. Она в изумлении: у вас вчера так весело было, я слышала радостные голоса, видимо, праздник. Да, дни рождения сразу двух бабушек.
Бушин, безусловно, классик. Как только его ни называют, какие эпитеты ему ни подбирают, которые не эпитеты, а констатация: эталон, камертон, мерило, вершина… Его тексты вбирают в себя, и ты ненасытен: сколько ни читай, тебе мало, жалеешь, что чтение уже закончилось. Есть тексты информативные. Узнал о чём-то, и довольно. А есть те, что и знания дают, и наслаждение от того, как текст написан. Порой начинаешь что-то читать, и уже знаешь, чем закончится, как примерно пойдёт повествование. И не интересно. А у Бушина никогда не знаешь, чем закончится, как он опишет что-то. И даже когда ты прочитал, тебе всё равно захочется прочитать знакомый текст. Как «Евгения Онегина», как «Войну и мир». Мы знаем, что там. Но мы наслаждаемся, читая вновь!
Александр Проханов восхищается нейрохирургом Коноваловым: какое блистательное умение у того, какая ответственность. Но и Проханов, и Бушин делают операции на мозге десяткам тысяч, миллионам людей! Их тексты - это кислород, который позволяет человеку в смраде нынешнего бытия жить.
На поминовении я предложила учредить премию по публицистике имени Владимира Бушина. И вдруг слышу: «Да никто так писать не умеет, никто не будет соответствовать Бушину».
Да, он действительно выдающийся, непревзойдённый публицист. Но вот есть же литературные премии и Пушкина, и Льва Толстого. А что, хоть один лауреат этих премий соответствует тем именам? Такая премия нужна.
***
Владимир Бушин
Моё время
Я жил во времена Советов. Я видел всё и убеждён: Для тружеников, для поэтов Достойней не было времён.
Я жил в Стране Социализма, Я взвесил все её дела И понял: никогда Отчизна Сильней и краше не была.
Я жил во времена Союза В семье несметных языков, Где дружбы дух и братства узы Страну хранили от врагов.
Я жил в эпоху Пятилеток И был голодным иногда, Но видел я – мой глаз был меток, — Нам светит горняя звезда.
Что ж, ошибались мы во многом, Но первыми прорвали мрак. И в Судный День, представ пред Богом, Мы развернём наш Красный Флаг.
>> Самородок (Самородок) писал (а) в ответ на сообщение:
>>> Nico54 (26047) писал (а) в ответ на сообщение:
>>>> ну ты же смог разглядеть депресняк (подавленное состояние) у Путина и тогда почему ты другим отказываешь в этом?… >>> Ну так я, в отличие от ЗОВа, не оперирую в суждениях примитивными мыслишками вроде «ты так видишь потому что тебе так хочется»…
>>да мне по-барабану твои мыслишки, если они точно такие же, как и у ЗОВа мысли, на которого ты пытаешься «стрелки перевести»… >>
Самородок (Самородок) писал (а) в ответ на :
>Видно было, что Путин в новогоднем поздравдении весьма подавлен.
понял, раз этот мой ответ из своей темы про Стихотворение 2019 года удалил…
15:39 16.01.2020
Почему СССР? Почему Сталин? национальный поворот
Кто и за что ненавидит Сталина? Отвечая на этот вопрос, надо отметить, что в советской номенклатуре было две группы, противоположные по взглядам. С одной стороны — левые глобалисты, коминтерновцы, троцкисты и их идейные наследники, которые не могли простить Сталину, что он отказался от проекта мировой революции, а затем распустил и Коминтерн. С другой стороны — сторонники интеграции в мировую капиталистическую систему, наследниками которой стали номенклатурные "либералы", вышедшие из тени после 1956 года. Эти две группы представляли собой право-левый симбиоз, и Сталин эту, на первый взгляд, странную диалектику прекрасно понимал, отразив её в крылатой фразе: "Пойдёшь налево — придёшь направо, пойдёшь направо — придёшь налево".
В постсоветский период негативное отношение господствующих групп к Сталину обусловлено тем, что квази-идеологией, на которой строится их идентичность, является антисоветизм. В 1990-е годы он был явным, неприкрытым, а в последние годы в связи, с одной стороны, с конфликтом с Западом, а с другой стороны, с необходимостью реагировать на рост просоветских настроений, в том числе — и среди молодёжи, он выступает менее ярко, проявляясь в стремлении уколоть советское прошлое в кинофильмах, выступлениях и так далее.
