Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 1. Введение
Так что что же больше соответствует заповедям Христа: смирение или силовой ответ?
Толстой утверждал, что заповеди христовы не абстрактные пожелания, не описание некого недостижимого идеала, а инструкция для практического применения. Если сказано «не убивай», значит убивать нельзя. Если сказано «не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую», значит так и следует поступать.
Иисус не только проповедует свои заповеди, но и личным примером показывает как их следует выполнять, смиряясь со злом по отношению к нему лично.
По Ильину же, Христос должен был врезать в челюсть одному охранявшему его воину, у второго выхватить меч и пресечь осуществляемое по отношению к нему зло. Да и вообще свистнуть и позвать своих апостолов. Это ж целая бригада — 12 человек! Вооружившись дубинами из соседнего леса они вполне могли отбить Иисуса. Но Христос так не сделал.
Так призывал Иисус Христос сопротивляться силой? Очевидно, что нет.
В мирской жизни подход Толстого малореален. Мало людей способны буквально последовать примеру Христа. Для этого необходима недюжинная воля и самоотречение, а не слабость и эгоцентризм.
По Ильину же получается, что Иисус Христос — слабак, снявший с души общественные и гражданские обязанности и трагическое бремя мироздания.
Конечно, построение общества по Толстому выглядит утопичным. Так думали многие уже тогда, когда Ильин писал свое произведение. Даже если бы все стали толстовцами, то есть большие сомнения в жизнеспособности такого общества.
Ильин в этой главе пишет, что бессмысленно «требовать, чтобы «все всегда» сопротивлялись злу силой или чтобы «никто никогда» не сопротивлялся силой злу». Это верно. Но это верно в мирских делах. А вот согласно христианской вере, по Толстому, никто никогда не должен сопротивляться злу силой. Церковь имела другой взгляд и веками пыталась «адаптировать» учение Христа к реальной жизни.
Толстой выступил против такой «адаптации». Если Лев Николаевич воспринимал христианские идеалы буквально, то Ильин попытался «видоизменить» эти христианские идеалы, дабы все же приспособить их к решению мирских проблем. Это «видоизменение», по сути, привело Ильина к философии торжества животного начала человека над духовным.
Будучи моралистом каких мало, Ильин выступил против моралистов. Под флагом борьбы за духовность он фактически выступил против этой духовности. Разберем эту «противоречивость» в следующих главах.
22:45 19.08.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 2. О самопредании злу
К этой главе у меня меньше всего возражений. В конце этой главы Ильин признает, что Толстой совсем не призывает к полному несопротивлению злу. Наоборот, его учение есть особый вид сопротивления, то есть неприятия, осуждения, отвержения и противодействия.
Остальная же часть главы описывает нам человека совсем не сопротивляющегося злу. А это кто?
В начале главы сам Ильин дает ответ. Это человек, допустивший зло в себя, предоставивший ему свободу, объем и власть, превративший себя в его орудие, в его орган, в его рассадник. Это человек, которому «удается уговорить себя, заговорить свое здоровое отвращение и уверить себя в белизне черноты». У него «душа начинает верить, что черное — бело, приспособляется и уподобляется, становится сама черной, и вот уже одобряет и наслаждается, и, естественно, восхваляет то, что дает ей наслаждение».
Причины, по которым человек предоставляет свободу злу в своей душе могут быть различными. А что, если человек перестал сопротивляться злу в себе ради борьбы со злом других людей?
От наших далеких предков нам достался инстинкт агрессии, который позволял им выжить. Этот инстинкт очень часто проявляется через зло которое люди творят один против другого. Здесь умесна цитата Ильина: «Зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, присущая каждому из нас, как бы некоторое, живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя». Но уже несколько тысяч лет назад люди поняли, что жить повинуясь только инстинкту агрессии, это обрекать себя же на страдания, а возможно и на уничтожение. Вот тогда и возникла религия, как система духовных ценностей, противостоящая животному началу человека. Религия прежде всего призывает к смирению и обузданию своих животных инстинктов. Человек, совсем не сопротивляющийся злу в себе — это человек не воспринявший духовные ценности, а полностью подчиняющийся животному началу. О чем достаточно красочно пишет Ильин.
Это мне особенно понравилось: «…разложение духовности в душе может наступить у слабого человека в зрелом возрасте, но оно может вести свое начало от детства и притом или так, что первоначальное зерно духовности, потенциально имеющееся у каждого человека, совсем не было вызвано к живой самодеятельности или же оно оказалось, в результате внутренней слабости и внешних соблазнов, творчески нежизнеспособным и бесплодным… Человек, духовно дефективный с детства, может выработать в себе даже особый душевный уклад, который при поверхностном наблюдении может быть принят за „характер“, и особые воззрения, которые по ошибке принимаются за „убеждения“. На самом же деле он, беспринципный и бесхарактерный, остается всегда рабом своих дурных страстей, пленником выработавшихся душевных механизмов, одержащих его и всесильных в его жизни, лишенных духовного измерения и слагающих кривую его отвратительного поведения. Он не сопротивляется им, но изворотливо наслаждается их игрой, заставляя наивных людей принимать его злую одержимость за „волю“, его инстинктивную хитрость за „ум“, порывы его злых страстей за „чувства“… Естественно, что духовно здоровые люди вызывают у такого человека лишь раздражение и злобу и разжигают в нем больное властолюбие, в проявлениях которого вспышки мании величия неизбежно чередуются с вспышками мании преследования.» Никого из нынешних политиков этот портрет вам не напоминает? Да и не политиков тоже.
