Эпоха пиковой глобализации закончилась. Для тех из нас, кто не находится на переднем крае, задача очищения ума и размышления о том, как жить в измененном мире.
Пустынные улицы снова заполнятся, и мы оставим наши освещенные экраны норы мигающими от облегчения. Но мир будет отличаться от того, как мы его себе представляли в то, что мы считали нормальным временем. Это не временный разрыв в устойчивом равновесии: кризис, в котором мы живем, является поворотным моментом в истории.

Эпоха пиковой глобализации закончилась. Экономическая система, опирающаяся на мировое производство и длинные цепочки поставок, превращается в систему, которая будет менее взаимосвязанной. Образ жизни, движимый непрерывной мобильностью, дрожит до остановки. Наши жизни будут более физически ограниченными и более виртуальными, чем они были. Появляется более фрагментированный мир, который в некоторых отношениях может быть более устойчивым.

Некогда грозное британское государство быстро перестраивается и в таком масштабе, которого не было раньше. Действуя с чрезвычайными полномочиями, утвержденными парламентом, правительство отбросило экономическую ортодоксальность на ветер. Спасенная годами безжалостной аскезы, ГСЗ — как вооруженные силы, полиция, тюрьмы, пожарная служба, работники по уходу и уборщики — спиной к стене. Но с благородной преданностью своих работников, вирус будет сдерживаться. Наша политическая система выживет без изменений. Не многим странам повезет. Правительства повсюду пытаются преодолеть узкий проход между подавлением вируса и разрушением экономики. Многие будут спотыкаться и падать.

С точки зрения будущего, за которое цепляются прогрессивные мыслители, будущее является приукрашенной версией недавнего прошлого. Без сомнения, это помогает им сохранить некоторое подобие здравомыслия. Это также подрывает то, что сейчас является нашим самым важным атрибутом: способность адаптироваться и формировать различные образы жизни. Задача на будущее заключается в создании экономик и обществ, которые были бы более долговечными и более пригодными для обитания людьми, чем те, которые были подвержены анархии мирового рынка.

Это не означает переход к мелкому местничеству. Численность людей слишком велика для того, чтобы местная самодостаточность была жизнеспособной, и большая часть человечества не желает возвращаться в маленькие, закрытые общины более далекого прошлого. Но гиперглобализация последних нескольких десятилетий также не возвращается. Вирус выявил фатальные слабости в экономической системе, которые были исправлены после финансового кризиса 2008 года. Либеральный капитализм обанкротился.

Несмотря на все разговоры о свободе и выборе, либерализм на практике был экспериментом по уничтожению традиционных источников социальной сплоченности и политической легитимности и замене их обещанием повышения материального уровня жизни. Этот эксперимент уже прошел. Подавление вируса требует останова экономики, который может быть только временным, но когда экономика перезапустится, это произойдет в мире, где правительства будут действовать, чтобы обуздать глобальный рынок.

Нельзя мириться с ситуацией, в которой так много основных предметов медицинского назначения в мире происходит в Китае или любой другой стране. Производство в этих и других чувствительных областях будет пересмотрено в целях национальной безопасности. Представление о том, что такая страна, как Британия, может отказаться от сельского хозяйства и зависеть от импорта продовольствия, будет отвергнуто как бессмыслица, которой она всегда была. Авиационная индустрия сократится, поскольку люди будут меньше путешествовать. Жесткие границы станут неотъемлемой чертой глобального ландшафта. Узкая цель экономической эффективности больше не будет осуществима для правительств.

Вопрос в том, что заменит рост материального уровня жизни в качестве основы общества? Один зеленый ответ, который дали зеленые мыслители, — это то, что Джон Стюарт Милль в своих «Принципах политической экономии» (1848) назвал «стационарной экономикой». Расширение производства и потребления больше не будет главной целью, а увеличение числа людей будет сдерживать. В отличие от большинства либералов сегодня, Милль осознал опасность перенаселения. Он писал, что мир, наполненный людьми, будет без «цветочных отходов» и дикой природы. Он также понимал опасности центрального планирования. Стационарное государство будет рыночной экономикой, в которой поощряется конкуренция. Технологические инновации будут продолжаться, наряду с улучшениями в искусстве жизни.

