Общественное мнение и воровство: народ безмолвствует
А что же российское общество? Более или менее надежные свидетельства отношения общества к воровству, коррупции и казнокрадству появляются в первой половине XIX века, когда с развитием коммуникаций, прежде всего почтовой связи и железных дорог, понятие «общество» включало в себя уже почти всех представителей образованного класса. По отдельным произведениям литературы, а больше по сохранившейся частной переписке, можно сделать вывод, что к проблеме воровства отношение было констатирующе-отстраненное, то есть оно, при полном понимании его масштабов, не рассматривалось как проблема, которую можно решить. Собственно, тогдашние власти ее и не решили за исключением отдельных частных успехов в правление Николая I. Квинтэссенцией такого отношения может служить упоминавшаяся комедия Гоголя «Ревизор», которая имела успех, однако дальше насмешек эмоции публики не шли.
С середины XIX века становится более насыщенной и разнообразной культурная жизнь, появляется масса литературных и публицистических журналов, увеличивается номенклатура и возрастают тиражи печатных изданий, становящихся доступными все более широкому кругу читателей. Не прошедшие цензуру произведения ходят в списках. Поддерживается и развивается эпистолярный жанр. Увеличивается скорость и объем интеллектуальных коммуникаций.
В итоге общественное мнение становится более реактивным и более репрезентативным. Применительно к теме воровства сильных подвижек в сравнении с началом века в этом вопросе мы, однако, не находим. Воровство обличает Салтыков-Щедрин, ходят в списках, а позднее и издаются «произведения Козьмы Пруткова» и «Военные афоризмы» (авторы — гр. А.К. Толстой и братья Жемчужниковы), читатели без труда разглядывают там воров в штатских и военных мундирах. Форма «подачи материала» говорит о том, что читателю сам факт повсеместной коррупции и воровства известен и сомнений не вызывает.
Естественно, читатель смеется, узнавая ему уже знакомое. Но и только. В русской литературе и публицистике последних 100 лет самодержавия применительно к порокам воровства и коррупции мы не обнаружим «гром негодования, грозу духа, оскорбленного позором общества» (идеал сатиры в формулировке Белинского), что со всей очевидностью указывает на доминирование констатирующе-иронического отношения к указанным порокам по крайней мере у образованных слоев населения Российской империи.
Не найдем мы отнесение повсеместного воровства к фундаментальным порокам Российской империи и в прокламациях революционеров-народников. А ведь они всеми правдами и неправдами пытались снискать расположение в среде «простого народа».
Что касается социальных низов, то они, будучи на тот момент (до конца XIX века) в основной массе неграмотными, под понятие «общество» не вполне попадали из-за отсутствия сколь-нибудь серьезных внутрисословных коммуникаций. Любопытную методику «ретроспективного» социологического изучения настроений в этой среде предложила Г. М. Шипицына из Белгородского университета [1]: косвенно о них можно судить по анализу народного фольклора, прежде всего пословиц и поговорок как наименее подвергнутых последующей литературной обработке. Исходной базой для исследования взяты труды В.И. Даля, собиравшего русский фольклор в середине XIX века.
Из ее работы вытекает, что даже группа пословиц, отражающая официальную мораль (в то время христианскую — воровать грешно), имеет отчетливый акцент не столько на моральную неприемлемость воровства, сколько на последующее наказание (юридическое, не от Бога). Пословица как бы предостерегает, дает советы вору: Украсть — в беду попасть; Вор ворует до поры до времени; Они воруют, да они же и горюют; Не учись воровать, коли не умеешь концов прятать.
Отчетлива также прагматическая (а не моральная) мотивация честной модели поведения. Не воровать не столько морально неприемлемо, сколько выгодно. Встречаются и пословицы, наоборот, прямо подчеркивающие экономические преимущества воровства: Краденая кобыла не в пример дешевле купленной; Из трудов праведных не наживешь палат каменных; в сочетании с Работа не волк, в лес не убежит, рекомендующей с прохладцей относиться к честному труду. Отмечает автор также и понимание народом повсеместного воровства власть имущих: Сами воруют, а нам не велят. Квинтэссенцией такого более чем толерантного отношения к воровству может служить пословица Воровство — и то ремесло.