На самом деле все люди являются «пленниками» выработавшихся в их душах «механизмов». И конечно, в жизни большинства людей случаются «порывы злых страстей». Да и «инстинктивной хитростью» они пользуются регулярно. Вопрос лишь в том, какие именно «механизмы» были заложены родителями и учителями — добра или зла. И какие из них чаще задействуются. И еще надо отметить, что достаточно часто люди думают, что поступают согласно неких духовных идеалов или принципов, а по факту лишь дают выход своим злым страстям.
И еще одна много говорящая цитата: «…Духовный опыт человечества свидетельствует о том, что несопротивляющийся злу не сопротивляется ему именно постольку, поскольку он сам уже зол, поскольку он внутренне принял его и стал им. И потому предложение, всплывающее иногда в периоды острого искушения, — „предаться злу, чтобы изжить его и обновиться им“ — исходит всегда от тех слоев души или, соответственно, от тех людей, которые уже сдались и жаждут дальнейшего падения: это прикровенный голос самого зла».
Действительно, тот, кто принял зло, злу в себе уже не сопротивляется. Он может бороться со злом других людей, но это борьба двух зол, чаще всего зло умножающая.
13:40 23.08.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 3. О добре и зле
В начале главы Ильин дает собственное определение добра и зла. Конечно каждый волен понимать под чем угодно что угодно. Однако, для того чтобы обсуждать что-либо желательно чтобы у обсуждающих было примерно одинаковое понятие о предмете обсуждения. Если под «мокрым» один будет понимать что-то влажное, а второй что-то сухое, то вряд ли они о чем-то договорятся. Любое обсуждение должно начинаться с определения дефиниций, либо с признания общепризнанных определений (если такие есть).
Что понимает под злом человек, прочитавший заглавие книги Ильина «О сопротивлении злу силою»? Когда и как используют слова «добро» и «зло» большинство людей? Очень часто люди используют выражения «делать добро» и «не делать зла». Очевидно, что такое использование слов «добро» и «зло» не стыкуется с определениями Ильина. Под «добром» и «злом» люди понимают прежде всего поступки, то есть внешние действия человека. Того, кто в основном делает добрые дела называют добрым человеком. Того, кто занимается злодеяниями — злым.
Человек, в душе которого живут мотивы, которые направляют его на добрые дела — человек с добром в душе. У человека, в душе которого живут мотивы, которые направляют его на злые дела, в душе зло.
У Ильина иной взгляд — зло внутри человека и может проявляться как в добрых, так и злых поступках. Поступки, по Ильину, какими бы они не казались окружающим, могут быть проявлениями зла, а могут быть проявлениями добра. То есть, по поступкам, по Ильину, нельзя определить сидит внутри конкретного человека зло или нет. И что же Ильин собрался пресекать силою? Ведь если мы собрались в конкретной ситуации пресечь некое «зло», то для начала должны определить в ком оно сидит, а в ком нет. Если по поступкам судить нельзя, то как диагностировать зло, сидящее в другом человеке? У Ильина ответа нет. Его подход фактически прячет зло в человеческую душу, которая для окружающих, как известно — потемки. Но мы знаем, что зло есть, и что с ним нужно бороться. А Ильин спрятал зло в невидимую зону. Что делать? Очевидно, что последователи Ильина, не имея каких-либо инструментов по определению зла, будут действовать волюнтаристски. Где им зло привиделось, там оно и есть. Никаких принципов и правил. Кто возомнил себя носителем меча справедливости, тот и прав. Очевидно, что при таком подходе разным людям зло «покажется» в разных местах или в разных людях. Особенно легко увидеть зло в тех, кто силой «пресекает» что-то в других. Именно «пресекающие» чаще всего диагностируются как носители зла другими «пресекающими». Так запускается «маховик насилия» и начинается война всех против всех. Такие войны велись людьми испокон веков. Причина таких войн — животное происхождение человека. Чем цивилизованнее становились люди, тем больше они пытались создать некие правила для «обуздания зверя в человеке». Одной из таких попыток стало учение Христа. Согласно ему борьба со злом должна происходить внутри человеческой души. Снаружи можно способствовать этому процессу только любовью. Это по-христиански. Ильин в этом идейно соглашается с Толстым.
Но книга посвящена белым воинам, носителям православного меча, должным покарать зло большевизма, а не возлюбить последних как самого себя. В последующих главах Ильин пытается соединить существующую в реальном мире необходимость силой бороться со злом, с учением Христа, такую силовую борьбу принципиально отрицающим.