Постоянные попытки кольнуть СССР сравнением с нынешними якобы достижениями (ситуация напоминает пропагандистское "одержание" из "Улитки на склоне" Стругацких) выдаёт комплекс неполноценности постсоветских господствующих групп по отношению к Советскому Союзу и его достижениям в культуре, социальной сфере, мировой политике. Важнейшая сторона этого комплекса — понимание того, что, сохранись Советский Союз, никаких социальных перспектив у них не было бы. Где были бы все эти гайдары, чубайсы и грефы? Сидели бы в журнале "Коммунист", воспевая великое учение Карла Маркса, или торговали цветами, или "стучали" бы в ГБ.
Однако несмотря на все старания по обливанию грязью советского прошлого и Сталина, последние опросы показывают, что 70% молодёжи позитивно относятся к Советскому Союзу и к личности Сталина. То есть получается, как в сказке о Мальчише-Кибальчише: "Буржуины бились-бились, да сами разбились".
Теперь посмотрим, почему Сталина многие так ненавидят на Западе? Ясно почему: подготовил СССР к войне, сорвал советско-германским договором начавшееся в 1938 году создание протоНАТО (ведь в Мюнхене не только подарили часть Чехословакии Гитлеру — это была попытка создать протоНАТО, направленное против Советского Союза), при нём послевоенный СССР стал де-факто сверхдержавой.
В то же время на Западе всегда находились люди, которые очень высоко оценивали Сталина. Вообще, есть чёткая закономерность: чем мельче политическая сошка на Западе, тем больше гадостей она говорит о Сталине, а чем крупнее политик, тем выше он оценивает Сталина.
Например, де Голль: "Сталин имел колоссальный авторитет и не только в России. Он умел приручать своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него больше, чем поражений. Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников обречено. А Сталин не уйдёт в прошлое, он растворится в будущем".
А вот высказывание Чан Кайши, у которого, кстати, было очень много оснований Сталина не любить из-за перипетий и своей судьбы, и судьбы своего сына, Цзян Цзинго, который сидел в советской тюрьме. Чан Кайши 7 марта 1953 года сказал: "Генералиссимус Сталин был первый среди равных в союзнической коалиции. Внутренняя и внешняя политика сталинской России обусловлена стремлением Сталина укрепить её державный статус, обеспечить её глобальные интересы. Эти задачи, в основном, решены. Но что будет в СССР после Сталина, большой вопрос…"
Обратим внимание: и Де Голль, и Чан Кайши (один — с запада, другой — с востока Евразии) говорят об одном и том же: о том, что СССР выстоит, если у Сталина будут достойные преемники.
21 декабря 1979 года, в год столетнего юбилея Сталина, в албанском городе Сталин собрались представители полусотни марксистско-ленинских партий, которые квалифицировали Хрущёва и Брежнева как политических перерожденцев. Собравшиеся предсказали дальнейшую эрозию государства и общества в СССР: коррупция, рост национализма в республиках, фиктивность идеологии, некомпетентность руководства, культ политических перерожденцев. По их прогнозам, очень скоро Советский Союз должен был столкнуться с серьёзными проблемами. Правда, они сделали исключение для Румынии и ГДР, где процессы разрушения социализма шли, по их мнению, медленнее. Они не могли представить, что придёт некто Горбачёв, который сначала сдаст социалистический лагерь, в том числе ГДР и Румынию (Чаушеску при этом убьют), а уже потом сдаст и Советский Союз.
С каких позиций критикуют Сталина сегодня? Самый примитивный вариант — персональный: плохой человек был Сталин, злой, тиран, маньяк. Например, аргументация Антонова-Овсеенко, сына знаменитого большевика, такова: режим был плохой, потому что человек был плохой, мерзкий. Критикам такого типа много лет назад, защищая Байрона, ответил Пушкин: "При открытии всякой мерзости она, толпа, в восхищении: он мал как мы, он мерзок как мы. Врёте, подлецы! Он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе!". Я уже не говорю о том, что характеристика строя, режима даже в стране со столь персонализованной властью, как Россия, по личности лидера есть нечто среднее между слабоумием и дурновкусием.
Ещё одна линия — это линия патентованного лжеца Солженицына, с его "десятками миллионов жертв ГУЛАГа".