Разумеется, можно привести и прямо противоположные по посылу народные афоризмы. Но в любом случае языковой материал, проанализированный Г.М. Шипицыной, свидетельствует: абсолютного и категоричного неприятия и осуждения воровства в сознании российского народа (в отличие от финнов или шведов) исторически не сложилось. Налицо терпимое, с элементами понимания, отношение народа к этому общепризнанному (народом же общепризнанному!) пороку. Это важно, ведь при уничтожении после 1917 года образованных сословий (юридически, а частично даже и физически) на авансцену государственной (!) жизни выйдут именно социальные низы последних лет Российской империи.
22:55 05.03.2021
Bramby-II (Bramby-II) писал (а) в ответ на :
> У меня вопрос к форумчанам: а есть среди представителей укроэтноса кто-то, кто не воровал хоть что-то? Знаете таких?
Двоих для примера достаточно? Королёв Сергей Павлович. Прошился чудом на космодром и вытолкнул в космос Гагарина. Иван Поддубный. Силён был и нагло валил всех прдряд. Даже русских. Ни стыда, ни совести. Стыдно вспомнить. Но хоть не воровали.
22:57 05.03.2021
Советский Союз: время двойной морали
Период с 1917 года до становления сталинского режима в рассматриваемом контексте мы опускаем, понимая, что то было время коренной ломки всех нажитых историей представлений, сопровождавшееся к тому же почти полным правовым и житейским беспределом ранней Советской власти. Старое общество было безжалостно сломано, новое — советское — еще только начало формироваться, соответственно ломались и моральные нормы. Добавим к этому еще и то, что коренным образом сменилась официальная мораль, те нормы, что провозглашались эталонами поведения.
На смену христианской этике («украл — прогневил Бога») приходит советская: «украл — нанес ущерб обществу, государству». Разумеется, бытовая кража у частного лица официальной моралью тоже отрицалась, но приглушенно, так как вообще обладание какой-либо собственностью сверх минимально необходимой считалось предосудительным («простота и скромность в общественной и личной жизни» была прописана в Моральном кодексе строителя коммунизма, сформулированного позже, но фактически взятого на идеологическое вооружение с самого начала советской власти). Это находило отражение и в Уголовном кодексе: за один и тот же предмет (денежную сумму), украденный у частного лица и государства, в последнем случае полагалось более серьезное наказание.
И дело здесь не только в имевшей место в 1917 году кардинальной смене группировки, находящейся у власти. Полезно вспомнить упомянутые в предыдущем разделе присущие «низовому» народу отчасти скептические настроения в отношении возможности достойно зарабатывать честным трудом. А также упомянутое уже доминирование недавних социальные низов. Причем с самого начала и внутри этой группы проводилась селекция с отсевом наиболее трудолюбивых — большевики сделали сознательную ставку на беднейшие слои населения. Тлеющее в глубинах народной философии толерантное отношение к воровству, ранее уравновешивавшееся противоположной точкой зрения и христианской моралью, трансформировалось в почти что одобрение воровства, тем более что в условиях перманентного голода первых лет советской власти (а в деревне и позже, после коллективизации) часто красть означало выжить.
Эффект от насаждаемого сверху приоритета государственной собственности перед личной был противоположным ожидаемому: именно воровство собственности советского государства никогда не было чем-то предосудительным. Вооружившись насаждаемой коммунистами формулой «государственное — это общенародное», общенарод мгновенно трансформировал этот слоган в известное «тащи с завода каждый гвоздь: ты здесь хозяин, а не гость». Если бытовое, наносящее ущерб частному лицу воровство, квартирное или карманное, по-прежнему в целом порицалось, то украсть что-то с предприятия даже никогда не называлось этим словом. В ходу были исключительно эвфемизмы: вынес, принес (например, папа с завода), стащил, слямзил, и даже обсценное «спиздил» в данном контексте звучало парадоксально менее грубо, чем цензурное, но неотвратимо однозначное «украл». Народное словообразование оставило нам также очень точный неологизм скоммуниздил. Даже в советских газетах носители этого зла не назывались «ворами», использовалось слово «несуны».