20:17 27.08.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 4. О заставлении и насилии
В этой главе Ильин доказывает, что кто-то может заставлять кого-то что-то сделать или не делать из лучших побуждений. Это мысль очевидная. Я бы сказал — банальная.
Заставление может быть предосудительным, а может и не быть предосудительным. И здесь Ильин развивает свою мысль о зле: если где-то кто-то кого-то к чему-то принуждает, то предосудительность самого этого действия не так уж и важна. Главное — что в душе у принуждающего.
Если посмотреть на историю, то легко заметить, что наиболее гнусные и масштабные злодеяния совершались людьми идейными. То есть людьми убежденными, что их действия исходят из «доброжелательной души» и направлены на искоренение «зла». Брейвик написал целый манифест о благе Европы в его понимании, ради которого он убил 77 человек. Гитлер, по его словам, стремился к установлению «истинного мира в Европе» и уничтожению зловредной «еврейской угрозы». У Полпота была целая команда идеологов, объяснявших как убийство миллионов его соотечественников поспособствует истинному благу его народа.
Здесь можно возразить, что это они сами себя считали рыцарями добра и защитниками истинных ценностей. Мнение многих других людей было иным. Но по Ильину мнение других людей как раз таки и не важно. Главное чтобы сам «понуждающий» считал, что «понуждение» исходит из «доброжелательной души». На мой взгляд очевидно, что подход Ильина не столько способствует борьбе со злом (его уменьшению), сколько оправдывает злодеяния. Во-первых сам злодей получает индульгенцию от Ильина на любое злодеяние, если сформирует в своей душе некое обоснование этих злодеяний в качестве «добра». Во-вторых, окружающие став свидетелями злодеяния, по Ильину, не должны ему сразу противодействовать, а задуматься: а вдруг это действие происходит из «доброй души» и соответственно является благом?
Предлагаемая Ильиным оценка «непредосудительности заставления» через оценку «доброжелательности души» просто невозможна. Не существует никаких приборов, которые могли бы просканировать человеческую душу и определить уровень ее «доброжелательности». О доброжелательности души человека судят оценивая его действия. Если «заставление» оценивается окружающими как нацеленное на добро, то душа человека его осуществляющего оценивается как доброжелательная. Если «заставление» оценивается окружающими как зло, то душа человека его осуществляющего оценивается как злая. То есть, по поступкам оценивается доброжелательность души, а не наоборот. Конечно, и такая оценка весьма приблизительна. Но никаких более информативных индикаторов для «заглядывания» в душу человека просто нет. Что-то можно определить по словам и мимике, но они считаются куда менее надежными показателями, чем поступки.
08:40 30.08.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 5. О психическом понуждении
В этой главе мне понравилась следующая мысль:
…психическое понуждение себя к прощению обиды или к молитве не будет злым делом, но понуждение себя к злопамятству, к обману или к доказыванию заведомо ложной и духовно ядовитой теории, или к сочинению льстивой оды — будет психическим заставлением себя ко злу, самонасилием…
Чем занимаются современные пропагандисты с разных сторон? Молятся и прощают обиды? Или они занимаются обманом, доказыванием заведомо ложных и ядовитых теорий и сочинением льстивых од? Как, по Ильину, это называется? Под человеком, доказывающим заведомо ложные и ядовитые теории, Ильин скорее всего подразумевал деятеля, писавшего под псевдонимом «Ильин». Настоящее имя последнего — Владимир Ульянов. Но может быть это подходит и к настоящему Ильину? Конечно, Ильин не считал, что доказывает ЗАВЕДОМО ЛОЖНУЮ теорию, а считал, что заботится о благе российского народа. Так и Ленин не считал свою теорию ложной, а считал, что заботится о благе российского народа, и не только российского, но и всех народов мира.
Но это отступление. В целом глава посвящена воспитанию людей. Как я понял, для Ильина основным инструментом воспитания является указка, которой училка дубасит нерадивых учеников по головам или современные ему розги.
На самом деле, основным в воспитании является образование и разъяснение что такое хорошо и что такое плохо. Обычно хорошо воспитанные дети выходят из семей, где их не бьют, а все объясняют. Из семей, где детям особо ничего не объясняют, а лишь психически и физически «понуждают», выходят по большей части уголовники и злодеи.
Преклонение Ильина перед «волей» столь велико, что даже знания, передаваемые людьми из поколения в поколение представляются ему «запасами верно направленной волевой энергии».
Процесс духовного роста человечества происходит исключительно благодаря способности передавать потомкам абстрактные знания, что и отличает людей от остальных зверей. Это знания о прошлом опыте — что следует делать, а что нет. Научные знания позволяют новым поколениям ученых не повторять ранее проведенные эксперименты, а на их базе проводить новые и развивать науку далее. Тоже и в общественном развитии. Знания о потрясениях, пережитых прошлыми поколениями, используются в борьбе с вредными общественными тенденциями, а удачный прошлый опыт используется для дальнейшего совершенствования общественного устройства.