Во многих отношениях это привлекательное видение, но оно также нереально. Нет мирового авторитета, способного положить конец росту, точно так же, как нет никого, кто мог бы бороться с вирусом. Вопреки прогрессивной мантре, недавно повторенной Гордоном Брауном, глобальные проблемы не всегда имеют глобальные решения. Геополитическое разделение исключает что-либо подобное мировому правительству. Если бы существовал один, существующие государства конкурировали бы, чтобы управлять этим. Вера в то, что этот кризис может быть разрешен беспрецедентной вспышкой международного сотрудничества, является магическим мышлением в его самой чистой форме.

Конечно, экономическая экспансия не бесконечно устойчива. С одной стороны, это может только усугубить изменение климата и превратить планету в мусорную свалку. Но в условиях крайне неравномерного уровня жизни, все еще растущего числа людей и усиления геополитического соперничества нулевой рост также является неустойчивым. Если пределы роста в конечном итоге будут приняты, то это будет потому, что правительства делают защиту своих граждан своей наиболее важной целью. Будь то демократические или авторитарные, государства, которые не соответствуют этому критерию Гоббса, потерпят неудачу.
***

Пандемия резко ускорила геополитические изменения. В сочетании с падением цен на нефть неконтролируемое распространение вируса в Иране может дестабилизировать его теократический режим. Саудовская Аравия также находится под угрозой в связи с падением доходов. Без сомнения, многие пожелают им обоим хорошего избавления. Но не может быть никакой гарантии, что в Заливе произойдет что-либо, кроме длительного периода хаоса. Несмотря на долгие годы разговоров о диверсификации, эти режимы по-прежнему являются заложниками нефти, и даже если цена немного восстановится, экономический удар от глобального останова будет иметь разрушительные последствия.

Напротив, продвижение Восточной Азии, безусловно, будет продолжаться. До настоящего времени наиболее успешными мерами в ответ на эпидемию были Тайвань, Южная Корея и Сингапур. Трудно поверить, что их культурные традиции, которые в большей степени ориентированы на коллективное благосостояние, чем личная автономия, не сыграли своей роли в их успехе. Они также противостояли культу минимального государства. Не удивительно, если они приспособятся к деглобализации лучше, чем многие западные страны.

Позиция Китая более сложная. Учитывая его историю сокрытий и непрозрачную статистику, его эффективность во время пандемии трудно оценить. Конечно, это не та модель, которой демократия могла или должна подражать. Как показывает новый NHS Nightingale, не только авторитарные режимы могут строить больницы за две недели. Никто не знает всех человеческих издержек закрытия Китая. Несмотря на это, режим Си Цзиньпина, похоже, выиграл от пандемии. Вирус предоставил обоснование для расширения государства надзора и введения еще более сильного политического контроля. Вместо того, чтобы тратить кризис, Си использует его для расширения влияния страны. Китай вступает на место ЕС, оказывая помощь проблемным национальным правительствам, таким как Италия. Многие из масок и комплектов для тестирования, которые он поставил, оказались неисправными,

ЕС отреагировал на кризис, обнаружив его существенную слабость. Немногие идеи так презираются высшими умами, чем суверенитет. На практике это означает способность выполнять комплексный, скоординированный и гибкий план действий в чрезвычайных ситуациях, который реализуется в Великобритании и других странах. Меры, которые уже были приняты, больше, чем те, которые были приняты во время Второй мировой войны. В своих наиболее важных отношениях они также противоположны тому, что было сделано тогда, когда британское население было мобилизовано как никогда, а безработица резко сократилась. Сегодня, помимо тех, кто пользуется основными услугами, британские рабочие были демобилизованы. Если это будет продолжаться в течение многих месяцев, остановка потребует еще большей социализации экономики.

