Квитка, Григорий Федорович (псевдоним - Основьяненко) - малорусский писатель. Родился в 1778 г. в селе Основе, под Харьковом, и почти всю жизнь провел в Харькове. С малых лет был болезнен и до 5 лет слеп. Образование получил домашнее, довольно скудное. Недолго числился на военной службе. Очень религиозно настроенный, он поступил на 23 году в подгородний Куряжский монастырь и пробыл здесь около 4 лет; по оставлении монастыря, вел в своей Основе полу-монашескую жизнь, пока не увлекся общественной деятельностью и театром. Открытие Харьковского университета в 1805 г. внесло большое оживление в жизнь местного общества. В 1812 г. возник в Харькове постоянный театр, и Квитка принял в нем самое широкое и разностороннее участие, в качестве актера, драматурга, директора и потом историка этого театра. В том же году, по инициативе Квитка, возникло благотворительное общество; самым крупным его делом было учреждение всесловного женского учебного заведения, вскоре преобразованного в институт благородных девиц. Квитка жертвовал на это дело свой труд и денежные средства.
С 1816 по 1821 г. в Харькове выходил "Украинский Вестник" - первый харьковский журнал, под редакцией Квитка, Филомафитского и Гонорского . Тогда же Квитка поместил в "Украинском Вестнике" и в "Вестнике Европы" небольшие рассказы и стихи. Все написанное им в это время слабо и впоследствии не переиздавалось. Несомненное литературное дарование Квитка проявил лишь в начале 1830-х годов, преимущественно в повестях на малорусском языке: "Марусе", "Солдатском патрете", "Сердешной Оксане", "Мертвецком Велыкдне", "От тоби и скарбе", "Козир-дивка", "Добре робы - добре и буде" и затем в оперетке "Сватанье на Гончаривци", доныне одной из самых репертуарных пьес малорусской сцены. Кроме того, Квитка написал ряд повестей и исторических рассказов на русском языке, из которых наиболее крупный - историко-бытовой роман "Пан Халявский". Квитка обнаружил большое знание быта, нравов, обычаев, поверий, вообще близкое знакомство со всем строем дворянской и крестьянской жизни в Малороссии. Малорусские повести его написаны превосходным языком, чистым, простым и ясным и проникнуты гуманным отношением к крестьянам.

В. Г. Белинский

ЛАСТОВКА. Сочинения на малороссийском языке. Гг. Л. Боровиковского, Е. Гребенки, Грицька Основьяненка, В. Забелы, И. Котляревского, Кореницкого, П. Кулеша, Мартавицкого, П. Писаревского, А. Чужбинского, Т. Шевченка, С. Шерепери и других. Повести и рассказы, некоторые народные малороссийские песни, поговорки, пословицы, стихотворения и сказки. Собрал Е. Гребенка. Санкт-Петербург. Издание книгопродавца Василья Полякова. 1841. В 16-ю д. л. 382 стр.
СВАТАНЬЕ. Малороссийская опера в трех действиях. Сочинение Основьяненка. Издание второе. Харьков. Печатано в Университетской типографии. 1840. В 8-ю д. л. 156 стр.

Несмотря на разность этих двух книжек, из которых одна - альманах, а другая - водевиль, несправедливо названный оперою, -- мы соединяем их в одну статью, находя между ими то общее, о котором особенно хочется нам поговорить: обе они писаны на малороссийском наречии. Предстоит важный вопрос: есть ли на свете малороссийский язык, или это только областное наречие? Из решения этого вопроса вытекает другой: может ли существовать малороссийская литература и должны ли наши литераторы из малороссиян писать по-малороссийски?
Что до первого вопроса, на него можно отвечать и да и нет. Малороссийский язык действительно существовал во времена самобытности Малороссии и существует теперь -- в памятниках народной поэзии тех славных времен. Но это еще не значит, чтоб у малороссиян была литература: народная поэзия еще не составляет литературы. Тем не менее памятники народной поэзии драгоценны, и сохранение их похвально. Малороссия -- страна поэтическая и оригинальная в высшей степени. Малороссияне одарены неподражаемым юмором; в жизни их простого народа так много человеческого, благородного. Тут имеют место все чувства, которыми высока натура человеческая. Любовь составляет основную стихию жизни. Прибавьте к этому азиатское рыцарство, известное под именем удалого казачества; вспомните тревожную жизнь Малороссии, ее борьбу с католическою Польшею, и басурманским Крымом и Турциею, -- и вы согласитесь, что трудно найти более обильного источника поэзии, как малороссийская жизнь. Но не должно забывать, что Малороссия начала выходить из своего непосредственного состояния вместе с Великороссиею, со времен Петра Великого; что до тех пор какой-нибудь вельможный гетман отличался от простого казака не идеями, не образованием, но только старостию, опытностию, а иногда только богатым платьем, большими хоромами и обильною трапезою. Язык был общий, потому что идеи последнего казака были в уровень с идеями пышного гетмана. Но с Петра Великого началось разделение сословий. Дворянство, по ходу исторической необходимости, приняло русский язык и русско-европейские обычаи в образе жизни. Язык самого народа начал портиться, -- и теперь чистый малороссийский язык находится преимущественно в одних книгах. Следовательно, мы имеем полное право сказать, что теперь уже нет малороссийского языка, а есть областное малороссийское наречие, как есть белорусское, сибирское и другие, подобные им областные наречия.