Тоже и с законами. Веками люди накапливали знания о том, какие законы эффективны, а какие нет. Какие способствуют развитию, а какие могут угробить принявшее их государство. Уже существовавшее во время Ильина право, в том числе уголовное, строилось на запасах знаний, а не на запасах воли.
«Воля» конечно тоже передается людьми из поколения в поколение, также как старые волки или медведи передают свою «волю» молодым. Но происходит это в основном благодаря инстинктам. Врожденная воля может быть несколько скорректирована в процессе воспитания. Но и здесь в большей степени влияют убеждение и личный пример, а не «понуждение».
09:43 05.09.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 6. О физическом понуждении и пресечении
Сначала цитата: «именно те, кто творят государственное понуждение или пресечение, — нуждаются не в злобе, а в беспристрастии, не в ненависти, а в выдержанном душевном равновесии, не в мстительности, а в справедливости». И далее «Конечно, озлобленный заставитель духовно вредит и заставляемому, и другим людям, и всему государству…». Здесь все верно. Силовики играют важную роль в любом государстве. В том числе от их беспристрастности, выдержанного душевного равновесия и справедливости зависит работоспособность правовых механизмов. А без работающего права ни одна страна развиваться не может.
Так как роль силовиков важна, то и ошибки в их действиях обходятся очень дорого. А эти ошибки возможны, так как силовики такие же люди как и все остальные — с клубком страстей в душе и набором различных личных желаний и потребностей. Именно поэтому важное место в праве занимает регламентация действий силовиков. Важнейший принцип, найденный и опробованный нашими предками — разделение властей. Действия силовиков строго ограничиваются законами, которые принимают не они, а законодательная ветвь власти. В правовом государстве силовик в конкретной ситуации строго руководствуется законом, а не своими «ощущением» наличия добра или зла в душе правонарушителя. Здесь я пишу «ощущением» ибо надежных способов определить содержание души человека нет. Поэтому и законы ставят действия силовиков в зависимость от действий правонарушителей, а не от наличия добра или зла в их душах. Если бы наличие добра или зла в душе можно было чем-то измерить, то возможно и появились бы соответствующие законы.
Современное законодательство в большой мере продукт многовековой истории проб и ошибок. Законы пишут тоже люди и, соответственно, возможны и дурацкие и вредные акты. Некоторые из них имели весьма трагические последствия. Не смотря на это, жизнь по законам куда правильнее, чем жизнь в беззаконии. Зная опыт прежних поколений, люди имеют возможность не повторять ошибок и создавать более совершенное законодательство.
Подход Ильина в предыдущих главах — заставлять нужно тех, у кого зло в душе. Дела, оцениваемые окружающими как злодеяния, если в душах осуществляющих их находится «добро», не следует считать злодеяниями. В этой главе он фактически сам показывает несостоятельность своего похода.
Так, по Ильину запирание ребенка, дабы не дать ему выйти на лодке в бурное море, не есть зло. А что если запирающий ненавидит этого ребенка и запер его только из-за заботы о своей лодке? Тогда это зло? Или такая ненависть к ребенку есть «добро»?
Так если Ильин будет в буйном гневе и его друзья свяжут его и запрут, то это по любому не зло? А с чего Ильин в гневе? А если он в гневе потому, что накануне его «друзья» надругались над его женой? И в этом случае их действия нельзя назвать злодеянием?
В этих примерах видна порочность подхода Ильина — из цельного поступка он выделяет элемент, связанный с насилием и утверждает, что по этому элементу нельзя судить — зло это или нет. Конечно нельзя. А кто так предлагает?
На самом деле достаточно часто оценка поступков зависит от оценки сопутствующих обстоятельств. В этом случае люди судят по поступку целиком, а не по его отдельному элементу. Если спасатель вытащит тонущую девушку из воды за волосы, кому-нибудь придет в голову осуждать его за «насилие»? Очевидно, что люди назовут это добром, а не злом. А спасателя назовут героем, а не злодеем. И только Ильин выделит в этом поступке элемент в виде мужика, тащащего девушку за волосы, и задастся вопросом — «злодеяние это или нет?».
Ильин пишет, что «приказ вымогателя уплатить непричитающиеся ему деньги, сопровождаемый угрозой замучить похищенного ребенка и завершающийся ввиду неуплаты осуществлением угрозы — будет подлинным злодеянием». Но ведь это все описание внешних действий вымогателя.
В третьей главе Ильин пишет, что НИКАКОЙ внешний «поступок» человека сам по себе не не может быть ни добрым, ни злым. А в этой главе он пишет, что таки могут быть поступки, которые сами по себе являются подлинным злодеянием.