Но есть более хитрая линия — это попытка представить и возникновение Советского Союза, и победу Сталина как некую историческую случайность, выверт, девиацию: дескать, СССР могло бы и не быть в русской истории, а Сталин мог бы и не победить. То, что Сталин мог и не выиграть свою игру — да. С точки зрения теории вероятности, Сталин лично мог и не победить… Это мы сейчас знаем, что он победил, а в 1930-е годы это было непонятно. Тогда он жил в паутине направленных против него лично и его курса заговоров, и лично для него ничего не было решено. Пуля, как в Кирова, — и finita. Не случайно в 1935-м, проходя с одним из своих соратников кремлёвским коридором, Сталин сказал, что не знает, кто из охранников (а они стояли с винтовками) может выстрелить ему в спину. И, тем не менее, его победа — закономерна. А вот что касается уже не просто закономерности, а исторической необходимости появления СССР как единственного средства сохранения исторической России в ХХ веке (несмотря на все русофобские выверты режима интернационал-социалистов в 1920-е годы), то ответ на этот вопрос мне представляется ясным.
Перестроечная и постперестроечная шпана всё время твердила, что СССР был отклонением, ненормальным развитием, случайностью, а 1991 год — якобы возвращением к норме, в цивилизацию. Если помните, первую Государственную думу РФ кое-кто — по-видимому, отхлебнув одурина, — предлагал назвать Пятой Думой: дескать, Четвёртая была в 1917 году, а это Пятая. Потом опомнились.
На самом деле случайности могут быть в истории таких стран, как Коста-Рика, Того или Науру, тогда как в развитии таких стран, как Россия, Великобритания, США и Китай — случайностей, меняющих долгосрочный вектор развития, быть не может. Эволюция крупных сложных систем, как писал в своё время Александр Александрович Зиновьев, необратима. Эти системы можно уничтожить, но их нельзя повернуть вспять по какому-то случаю.
2 Итак, вопрос номер один: почему СССР? Любая новая система, чтобы возникнуть, должна снять противоречия предыдущей системы. О какие противоречия разбилось самодержавие? Отмечу три базовых и одно дополнительное.
Первое противоречие. В дореволюционной русской истории было три крупных структуры: Московское царство, Петербургское самодержавие (империя) и пореформенная Россия. Все господствующие группы этих структур были созданы властью: бояре, дворяне, пореформенные чиновники были функциональными органами самой власти. При этом каждая последующая господствующая группа и в абсолютном, и в относительном измерении была больше предыдущей: дворян было больше, чем бояр, пореформенных чиновников было больше, чем дворян (вообще, нужно сказать, что в XIX веке темп роста чиновничества в три раза превосходил темп роста населения в России). Иными словами, власть расширялась и разбухала в лице своих функциональных органов. А вот с точки зрения собственности всё было наоборот. У дворян собственности было меньше, чем у бояр, а пореформенные чиновники, даже высокопоставленные, чаще всего жили главным образом на зарплату. То есть слой собственности исторически истончался. И в этот процесс в последней трети XIX века врубается капитал, причём капитал и иностранный, и местный, нередко зависимый от Запада. Возникает противоречие-развилка между властью и собственностью. И сняться оно могло только по ленинскому принципу "кто — кого": либо власть придавливает собственность, очищается от неё, от всех классовых привесок, либо собственность в лице капитала задавливает власть, и тогда Россия становится зависимой от Запада полуколонией.
Второе противоречие заключалось в том, что Россия до начала XX века, по сути — до конца 1930-х годов, оставалась преимущественно аграрной страной. У Маркса был такой термин — "система работ", означавший комплекс хозяйственно-трудовых практик, типичный для данного социума и обусловленный природными, производственными и историческими факторами. До середины XVIII века российское дворянство жило потребностями, которые удовлетворялись за счёт местной системы хозяйства, местной "системы работ". Однако с середины XVIII века — после Петра и особенно при Екатерине II — русское дворянство стало жить по потребностям не своим, а по потребностям господствующих групп Западной Европы. Но в европах, во-первых, другое сельское хозяйство, там урожайность была не сам-3 или сам-4, как у нас, а сам-6, сам-7 и так далее. Во-вторых, Западная Европа уже в XVIII веке начала качать средства из колоний; о жесточайшей эксплуатации своих работяг я уже не говорю. Русскому дворянину, чтобы жить на западный манер и вести социокультурно приемлемый в своей среде, по крайней мере, в столице, образ жизни, нужно было усиливать эксплуатацию крестьян. Например, за правление Екатерины II эксплуатация как частновладельческих, так и государственных крестьян выросла в 3-3,5 раза. Здесь и возникает вторая развилка: либо дальнейшее усиление эксплуатации, гарантирующее верхушке западные или приближенные к ним жизненные стандарты, либо установление жёсткого контроля над потреблением верхов, ограничивающего его возможностями местной "системы работ".