Может ли высушенная неолиберальная структура ЕС сделать что-то подобное, сомнительно. До сих пор священные правила были нарушены программой покупки облигаций Европейского центрального банка и смягчением ограничений на государственную помощь промышленности. Но сопротивление разделению фискального бремени стран Северной Европы, таких как Германия и Нидерланды, может заблокировать путь к спасению Италии — страны, слишком большой, чтобы ее можно было раздавить, как Греция, но, возможно, также слишком дорогостоящей для спасения. Как заявил в марте премьер-министр Италии Джузеппе Конте: «Если Европа не примет этот беспрецедентный вызов, вся европейская структура потеряет смысл своего существования. для людей.» Президент Сербии Александр Вучич был более грубым и реалистичным: «Европейской солидарности не существует … это была сказка. Единственная страна, которая может помочь нам в этой сложной ситуации, — Китайская Народная Республика. Всем остальным спасибо ни за что.

Основной недостаток ЕС заключается в том, что он не способен выполнять защитные функции государства. Распад еврозоны предсказывался так часто, что это может показаться немыслимым. Тем не менее, в условиях стресса, с которым они сталкиваются сегодня, распад европейских институтов не является нереальным. Свободное движение уже было закрыто. Недавний шантаж со стороны президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана в отношении ЕС, угрожая пропустить мигрантов через его границы, и эндшпиль в сирийской провинции Идлиб может привести к бегству сотен тысяч, даже миллионов беженцев в Европу. (Трудно понять, что может означать социальное дистанцирование в огромных, переполненных и антисанитарных лагерях беженцев.) Другой кризис мигрантов в сочетании с давлением на неблагополучное евро может оказаться фатальным.

Если ЕС выживет, он может быть чем-то вроде империи Священной Римской империи в ее поздние годы, призраком, который сохраняется на протяжении поколений, пока власть осуществляется в других местах. Жизненно необходимые решения уже принимаются национальными государствами. Поскольку политический центр больше не является ведущей силой, и большая часть левых присоединилась к провалу европейского проекта, во многих правительствах будут доминировать крайне правые.

Все большее влияние на ЕС будет оказывать Россия. В борьбе с саудитами, которая привела к обвалу цен на нефть в марте 2020 года, Путин сыграл более сильную руку. В то время как для саудовцев уровень безубыточности в бюджетной сфере — цена, необходимая для оплаты государственных услуг и сохранения платежеспособности государства — составляет около 80 долларов за баррель, для России он может составлять менее половины этого показателя. В то же время Путин укрепляет позиции России как энергетической державы. Морские трубопроводы Nord Stream, проходящие через страны Балтии, обеспечивают надежные поставки природного газа в Европу. Точно так же они блокируют зависимость Европы от России и позволяют ей использовать энергию в качестве политического оружия. В условиях балканизации Европы Россия также, похоже, намерена расширить сферу своего влияния. Как и Китай, он вступает на смену нерешительному ЕС, летая на врачах и оборудовании в Италию.

В США Дональд Трамп явно считает восстановление экономики важнее, чем сдерживание вируса. Снижение фондового рынка в стиле 1929 года и уровень безработицы хуже, чем в 1930-х годах, могут представлять существенную угрозу его президентству. Джеймс Буллард, глава Федерального резервного банка Сент-Луиса, предположил, что уровень безработицы в США может достичь 30 процентов — выше, чем в период Великой депрессии. С другой стороны, с децентрализованной системой правления США; разрушительно дорогая система здравоохранения и десятки миллионов незастрахованных; колоссальное тюремное население, многие из которых пожилые и немощные; и города со значительным количеством бездомных и уже большой эпидемией опиоидов; сокращение остановки может означать, что вирус распространяется неконтролируемо, что имеет разрушительные последствия. (Трамп не одинок в принятии этого риска.

В отличие от британской программы, план стимулирования Трампа на $ 2 трлн — это, в основном, еще одна помощь компании. Тем не менее, если верить опросам, все больше американцев одобряют его борьбу с эпидемией. Что если Трамп выйдет из этой катастрофы при поддержке американского большинства?