Другими своими примерами Ильин также разбивает свою теорию. Он пишет, что существуют «специфически-дурные способы физического воздействия», такие как лишение пищи, сна, обязательные непосильные работы, физическая пытка, навязываемое общение со злодеями, которые таки являются проявлениями зла. Но ведь это внешние действия. По ним, согласно написанному Ильиным ранее, ничего нельзя сказать о том, что происходит в душах лишающих, но это проявления зла.
Проявление злобной враждебности к понуждаемому, или понуждение его самого к злобной вражде, или призывы всех остальных людей ненавидеть понуждаемого или друг друга — это, по Ильину, проявления зла. С этим трудно не согласится. Но ведь это внешние проявления. По изначальному подходу Ильина они могут быть проявлениями как зла, так и добра. А здесь Ильин соглашается с общепризнанными нормами и говорит, что это однозначно «проявления зла».
«Грубое, оскорбительное обращение с заключенными; телесные наказания; лишение их всякого проявления любви — свиданий, передач, чтения, богослужения, духовника; снабжение их исключительно человеконенавистнической литературой» — это, по Ильину, тоже проявления зла, без вариантов. Но и это действия, а не процессы в душе.
На поверку, когда дело доходит до практического использования его теории, Ильин, по сути, соглашается с общепризнанным подходом. Разница лишь в терминологии. Ильин называет «специфически-дурным способам физического воздействия» то, что считается предосудительным насилием, то есть злом. Но это действия людей, а не какие-то процессы в их душах.
По сути разоблачив свой прежний подход, Ильин предлагает новый — судить о «нравственной ценности внешнего физического заставления» не по действиям правонарушителя, а по «состоянию души и духа физически воздействующего человека». То есть применение «заставления» должно зависеть не столько от поступков заставляемого и даже не состояния его души, а лишь от состояния души заставляющего. Чего захотела душа заставляющего, исходя из собственных нравственных критериев, то и нравственно оправдано, то и следует делать.
Но разве наличие среди «пресекателей» достойных людей позволяет снять внешние ограничения со всех? Сам Ильин признает: «бывает так, что люди, понуждая других, впадают в озлобление или становятся профессиональными пресекателями от внутренней злобности». И что тогда? Согласно Ильину же, действия таких «пресекателей» нужно пресечь. А как определить кто из пресекателей действует «от внутренней злобности», а кто нет?
Ильин предоставляет свободу действий «пресекающим», ограничивая их лишь «состоянием души и духа». Но если через поступки нельзя определить состояние души, то его каждый «пресекающий» определяет сам, согласно собственным представлениям. Получается, что подход Ильина — это, выражаясь его же словами, «разнуздание человека». В данном случае человека «пресекающего».
15:28 11.09.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 7. О силе и зле
Сначала цитата: «…злодеи, желая одолеть незлодеев, не только насилуют и убивают, но восхваляют зло, поносят добро, лгут, клевещут, льстят, пропагандируют и агитируют. Потом, приобретя авторитет, приказывают и запрещают, исключают и понуждают угрозами, искушают, чувственно опьяняя взор, и слух, и сознание, угождая дурным инстинктам и разжигая их до состояния страстного кипения…».
В войнах, если не всегда, то почти всегда, все стороны убивают, лгут, пропагандируют и агитируют. Также они приказывают и запрещают, исключают и понуждают угрозами, угождая инстинктам и разжигая их до состояния страстного кипения. Хотя каждая из сторон убеждена, что она на стороне добра, а не зла, по Ильину, они действуют как злодеи.
Ильин выступает против злобного насилия: «совершая его, человек всегда неправ». Если кто-то говорит своей жертве: «ты средство для моего интереса и моей похоти», «ты не автономный дух, а подчиненная мне одушевленная вещь», «ты во власти моего произвола», то это — насильник.
Все страны имеют свои интересы. Достаточно часто одни пытаются использовать других для достижения своих целей, то есть в качестве «средства для своего интереса». Учитывая использование некоторыми политиками выражений «нагнуть» и «поиметь», то можно использовать и выражение «средства моей похоти». В тех же войнах каждая сторона стремится к победе, то есть к состоянию когда она как победитель будет диктовать свою волю побежденному. В этом случае побежденный конечно находится во власти произвола победителя.
Еще раз, если берется в расчет только собственный интерес и игнорирует интерес противника, если отрицается автономный дух противника и выдвигается требование полного подчинения, то, по Ильину, это — злобное насилие.
Теперь про остальной текст этой главы. Он о том что «духовно-здоровые люди» должны понуждать и пресекать «злых людей». Но как определить кто из людей «духовно здоров»? Ильин не дал никаких критериев. Для него, видимо, «духовно-здоровыми» были он сам и любимое им белое движение. А вот большевики — они, конечно, «злобно-буйствующие». Но если мы сегодня решим применить подход Ильина, то кто есть кто?
Если какой-то человек или группа лиц одержима какой-то целью и не внемлет никаким голосам, если вся их сила в хитрости и расчетливо извивающейся интриге, то это «духовно-здоровые» или «злобно-буйствующие»? Цель, которой они одержимы — это борьба со злом или это злодеи вознамерились уничтожить «духовно-здоровых»? Как понять: хитрят и интригуют «злобно-буйствующие» или к хитростям и интригам «приходится» прибегать «духовно-здоровым»?