Пана полковника, крепко опьяневшего, батенька удостоились сами отвести в свою спальню для опочивания. Прочие же гости расположились, где кто попал....
"Молодые отрасли женского пола", -- как их батенька называл на штатском языке, а просто "панночки", или -- как теперь их зовут -- "барышни", выходили из дому и располагались на присбах играть в разные игры......
Ах, сколько было подобных веселых, острых, замысловатых игр! И где это все теперь?.. Посмотрите на теперешнее юношество -- так ли оно воспитано? Кожа да кости! Как образованы! Не распознаешь от взрослых мужей. В чем упражняются? Наука да учение. Как ведут себя? Совсем противно своему возрасту... Об этом предмете поговорю после.......
Вот панночки, соскучась, что панычи не пристают к ним и даже не обращают на них внимания, приступают к хитростям: начинается между ними игра в короли.
-- Король, король, что прикажете делать? -- спрашивает каждая у избранного из них короля.
-- У короля жены нет, -- отвечает король.
Спрашивавшая должна бы целовать короля; но она кричит громко, чтобы панычи услышали:
-- Вот еще выдумали что! Что нам целоваться между собою? Это будет горшок о горшок, а масла не будет. -- Причем некоторые глядят на панычей, подходят ли они к ним, и если еще нет, то продолжают маневры, пока успеют привлечь их к себе.
Панычи с разными обходами, наконец, подошли к кругу панночек и просят "скуки ради" принять их до компании. Кружок раздвигается, панычи уселись между панночками, и начинается игра. Разными хитростями и явными неправдами король избран всегда из красивых.
-- Король, король, что прикажете делать? -- спрашивает первая краснея, зная каково будет содержание приказания.
Король отвечает важно:
-- Короля должно шановать (почитать) и всем панночкам по семи раз целовать.
-- Вот выдумали! Вот выдумали! Довольно бы и по два раза, а то по семи, -- кричат бунтовщицы, но нечего делать: каждая, обтирая губки, подходит к королю и ровно, ни больше, ни меньше семи раз, целует верно, без фальши, счастливца и спокойно возвращается на свое место...

А деркач! Вот игра: это умереть надобно со смеху! Вколачивают колышек в землю и к нему на длинных веревках привязывают двух панычей и, обоим им завязав глаза, дадут в руки одному крепко свитый жгут, а другому зарубленные две палочки, чтобы терчал ими. Вот один терчит и бережется товарища; а тот, так же не видя ничего, подкрадывается и хочет его ударить жгутом -- и... паф! -- бьет по воздуху; а тот, изворотясь, терчит уже с другой стороны... Тот бросается туда, а этот уходит сюда... Ну, ложатся, бывало, от смеху! И попадет жгут деркача, так уже дубасит, дубасит, сколько душе угодно!.. Умора-уморою!..

Борщ с кормленою птицею, чудеснейший, салом свиным заправленный и сметаною забеленный,-- прелесть! Таких борщей я уже не нахожу нигде. Я, по счастью моему, был в Петербурге -- не из тщеславия хвалюсь этим, а к речи пришлось -- обедал у порядочных людей и даже обедывал в "Лондоне", да не в том Лондоне, что есть в самой Англии город, а просто большой дом, не знаю почему "Лондоном" называемый, так я, и там обедывая, -- духа такого борща не видал. Где ты, святая старина!
К борщу подавали нам по большому куску пшенной каши, облитой коровьим маслом. Потом мясо из борща разрежет тебе нянька кусочками на деревянной тарелке и сверху еще присолит крупною невымытою солью -- тогда еще была натура: так и уписывай. Потом дадут ногу большого жирнейшего гуся или индюка; грызи зубами, обгрызывай кость до последнего, а жир -- верите ли? -- так и течет по рукам; когда не успеешь обсосать тут же рук, то и на платье потечет, особливо если нянька, обязанная утирать нам рот, зазевается. Посмей же не съесть всего, что положено тебе на тарелку, то маменька кроме того, что станут бранить, а под сердитый час и ложкою шлепнут по лбу: "Ешь, дурак, не умничай" -- и перестанешь умничать и выскребаешь с оловянной тарелки или примешься выедать мясо от кости до последней плевочки. Спасибо, тогда ни у нас и нигде не было серебряных ложек, а все деревянные: так оно и не больно; только загудит в голове, как будто в пустом котлике.

....Г-н Основьяненко является с своим забавным "Паном Халявским" -- с полным, оконченным "Паном Халявским", потому что читатели "Отечественных записок" знакомы только первою частью уморительных похождений этого малороссийского чудака....
... Остроумному Основьяненку пришла в голову счастливая мысль -- сравнить прошедшее время с настоящим, заставив человека прошлого века рассказывать про жизнь своих "дражайших родителей", свое воспитание и про всю свою жизнь. Этот человек -- род малороссийского Митрофанушки, и он выполнил задачу автора как нельзя лучше: словно на ладони видите вы почтенную старину, преисполненную невежества, лени, обжорства и предрассудков; видите, как глупый муж бьет свою глупую жену и тузит детей; как глупая мать насмерть закармливает своих милых деток, а детки дерутся друг с другом за всякий кусок, обманывают отца и мать и, выросши, заводят друг с другом процессы и творят друг другу всевозможные обиды. Краски Основьяненка живы, картины уморительно смешны, и, несмотря на то, что местами его рассказ слишком обстоятелен, занимательность нигде не ослабевает. Об оригинальности нечего и говорить: талант Основьяненка известен всем и каждому, а в особенности читателям "Отечественных записок", видевшим в прошлом году первую часть "Пана Халявского", напечатанную и в изданной ныне книжке. Вторая часть этой повести теперь в первый раз является в печати. Она содержит в себе описание волокитств, неудачных свиданий, поступление на службу Трушки, процесс с братом его Петрусем, пребывание в Петербурге, женитьбу, дележ его, по смерти дражайших родителей, с братом Петрусем, картину его брачной жизни -- от первого дня до внуков включительно. Кто смешлив от природы, советуем не читать "Пана Халявского", если боится заболеть от хохота: уморительнее ничего нельзя выдумать.