Давайте обратимся к воспоминаниям Черчилля.
«В тот вечер мы все вместе обедали со Сталиным в юсу-
повском дворце. Речи, произносившиеся там за обедом
были записаны и могут быть приведены здесь. Между
прочим я сказал:
— Я не прибегаю ни к преувеличению, ни к цве-
тистым комплиментам, когда говорю, что мы считаем
жизнь маршала Сталина драгоценнейшим сокровищем
для наших надежд и наших сердец. В истории было мно-
го завоевателей. Но лишь немногие из них были госу-
дарственными деятелями. И большинство из них, столк-
нувшись с трудностями, которые следовали за их война-
ми, рассеивали плоды своих побед. Я искренне надеюсь,
что жизнь маршала сохранится для народа Советского
Союза и поможет всем нам приблизиться к менее пе-
чальным временам, чем те, которые мы пережили не-
давно. Я шагаю по этому миру с большей смелостью и
надеждой, когда сознаю, что нахожусь в дружеских и
близких отношениях с этим великим человеком, слава
которого прошла не только по всей России, но и по все-
му миру…
Сталин ответил. Я никогда не подозревал, что он
может быть таким откровенным.
— Я говорю, — сказал он, — как старый человек;
вот почему я говорю так много. Но я хочу выпить за
наш союз, за то, чтобы он не утратил своего интимно-
го характера, свободного выражения взглядов. В исто-
рии дипломатии я не знаю такого тесного союза трех ве-
ликих держав, как этот, в котором союзники имели бы
возможность так откровенно высказывать свои взгля-
ды. Я знаю, что некоторым кругам это замечание пока-
жется наивным.
В союзе союзники не должны обманывать друг дру-
га. Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут
сказать: „А почему бы мне не обмануть моего союзни-
ка?“ Но я, как наивный человек, считаю, что лучше не
обманывать своего союзника, даже если он дурак. Воз-
можно, наш союз столь крепок именно потому, что мы
не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что
не так уж легко обмануть друг друга? Я провозглашаю
тост за прочность союза наших трех держав. Да будет
он сильным и устойчивым; да будем мы как можно бо-
лее откровенны…
Теперь я должен был провозгласить тост за здоро-
вье маршала Сталина. Я сказал:
— Я пил за это несколько раз. На этот раз я пью
с более теплым чувством, чем во время предыдущих
встреч… Я считаю, что, какие бы разногласия ни воз-
никали по тем или иным вопросам, в Англии он имеет
доброго друга. Я надеюсь, что в будущем Россию ожи-
дают светлая счастливая жизнь и процветание. Я сде-
лаю все, чтобы этому помочь, и уверен, что-то же самое
сделает президент. Было время, когда маршал относил-
ся к нам не столь благожелательно, и я вспоминаю, что
и сам кое-когда отзывался о нем грубо, но наши общие
опасности и общая лояльность изгладили все это. Пламя
войны выжгло все недоразумения прошлого. Мы чувст-
вуем, что имеем в его лице друга, которому можем дове-
рять, и я надеюсь, что он по-прежнему будет питать точ-
но такие же чувства в отношении нас. Желаю ему долго
жить и увидеть свою любимую Россию не только покры-
той славой в войне, но и счастливой в дни мира.
…27 февраля я предложил палате общин одобрить
результаты Крымской конференции.
Я считал себя обязанным провозгласить свою веру
в добросовестность Советов, надеясь обеспечить ее.
К этому меня поощряло поведение Сталина.
Я сказал:
— Впечатление, сложившееся у меня от поездки в
Крым и от всех других случаев общения с советскими
руководителями, таково, что Сталин и другие советские
лидеры желают жить в почетной дружбе и равенстве с
западными демократиями. Я считаю также, что они —
хозяева своего слова. Никогда никакое правительство не
выполняло точнее свои обязательства, даже в ущерб са-
мому себе, нежели русское Советское правительство».