Третье противоречие. Россия даже после Крымской войны считалась великой державой в политическом плане, а в экономическом она становилась, во-первых, всё больше сырьевым придатком Запада, и, во-вторых, попадала от него в финансовую зависимость. Отсюда две перспективы: либо великая держава с мощным военно-промышленным сектором, либо сырьевой придаток, где хозяйничают чужие буржуины.
Особо нужно сказать об аграрно-крестьянском вопросе. Реформы Столыпина (которого постсоветский режим, видимо, в силу классовой близости, провозгласил выдающимся государственным деятелем, чуть ли не героем) не только провалились, но и приблизили революцию. Более того, если бы они удались, то революция была бы значительно более кровавой и произошла раньше. Если бы всё пошло по Столыпину, то в городе уже в 1911–12 годах оказалось бы 10 –12 миллионов безработных мужиков, а промышленность могла абсорбировать только 2,5 миллиона. Можно представить, что могли бы натворить эти люди, которых Максим Горький изобразил в фигуре Челкаша.
Итак, постсамодержавная система должна была снять накопленные самодержавием и нерешённые им противоречия, а вдобавок ко всему решить аграрно-крестьянский вопрос, который был в запущенном состоянии. Реформа Столыпина, помимо прочего, показала, что выход из мелкого землевладения путём создания крупных индивидуальных хозяйств в России не срабатывает. В этом смысле колхозы — вовсе не злая выдумка большевиков, а единственный способ решения аграрно-крестьянского вопроса в конкретных исторических обстоятельствах.
Ко всем этим противоречиям добавился тот факт, что страну тогда возглавлял один из самых неудачных и бездарных правителей России — Николай II. Россия оказалась в тупике: буржуазия уравновешивала дворянство, разные фракции дворянства уравновешивали друг друга. Главное — не было субъекта стратегического действия. Условия для его возникновения создала Первая мировая война, которая расчистила историческую площадку для формирования совершенно разных субъектов. Например, Февральскую революцию совершил российско-британский субъект: интересы британского капитала, британских закрытых групп, британского государства и части российского капитала совпали. Тем более что одной из задач Февральской революции было купировать возможный реальный взрыв. Затем, как минимум, с весны–лета 1917 года начал формироваться ещё один очень интересный субъект. Это, с одной стороны, несколько десятков офицеров и генералов разведуправления Генерального штаба, которые понимали, что грядёт левая революция. Они видели, что наиболее известные деятели левых завязаны на иностранщину, и что нужно что-то делать, чтобы страна не распалась. Именно они сыграли ключевую роль в организации Октябрьского переворота. Затем Свердлов и Ленин их отодвинули. С другой стороны — часть большевиков.
3 В ходе и в результате Гражданской войны возникает советская система. Как разрешились те три противоречия, о которых я говорил?
Первое: власть очищается от собственности, возникает номенклатура. Что такое номенклатура? Это господствующий слой без собственности на вещественные факторы производства. Различия рангов номенклатуры внешне фиксируются размером пайков, уровнем потребления. Кстати, ещё в середине XVI века монах Ермолай Еразм написал Ивану IV "сказку", то есть аналитическую записку, где объяснил, что земли для раздачи остаётся мало, поэтому детям боярским (то есть будущим дворянам) не надо раздавать землю, а надо посадить их на продовольственный паёк. Ивану идея понравилась, но он не осмелился её реализовать. Номенклатура — это и есть реализация идеи Ермолая Еразма. Номенклатуру посадили на продовольственный паёк в соответствии с рангом. Конечно, номенклатура пыталась нарушать это правило, и с середины 1950-х годов нарушение стало нормой, но исходная модель была такова, и в её основе лежало возникновение такой власти, которая очищена от собственнических и классовых привесок, и сама является своей основой — чистая власть, то есть кратократия (этот термин я использую с 1989 года).