Очевидно, если хитрят и интригуют все, то понять со стороны кто есть кто невозможно. Каждый сам определяет кто он есть. Кто же сам отнесет себя к «злобно-буйствующим»? Да никто. Сплошь все «избранные богом воины света», а противостоящие им — «исчадия ада».
То, что Ильин называет «здоровым и верным порывом духа» при внимательном рассмотрении может оказаться не чем иным как «разнузданием зверя». Именно с этим «разнузданием» и борется человечество не одно столетие, в том числе используя религию. Эта борьба была достаточно успешной. Настолько, что уже во времена Ильина многим людям было сложно «разнуздать зверя» внутри себя. Ильин же называет эту сложность разнуздания «каким-то сковывающий психозом». На самом же деле это не «психоз», а принятие правил ограничения своих животных порывов, которое у части людей закрепилось уже на подсознательном уровне. Именно благодаря принятию этих правил и стало возможно построение современной развитой цивилизации.
12:46 19.09.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 8. Постановка проблемы
В этой главе Ильин выдвигает пять условий, при которых сопротивление злу силой допустимо. Причем «отсутствие хотя бы одного из этих условий делает вопрос неверным, а ответ мнимым».
Первое условие — наличие подлинного зла. Как обычно никакой инструкции по определению этого наличия Ильин не дает.
«Налицо должна быть злая человеческая воля, изливающаяся во внешнем деянии». При этом определить наличие злой человеческой воли, как утверждал Ильин ранее, по внешним деяниям нельзя. Как же определить, изливается злая человеческая воля или добрая? По Ильину получается, как «ставящий проблему» сочтет, так и есть. Где он увидит злую человеческую волю, там она и находится.
Здесь же Ильин пишет «Перед судом правосознания это будет воля, направленная против сущности права и цели права…». Здесь есть тонкий момент и его следует разъяснить подробнее.
Ильин не пишет, что злая воля направлена против права, а лишь против его сущности и цели. Общепризнанная цель права - соблюдение общественных соглашений и сохранение мира и безопасности в государстве.
Приведу цитату о том, как право достигает цели сделать возможным мирное сожительство людей с сайта : Право достигает этого тем, что указывает людям обязательные для них пределы в их внешней деятельности. В деле обуздания людских страстей и ограничения непомерных претензий право довольствуется тем, что устанавливает порядок во внешних поступках, предоставляя каждому узнать, посредством чтения и изучения правовых норм, сущность и черты этого обязательного порядка. Совершать те внешние поступки, которые правом предписаны, и не совершать тех внешних поступков, которые правом воспрещены, людей побуждает: во-первых, простое сознание того, что так велит правовая норма, во-вторых — сознание того, что уклонение от этого порядка должно повлечь за собою неприятные принудительные последствия.
У Ильина несколько иной взгляд: сущность права — это духовность, а его цель — бытие живого духа. Духовность — важное понятие, которое лежит в основе права, но у Ильина, как мы увидим в последующих главах, свое понимание духовности. «Бытие живого духа» еще более абстрактное понятие. Таким образом злая воля, по Ильину, это та, которая направлена против достаточно абстрактных понятий духовности и бытия живого духа в ильинском понимании. А вот направленность против норм права для Ильина не важна.
Нормы права совершенствовались столетиями, в том числе методом «проб и ошибок». Отдельные ошибки в законодательстве обошлись нашим предкам очень дорого. В результате сложились нормы, разумность которых проверена усилиями и даже жизнями наших предков.
И вот эти нормы Ильин отбрасывает и берет в расчет лишь абстрактные идеалы в своем понимании.
Второе условие — наличность верного восприятия зла, восприятия, не переходящего, однако, в его приятие.
«Следует или не следует физически пресекать злодеяния — в этом компетентен только тот, кто видел реальное зло…». Пресекающий должен воспринять зло, но не приять зла. А как он поймет, что дело обстоит именно так? Ведь зло коварно и лживо. Захватив чью-то душу, оно прикидывается добром и конечно врет хозяину души, что тот зла не приял. Злые люди не считают себя злыми. Злодеяния, которые они совершают, они считают справедливыми и правильными. Например, большевики, которых Ильин считал чистым злом, сами считали себя чуть ли не ангелами, пришедшими установить справедливость на всей земле.
Во второй главе предложение «предаться злу, чтобы изжить его и обновиться им» Ильин называет «прикровенным голосом самого зла», а в восьмой главе сам предлагает воспринять зло для его познания.
Третье условие — наличность подлинной любви к добру в вопрошающей и решающей душе. Из дальнейших разъяснений выясняется, что по Ильину, подлинная любовь к добру - это ненависть к явлениям и поступкам людей, воспринимаемым как зло. Причем такая ненависть, которая душит человека и гасит свет в его очах. Такое мог написать истинный христианин? Ведь суть учения Христа в любви ко всем. В том числе к врагам, творящим зло.