Независимо от того, сохраняет ли он власть, позиция США в мире изменилась необратимо. То, что быстро разваливается, — это не только гиперглобализация последних десятилетий, но и глобальный порядок, установленный в конце Второй мировой войны. Нарушая воображаемое равновесие, вирус ускорил процесс распада, который шел уже много лет.

Чикагский историк Уильям Макнейл в своих оригинальных Чумах и Народах писал:

Всегда возможно, что какой-то до сих пор малоизвестный паразитический организм может покинуть свою привычную экологическую нишу и подвергнуть плотное человеческое население, ставшее столь заметной особенностью Земли, какой-то свежей и, возможно, разрушительной смертности.

Пока неизвестно, как Covid-19 покинул свою нишу, хотя есть подозрение, что «влажные рынки» Ухани, где продается дикая природа, могли сыграть свою роль. В 1976 году, когда впервые была издана книга Макнил, разрушение мест обитания экзотических видов было далеко не так далеко, как сегодня. По мере развития глобализации возрастает и риск распространения инфекционных заболеваний. Испанский грипп 1918−20 годов стал глобальной пандемией в мире без массовых авиаперевозок. Комментируя то, как историки понимали эпидемии, Макнейл заметил: «Для них, как и для других, случайные катастрофические вспышки инфекционных заболеваний оставались внезапными и непредсказуемыми нарушениями нормы, по сути, за пределами исторического объяснения». Многие последующие исследования пришли к аналогичным выводам.

Тем не менее, сохраняется мнение о том, что пандемии — это всплески, а не неотъемлемая часть истории. В основе этого лежит убеждение, что люди больше не являются частью мира природы и могут создавать автономную экосистему, отдельную от остальной части биосферы. Covid-19 говорит им, что они не могут. Только используя науку, мы можем защитить себя от этой эпидемии. Массовые тесты на антитела и вакцина будут иметь решающее значение. Но постоянные изменения в том, как мы живем, должны быть сделаны, если мы хотим быть менее уязвимыми в будущем.

Текстура повседневной жизни уже изменилась. Чувство хрупкости повсюду. Это не только общество, которое чувствует себя шатким. Так же как и положение человека в мире. Вирусные изображения по-разному показывают отсутствие человека. В городах северной Италии бродят дикие кабаны, а в Лопбури в Таиланде на улицах сражаются банды обезьян, которых больше не кормят туристы. В городах, опустошенных вирусом, возникла нечеловеческая красота и ожесточенная борьба за жизнь.

Как отметили многие комментаторы, постапокалиптическое будущее, которое спроектировано в художественной литературе Дж. Г. Балларда, стало нашей настоящей реальностью. Но важно понять, что показывает этот «апокалипсис». Для Балларда человеческие общества были сценическими опорами, которые можно было опрокинуть в любой момент. Нормы, которые казались встроенными в человеческую природу, исчезли, когда ты покинул театр. Самый мучительный опыт Балларда в детстве в 1940-х годах в Шанхае находился не в тюремном лагере, где многие заключенные были стойкими и добрыми в обращении с другими. Баллард, находчивый и находчивый мальчик, проводил там большую часть времени. Он сказал мне, что когда лагерь рухнул, когда война подошла к концу, он стал свидетелем худших примеров безжалостного эгоизма и беспричинной жестокости.

Урок, который он усвоил, заключался в том, что это не были события, заканчивающиеся миром. То, что обычно называют апокалипсисом, является нормальным ходом истории. Многие остались с длительными травмами. Но человеческое животное слишком крепкое и слишком универсальное, чтобы сломить эти потрясения. Жизнь продолжается, если не так, как раньше. Те, кто говорит об этом как о баллардианском моменте, не заметили, как люди приспосабливаются и даже находят удовлетворение в экстремальных ситуациях, которые он изображает.

Технология поможет нам адаптироваться в нашей нынешней конечности. Физическую мобильность можно уменьшить, перенеся многие виды нашей деятельности в киберпространство. Офисы, школы, университеты, кабинеты врачей общей практики и другие рабочие места могут измениться навсегда. Виртуальные сообщества, созданные во время эпидемии, позволили людям лучше узнать друг друга, чем когда-либо раньше.