Характерно, что даже те, кто сам не пытался поживиться за счет «общенародной» собственности, не слишком осуждали своих сотрудников, тащивших домой ту или иную полезную вещь или продукт. «Несуны» иногда попадались, например на проходной завода, но практически никогда — по «стуку» товарищей по работе. Это свидетельствует об отношении к воровству в обществе советских времен.
Тотальный дефицит всего и вся способствовал расцвету еще одного вида незаконного обогащения: воровства работников торговли. Лукавый приказчик, конечно, был традиционной фигурой во все периоды истории России, но в докоммунистические времена это было воровство из кармана хозяина. Директор же советского магазина был такой же наемный «работник торговли» и, как правило, участвовал в левом обороте. Еще бо́льших масштабов воровство процветало на торговых базах и предприятиях пищевой промышленности.
Отношение народа к ворам от торговли было двояким. С одной стороны, их презирали: в основной массе советское общество не одобряло то, что тогда называлось нетрудовыми доходами. Но, с другой стороны, большинство советских людей было не прочь завести в этой среде знакомство: то было единственной возможностью достать дефицит.
Было и крупное воровство в отдельных отраслях советской экономики. Например, действовавшая на Дальнем Востоке мафиозная сеть, в народе называемая «Трест Ингушзолото» (представители этого народа держали под контролем хищение и незаконную добычу, транспортировку и реализацию желтого металла). Обороты исчислялись многими миллионами тогдашних рублей. Местные жители об этом, разумеется, знали, но отношение было отстраненное, без ярко выраженного возмущения «происходящим безобразием» (к тому же воровство было опять же у государства, а не у частных лиц). Да и из соображений собственной безопасности было лучше держаться подальше от таких «структур».
Таким образом, и в советский период отношение общества к воровству по-прежнему оставалось на словах осуждающим, но на деле толерантным, а воровство из государственного кармана чуть ли даже не приветствовалось. В отношении же к ворам, так сказать, «обычным», бытовым, если не терпимость, то отсутствие прямого порицания иллюстрируется, например, модой на блатной фольклор и лексику, распространившейся начиная с 50-х годов. Так называемый русский шансон вначале ходит в магнитофонных записях, а в конце 80-х проникает и на почти официальную эстраду. Падение советской власти лишь сняло слово «почти», и нынче звезды этой субкультуры имеют свои фестивали, выступают на стадионах и снимаются в «Голубых огоньках».
22:59 05.03.2021
Свідомий (Свидомый) писал (а) в ответ на :
> Я фигею,Путин с Абрамовичами и прочей шоблой ограбили 100 миллионов россиян а они об украинцах талдычат.
Все везде воруют , но если показывать на других , от этого проблема не исчезнет
22:59 05.03.2021
Новая Россия — старые обычаи
Наступившая к 90-м годам свобода слова лишь сделала публичным достоянием то, что люди знали и без того: воруют все и повсеместно. Революционные изменения всего уклада жизни, происходившие на рубеже 80-х и 90-х годов, никак не могли способствовать сдвигу отношения общества к воровству в сторону его категорического морального отрицания. Ведь ломке подверглись, в том числе, представления об общественно одобряемом и, наоборот, порицаемом.
То, что раньше, являясь уголовно наказуемым деянием, проходило по разряду «спекуляция», отныне объявлялось честной торговлей, а частный предприниматель, в СССР уголовно преследуемый, и вовсе был объявлен надеждой нации. То, что раньше называлось взяткой, теперь в ряде случаев стало «платой за лицензию» или «комиссионным вознаграждением». В такой ситуации слома официально провозглашаемых представлений об общественном зле и благе обывателю немудрено было по непониманию уйти в глухой нейтралитет, на всякий случай определив «воровством» вообще любую экономическую и государственную деятельность.