Четвертое условие — наличность волевого отношения к мировому процессу в вопрошающей и решающей душе. Здесь нечему возражать. Действительно, чтобы действовать нужна воля. Замечу лишь, что выполнение этого условия зависит только от «постановщика проблемы», ибо относится лишь к его душе. Решил «пресекающий», что способен к волевому действию за пределами собственной личности, значит условие выполнено.
Пятое условие — внутреннее самозаставление и психическое понуждение оказываются бессильными удержать человека от злодеяния. Здесь важно понимать, что по Ильину, физическое воздействие должно ИСПЫТЫВАТЬСЯ как необходимое. То есть это условие не про наличие или отсутствие злодеяния, а про наличие чувства необходимости использования физического воздействия в душе «постановщика проблемы».
Таким образом все пять ильинских условия зависят лишь от восприятия, желания и воли «постановщика проблемы». Как он «видит», так и есть. Это есть не что иное как обоснование человеческого произвола. Решил человек, что «видит подлинное злодейство» и что он «подлинно связан любовью и волей с началом божественного добра», значит может творить то, что сочтет нужным.
22:10 22.09.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 9. О морали бегства
В начале этой главы Ильин пишет о «философствующем и учительствующем писателе». О том, что «его порицание может быть основано на чисто личных отвращениях и пристрастиях или на панических уклонениях бессознательного (фобиях); его «убеждение» может быть продуктом отвлеченной выдумки, склонности к парадоксу, к умственной аффектации». Думаю, что эти слова можно вполне отнести к самому Ильину. Мне он представляется интеллектуалом, живущем в своем мире. Мире оторванном от реальности, общепризнанные понятия в котором Ильин перетолковывает в нужном ему ключе. Мире, являющимся продуктом его отвлеченной выдумки. Очевидна его склонность к парадоксу и умственной аффектации. Надо признать, иногда это приводит к созданию красивых и пафосных фраз, которые могут иметь, а могут и не иметь, отношения к реальной жизни. Например фраза о том, что «вся его философия окажется в лучшем случае удачным самоописанием, как бы автопортретом его души».
Далее Ильин переходит к обсуждению учения Толстого, упрекая последнего в недостаточности «верного духовного опыта в восприятии и переживании зла, любви и воли».
Так как Ильин поучает Толстого, то видимо он считает, что сам обладает достаточным «верным духовным опытом в восприятии и переживании зла, любви и воли». Очевидно, что претензии Ильина в недостаточном опыте явно не по адресу.
Начнем с того, что Толстой — один из наиболее великих писателей мира. Никто, в том числе и сам Ильин, этого не оспаривает. В произведениях Толстого «переживания зла, любви и воли» представлены в самых разнообразных проявлениях. Оценки этих описаний другими людьми редко отличается от «гениально». Так описывать эти переживания невозможно не обладая достаточным «верным духовным опытом». Этот духовный опыт Толстого не свалился на него из ниоткуда, а стал продуктом осмысления его собственного жизненного опыта. Опыт переживания зла Толстой получил еще в молодости, участвуя сначала в Кавказской, а потом в Крымской войнах. Безусловно был у Толстого опыт переживания любви, доказательством чего являются его 13 детей. И, безусловно, был у Толстого волевой опыт. Хотя бы в том, что он пошел против современной ему церкви и был отлучен от нее.
И вот такому человеку не бывший ни на одной войне Ильин бросает упрек в недостаточности опыта. Ильин, проведший все свою жизнь у университетской кафедры и своего письменного стола, упрекает Толстого, не один год являвшегося мировым посредником в реальных судах, в стремлении обойти проблему ответа на буйный напор внешнего зла.
Далее Ильин оценивает учение Толстого как мораль. Мораль, основанную на «любви», «совести» и «разуме». Здесь Ильин конечно прав. Действительно, Толстой отделяет «а» от «не а», объясняя что такое «хорошо» и что такое «плохо» с его точки зрения. Всякое «хорошо» одобряется, а всякое «плохо» осуждается. Конечно это отличается от подхода Ильина, по которому зло не всегда зло, добро не всегда добро, а любовь — это ненависть.
Мораль — это принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений. Мораль у разных народов или групп людей может отличаться. Мораль Толстого тоже далеко не истина в последней инстанции.
Но Ильин выступает против не только толстовской морали, а морали вообще. Он осуждает человека, для которого «важнее и ценнее воздержаться самому от какого-нибудь дурного поступка, чем внести целую живительную струю в общественную-церковную, национальную или общественную, жизнь». По Ильину, главное внести куда-нибудь свою струю, а вся мораль побоку.
В довершение, Ильин упрекает Толстого в моральной верности. И здесь же объясняет свои претензии к моральной верности — она мешает физическому сопротивлению злу. Желание оправдать силовой ответ на зло столь велико, что он готов выбросить на свалку любую мораль и моралистов.