По мере отступления пандемии будут празднования, но, возможно, не будет четкого момента, когда угроза заражения исчезнет. Многие люди могут мигрировать в онлайн-среды, такие как в Second Lifeвиртуальный мир, где люди встречаются, обмениваются и взаимодействуют в телах и мирах по своему выбору. Другие адаптации могут быть неудобными для моралистов. Интернет порнография, скорее всего, бум, и много интернета знакомства могут состоять из эротических обменов, которые никогда не заканчиваются на заседании органов. Технология дополненной реальности может использоваться для симуляции плотских столкновений, и виртуальный секс вскоре может быть нормализован. Может быть, это движение к хорошей жизни, возможно, не самый полезный вопрос. Киберпространство опирается на инфраструктуру, которая может быть повреждена или разрушена в результате войны или стихийного бедствия. Интернет позволяет нам избежать изоляции, которую чумы принесли в прошлом. Он не может позволить людям избежать своей смертной плоти или избежать иронии прогресса.

***
Вирус говорит нам не только о том, что прогресс является обратимым — факт, который, кажется, даже прогрессисты осознали, — но и о том, что он может подорвать себя. Возьмем наиболее очевидный пример: глобализация принесла некоторые важные выгоды — миллионы людей были выведены из нищеты. Это достижение сейчас под угрозой. Глобализация породила происходящую сейчас деглобализацию.

По мере того, как перспектива постоянно повышающегося уровня жизни исчезает, появляются новые источники власти и законности. Либеральный или социалистический, прогрессивный ум ненавидит национальную идентичность со страстной интенсивностью. В истории есть много доказательств того, как ею можно злоупотреблять. Но национальное государство становится все более мощной силой, способствующей широкомасштабным действиям. Борьба с вирусом требует коллективных усилий, которые не будут мобилизованы во имя всеобщего человечества.

У альтруизма есть пределы так же, как и рост. Будут примеры необычайной самоотверженности, прежде чем худшее из кризиса закончится. В Британии насчитывается более полумиллиона сильных добровольческих армий, которые помогают НСЗ. Но было бы неразумно полагаться только на человеческое сочувствие, чтобы помочь нам. Доброта к незнакомцам настолько драгоценна, что ее нужно нормировать.

Вот тут и наступает защитное государство. По своей сути, британское государство всегда было гоббсовским. Мир и сильное правительство были главными приоритетами. В то же время это государство Гоббса по большей части опиралось на согласие, особенно во время чрезвычайного положения в стране. Защищенность от опасности превзошла свободу от вмешательства со стороны правительства.

Какую часть своей свободы люди захотят вернуть, когда пандемия достигла своего пика, остается открытым вопросом. Они не проявляют особого вкуса к насильственной солидарности социализма, но они могут с радостью принять режим бионаблюдения ради лучшей защиты своего здоровья. Выкапывание себя из ямы потребует большего вмешательства со стороны государства, а не очень изобретательного. Правительства должны будут сделать гораздо больше в обеспечении научных исследований и технологических инноваций. Хотя государство не всегда может быть больше, его влияние будет распространяться и, по меркам старого мира, будет более навязчивым. Постлиберальное правительство станет нормой в обозримом будущем.

Только путем признания слабостей либеральных обществ их наиболее важные ценности могут быть сохранены. Наряду с честностью они включают в себя индивидуальную свободу, которая, будучи самоценной, сама по себе является необходимой проверкой для правительства. Но те, кто считает, что личная автономия — это самая внутренняя человеческая потребность, предают незнание психологии, не в последнюю очередь свою собственную. Практически для всех безопасность и принадлежность так же важны, а зачастую и более важны. По сути, либерализм был систематическим отрицанием этого факта.

Преимущество карантина заключается в том, что его можно использовать, чтобы мыслить по-новому. Очистка ума от беспорядка и размышления о том, как жить в измененном мире, — вот и задача. Для тех из нас, кто не служит на передовой, этого должно хватить на весь срок.