Временами политические деятели используют тему разоблачения воровства для мобилизации своих сторонников в личных карьерных целях, притом концентрируют внимание публики на отдельных, как правило, известных фигурах, не делая попыток разобраться в этой системной проблеме. Сильных общественных движений, которые назвали бы воровство и коррупцию фундаментальной проблемой страны и предложили бы дорожную карту их искоренения, так и не возникло.
Свидетельством тому — очевидный уже для всех провал многолетних попыток Алексея Навального сделать антикоррупционное движение сколько-нибудь широким. Но было бы странно ожидать массового энтузиазма антиворовских акций в стране, толерантной к институту воровства. Максимум, на что оказывается способен общественно активный россиянин, — это поддержать очередного «борца с коррупцией и воровством» на выборах, чтобы после усесться на диван. Так, в 1989 году после триумфального избрания Т. Гдляна и Н. Иванова депутатами Съезда нардепов СССР оба мгновенно и без следа исчезли с политической арены — вместе с полутора миллионами проголосовавших за них избирателей, многие из которых во время предвыборной кампании громко требовали «выведения воров на чистую воду».
В итоге и в постсоветский период отношение общества к воровству остается все тем же, констатирующе-отстраненным. В последнее время участились случаи уголовного преследования чиновников самого высшего ранга, вплоть до министров и губернаторов. По числу привлеченных к ответственности мегакоррупционеров российская прокуратура уже оставила далеко позади «разоблачения» Алексея Навального. И это при том, что об арестах узнают десятки миллионов телезрителей.
Однако это не вызывает заметной эскалации недовольства существующим порядком вещей. Нет массовых протестов против воровства голосов избирателей путем подлогов и вбросов, не слышно требований предоставить гражданам право на частное обвинение воров и коррупционеров. Нет и призывов предусмотреть в Гражданском кодексе РФ реальные права на защиту попранных интересов неопределенного круга или группы лиц, как это принято в развитых странах. Что это, если не молчаливое признание того, что воровство в глазах нашего общества не является на самом деле чем-то аморальным?
23:01 05.03.2021
Печальный итогОдной из важнейших характеристик русской ментальности всегда было преобладание моральных представлений над политическими и правовыми. Доминантой была справедливость, понимаемая, как правило, в отрыве от законности и правосудия (это по-английски все три понятия передаются одним словом justice). Да и сами правовые представления россиян как были, так и остались неразвитыми. До конца XIX века категория «собственность» — ключевая в понимании воровства как социального и экономического явления — была прерогативой высших сословий. У низших же представления о различии «мое — не мое (чужое)» толком и не сложились — сказались вековые традиции крестьянской общины.
Все это в совокупности приводило к тому, что в русском обществе никогда не наблюдалось категорического морального осуждения воровства, так как в факте хищения чужой собственности не всегда усматривалось нарушение справедливости. Особенно если бедный крал у богатого — в таких случаях часто и представитель просвещенного класса усматривал в этом акт восстановления справедливости (понимаемой в отрыве от законности). Что уж говорить о низших сословиях, тем более в случаях кражи не частного имущества, а казенного?
Между тем, именно социальные низы в течение первой половины XX века заместили в обществе представителей дворянства и просвещенного разночинства. Соответственно, старые моральные представления советское, а от него — сегодняшнее российское общество унаследовало скорее от морали, присущей русским рабочим и крестьянам конца XIX – начала XX века. Мы приняли в наследство такой атавизм, как толерантное отношение к воровству и коррупции. Преодолеть его, а значит, создать условия для экономического развития страны можно лишь активным просвещением народа и бескомпромиссной борьбой с коррупцией и воровством. Иначе нам встраивания в свободный и цивилизованный мир не видать.