Второе: диктатура над потребностями. Каждому слою номенклатуры был жёстко определён уровень потребления. Это, опять же, сломалось с середины 1950-х годов, хотя проблемы были и раньше. Сталин это называл действиями "проклятой касты". Впервые он сказал об этом, когда советское правительство во время войны перебазировали в Куйбышев, и многие члены правительства озаботились созданием для их детей спецшкол, поскольку не хотели, чтобы их дети учились вместе с детьми работяг. Когда Сталин узнал об этом, он пришёл в бешенство и сказал: "Проклятая каста!" Тем не менее, отдельные школы в Куйбышеве были всё-таки открыты. Номенклатура уже тогда начала превращаться из "слоя в себе" в "слой для себя".
Третье: к 1937 году Советский Союз обеспечил себе военно-промышленную автаркию от капиталистического мира, то есть стал военно-промышленной державой и второй экономикой мира.
Таким образом, к концу 1930-х годов оформилась система, которая сняла все противоречия самодержавного строя.
В чём трудность изучения советской системы по сравнению и с русской историей, и с историей Запада? Не в том, что советская система просуществовала только 70 лет. 70 лет для XX века — это очень много. Даже 12 лет Третьего рейха — это много для XX века с его темпом. Дело в том, что советская система была отрицанием и самодержавия, и капитализма, и для её анализа нужна теория на порядок сложнее, чем для анализа самодержавной и капиталистической систем, советская система возникла на их стыке как двойное отрицание. Она была системным антикапитализмом. Другое дело, что в середине 1960-х номенклатура по квазиклассовым, то есть, проще говоря, по шкурным соображениям отказалась от рывка в посткапитализм (на языке номенклатурной идеологии — в коммунизм), и СССР так и остался антикапитализмом. По иронии истории окончательный отказ произошёл на июньском Пленуме ЦК КПСС 1967 года, который был посвящён разработке тезисов к 50-летию Октябрьской революции. Вот здесь рывок в посткапитализм и был похоронен. Но это отдельная тема.
Итак, мы выяснили: "Почему СССР?", показав, что возникновение советской системы было неслучайным. Теперь вопрос: "Почему Сталин?".
4 Несмотря на то, что в 1923 году провалилась революция в Германии, почти все 1920-е годы Советский Союз продолжал жить (и Сталин в том числе) под знаменем "Когда-нибудь будет Мировая революция!" После Германии внимание переключилось на Китай, но после переворота 1927 года, когда Чан Кайши вырезал тысячи коммунистов (в противном случае они "резанули" бы его самого и его команду), стало понятно, что и на Востоке с мировой революцией не получается. К тому же, в Англии чуть раньше "ушли" лейбористы и к власти пришли консерваторы, что существенно ухудшило ситуацию СССР на внешнем контуре.
Советскому руководству стало понятно, что индустриализация нужна срочно, равно как и широкая социальная база. И этой базой может быть, прежде всего, русское население. Но это русское население нужно было превратить из общинно-крестьянского в единую национально ориентированную массу. Коллективизация решала не только экономические задачи, но и задачу выработки единой национальной идентичности, что и было сделано в 1930-е годы. Начался, насколько это было возможно для режима с интернационалистской идеологией, поворот в национальную сторону. Отсюда обвинения Сталина со стороны левых глобалистов в "предательстве революции", отсюда его конфликт с Коминтерном, отсюда, в определённой степени (хотя, конечно, не во всём), репрессии 1937–1938 гг.
Поворот нашёл отражение даже в символике. В 1936 году 7 ноября перестал быть праздником Первого дня мировой революции и за ним закрепилось название, отчасти уже использовавшееся и ранее, — день Великой Октябрьской социалистической революции. В том же году появился термин "советский патриотизм" и была отодвинута школа Покровского. При том, что М.Н. Покровский во многом был замечательным историком, но русофобией от многих его текстов отдавало изрядно.
Ни один крупный представитель ленинской гвардии, ни один представитель Коминтерна на прагматический, единственно спасительный для строя поворот в национальную сторону был не способен, и потому одним из важнейших направлений политической борьбы 1930-х годов стала борьба Сталина с левыми глобалистами. Естественно, Сталин боролся и за свою личную власть. В политике не бывает такого, чтобы человек боролся только за какие-то идеалы: политик встраивает власть в идеалы, а идеалы — во власть. Сталину это не может быть поставлено в вину: власть — штука жестокая всегда и везде.