23:08 05.03.2021
Bramby-II (Bramby-II) писал (а) в ответ на :
> характерное качество этого этноса: стучать и доносить.
Это об этом штоль:
Сергей Довлатов: «Кто написал четыре миллиона доносов?» Их написали простые советские люди. Означает ли это, что русские — нация доносчиков и стукачей? Ни в коем случае. Просто сказались тенденции исторического момента.
23:20 05.03.2021
Bramby-II (Bramby-II) писал (а) в ответ на :
> Сам ЕСПЧ подтвердит: больше половины всех исков из украины - больше, чем от всех других граждан всех других государств, вместе взятых!
Зачем же так расплывчато? Вот цифры за 2019-й:
Количество исков, находящихся на рассмотрении Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) по состоянию на конец 2019 года, составило 59,8 тыс., более половины из них поданы против России, Турции и Украины Согласно прикрепленному графику, 15 тыс. рассматриваемых дел связаны с Россией (25,2% от общего количества), 9,2 тыс. - с Турцией (15,5%), 8,8 тыс. - с Украиной (14,8%). Статистика показывает, что за последние три года количество исков по России постепенно увеличивается. А у вас откуда данные?
23:32 05.03.2021
Куролесов (Куролесов) писал (а) в ответ на :
> как там с буквой «Р»? Все выговаривали?
Рано хохочем. Я тоже засомневался и мотнулся проверить.
9/1/2021 Найдено африканское племя людоедов говорящее на чистейшем русском языке Жестокое племя людоедов, которое общается на чистейшем русском языке обнаружено Международной научно-исследовательской экспедицией «Африканское кольцо». Об этом сообщил научный руководитель экспедиции, заведующий кафедрой африканистики СПбГУ Александр Желтов. Ужжасс!!!
23:48 05.03.2021
Клятый #####ь (20770) писал (а) в ответ на :
> Скорее селянская глупость, скудоумие.
Легко проверить, кто «богаче» на скудоумие. Язык — от него зависит развитие человека. Чем богаче язык — тем более развит мозг и наоборот.
"В Украинском языке 256.000 слов, он является языком с самой богатой лексикой среди всех славянских языков. В современном русском в 30 томах содержится около 150 тысяч слов". Во сколько раз, сам или помочь? (256/150)
23:51 05.03.2021
александр62036 (александр62036) писал (а) в ответ на :
> Bramby-II (Bramby-II) писал (а) в ответ на сообщение:
>> У меня вопрос к форумчанам: а есть среди представителей укроэтноса кто-то, кто не воровал хоть что-то? Знаете таких?
>Двоих для примера достаточно? > Королёв Сергей Павлович. Прошился чудом на космодром и вытолкнул в космос Гагарина. > Иван Поддубный. Силён был и нагло валил всех прдряд. Даже русских. Ни стыда, ни совести. Стыдно вспомнить. Но хоть не воровали.
С Поддубным ещё можно поспорить, на с какого хрена Королев стал пограничником? Тогда уж Беларус, потому как папа с Могилёва. Учитель русской словесности. Обе не были украйнцами.
00:00 06.03.2021
Shnaps (Shnaps) писал (а) в ответ на :
> с какого хрена Королев стал пограничником?
С какого хрена сам не наберёшь «королёв национальность»? Ты же не скудоумный, как «свиды»! Shnaps (Shnaps) писал (а) в ответ на :
> С Поддубным ещё можно поспорить
Зачем спорить? Проверь. Или бан в гуглях?
00:04 06.03.2021
александр62036 (александр62036) писал (а) в ответ на :
> Клятый #####ь (20770) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Скорее селянская глупость, скудоумие.
>Легко проверить, кто «богаче» на скудоумие. > Язык — от него зависит развитие человека. Чем богаче язык — тем более развит мозг и наоборот > "В Украинском языке 256.000 слов, он является языком с самой богатой лексикой среди всех славянских языков.