Совершая указанный поворот, Сталин вовсе не стал русским националистом — он как был марксистом, так им и остался. Но — марксистом русского разлива, причём ещё русскоразливистей, чем поставивший Маркса с ног на голову Ленин. Любой национализм для Сталина был неприемлем, что он и продемонстрировал после окончания войны кампанией против "космополитов" и намного более жестокой акцией по "ленинградскому делу", связанному, помимо прочего, с обвинением его фигурантов в попытке создать Российскую коммунистическую партию (РСФСР была единственной республикой, не имевшей своей партии). В то же время, не будучи националистом, Сталин в середине 1930-х годов совершил судьбоносный поворот СССР к историческим корням. Он был единственным деятелем в руководстве СССР — единственным как по стратегическому складу мышления, так и по своей психофизике (воля, преданность Делу, гибкость, широта взгляда, уровень образования), способным совершить, организовать, возглавить такой поворот по принципу "mobilis in mobile" — "подвижное в подвижном", переиграв при этом и "левых", и "правых", и просто западную агентуру. Но, как показали хрущёвские 1950-е, — не до конца. Это, впрочем, тема другого разговора.
Национальный поворот сработал в 1941 году. Сравним: 1915–1916 годы — выбит офицерский корпус, после этого рушится армия, а затем рушится самодержавие. Лето 1941 года: выбит офицерский корпус. И что же? Осенью приходит молодое пополнение, и они становятся офицерами армии, которая сломает хребет Гитлеру. Я хорошо знаю этих людей: по своему отцу и по его друзьям. Отец отвоевал войну и расписался на Рейхстаге. Это были советские люди, воспитанные в 1930-е годы, со всеми плюсами и минусами, но только такие люди могли сломать хребет Вермахту. А вот армия Российской империи победить не смогла. Я не говорю о том, что в Первую мировую войну не было русского героизма. Был. Но когда у Министерства обороны рядом с памятником подвигам в Великой Отечественной войне ставят памятник героям Первой мировой, я считаю, что это уравнивание неправильно. Ставки в Великой Отечественной войне были намного более высокими, чем в "первую германскую". Вильгельм II не собирался физически уничтожать 30 — 40 миллионов русских, стерев нас как народ из Истории. А в Великую Отечественную — война шла за то, чтобы русским физически и метафизически остаться в Истории в качестве определённого этноса, контролирующего определённое пространство на основе определённых ценностей. В Первую мировую войну об этом речи не шло. Тем более что из Первой мировой Россия вышла рухнувшей, а из Второй — сверхдержавой. Это была победа социализма в виде сталинской системы. Народ без и вне системы — толпа. Побеждают не просто народы, а народы, организованные в систему.
Даже тот факт, что все огрехи советской эпохи и "либеральная номенклатура", и перестроечно-постперестроечная шпана, и подшакаливающие им группы сов- и постсовинтеллигенции (а точнее — обслуги) валили и валят на одного человека, говорит о его масштабе и величии. У Эренбурга есть такие строки: "Играй ты молча иль речисто, / Играй героя иль статиста, / Но ты ответишь перед всеми. / Не только за себя — за Время!" И то, что враги Сталина наваливают на него обвинения, которые, на самом деле, можно предъявить только его времени, говорит о величии этого человека. Хочешь — не хочешь, но даже по негативу они вынуждены это признать. Признать то, что Б. Пастернак сформулировал так: "А в эти дни на расстоянье / За древней каменной стеной / Живёт не человек — деянье, / Поступок ростом с шар земной".
На наших глазах заканчивается отрезок истории, который я называю Эпохой турбулентности (1989/91–2019/21 гг.). Это бесславное тридцатилетие было эпилогом ХХ века и прологом века XXI. Сегодня мы живём уже не в предвоенную, а в военную эпоху, когда целые народы и страны стираются из Истории. В такой ситуации очень важна идеология, очень важно отношение к своему прошлому. Необходимым условием победы в войне за XXI век, в этой последней Большой Охоте эпохи капитализма, является единство народа и правителей, правящих групп: последние должны отождествлять себя со своим народом, его ценностями, а не с заокеаньем. Должны быть чёткие критерии оценки того, отождествляет себя элита с основной массой населения, с народом — или нет. В каждой стране они разные. У нас это, безусловно, отношение к Сталину — именно оно, помимо прочего, определяет либо низкопоклонно-капитулянтский, либо гордо-победительный, национально-ориентированный курс. Третьего не дано.