Завершается глава описанием ситуации с моралистом, который присутствуя на изнасиловании ребенка озверелой толпой и располагая оружием, предпочтет уговаривать злодеев, взывая к очевидности и любви. Исходя из мирской морали и основанных на ней мирских законов, ответ очевиден. В реальной жизни, каким бы не был моралист, в определенных обстоятельствах он конечно может пойти на применение силы. Особенно, если это представитель силовых органов — человек профессионально подготовленный к квалификации правонарушений и вооруженный не только оружием, но и законом.
А вот моралист-толстовец, даже располагая оружием, вероятно предпочтет уговаривать злодеев. Ради чего? По логике Толстого попытка применить оружие против «озверелой толпы» не приведет к уменьшению зла. В этом случае толпа вряд ли поймет, что не права. Люди из этой толпы увидят, что кто-то пытается их убить и в свою очередь попытаются убить этого кого-то. Таким образом зло получит шанс к размножению, а не к сокращению. А вот уговаривая, то бишь объясняя, есть, пусть и небольшой, но шанс зло уменьшить. Во всяком случае оно не увеличится. Многие люди с этой логикой Толстого не согласны. Они знают, что есть злодеи, которые уговоры воспринимают как слабость противника и наглеют еще больше. Таким злодеям, при определенных обстоятельствах, все же надо «дать по лбу», иначе они ничего не поймут. Другими словами: добро должно быть с кулаками.
На самом деле учение Толстого представляет одну крайность, а силовой ответ по любому поводу — другую крайность. Сила должна применяться, но лишь при определенных обстоятельствах. Желательно, чтобы эти обстоятельства были описаны в законах или хотя закреплены в каких-нибудь «правилах». Применение силы вне законов или правил с большой долей вероятности будет способствовать умножению зла.
Ильин же выступает против каких либо ограничений на волю «пресекающего». Даже мораль последний должен отбросить как мешающую физическому сопротивлению злу.
Еще раз обратимся к примеру Ильина об озверелой толпе. Если добавить деталей, то ситуация может оказаться не такой однозначной. По какой причине толпа озверела? А по чем понятно, что собираются изнасиловать? По угрозам? А что как толпа озверела потому, что по их жилищу только что ударила ракета, а именно этот ребенок установил «маячок»? И озверели люди, так как только что потеряли своих родных и близких? Схватив виновника их горя, они сыплют всякими самыми чудовищными угрозами. И как эта толпа отнесется к некому вооруженному человеку, который со стороны попытается отбить этого ребенка? Конечно как к вражескому диверсанту. И если ребенка и пощадят, то этого вооруженного точно растерзают, если конечно он не успеет всех перестрелять. Таким образом, в зависимости от деталей, оценка ситуации может сильно отличаться. Для того и были придуманы законы и суды, чтобы взвешивая все за и против принимать более справедливые решения и как следствие способствовать уменьшению зла. А вот самосуд нигде не приветствуется.
И еще один момент. Если для «пресекающего» мораль ничего не значит, то с чего ему вмешиваться в ситуацию? Ради спортивного интереса? Или чтобы потешить свое самолюбие? Ведь неприемлемость изнасилования ребенка — это часть морали в любом обществе. Только в случае если мораль для человека что-то значит, то он вмешается, чтобы предотвратить «дурной поступок» «озверевшей толпы». И конечно он постарается сам не совершать «дурных поступков». А вот по Ильину получается, что пресекать «дурные поступки» других нужно, а собственные «дурные поступки» не обязательно. Перефразируя известное выражение: «Себе — всё, другим — закон».
22:36 29.09.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 10. О сентиментальности и наслаждении
В этой главе Ильин пишет, что для спасения от смерти любимого человека насилие допустимо. Думаю с этой мыслью согласны и, соответственно, не согласны с подходом Толстого, если и не все, то почти все люди. Вполне можно отнести это ильинское суждение к банальным. Но автор не останавливается на этой очевидной мысли, а начинает «городить огород».
В начале Ильин выступает против идеи «любви», выдвинутой Толстым. Он описывает эту любовь, как чувство, которое «дает душе величайшее удовлетворение, услаждая ее и насыщая ее этой сладостью». Ильину это не нравится, так как это может приводить к гедонизму. Мысль странная, ибо обычно гедонисты никого не любят, никому не сострадают и, соответственно, никакая «сентиментальная любовь» не вызывает в их душе усладу и сладость. В основном они стремятся получить удовольствие от плотской любви и прочих плотских радостей.
Здесь нужно отметить, что Ильин пишет, что «любовь», как чувство жалостливого сострадания, МОЖЕТ приводить к гедонизму. То есть, может и не приводить. Приведет любовь к гедонизму или не приведет, видимо зависит от каких-то дополнительных условий. Но Ильина эти условия не интересуют и далее он забывает про слово МОЖЕТ и заключает без всяких условий: «„Любовь“, исповедуемая и проповедуемая умиленными моралистами, оказывается состоянием безвольным или „пассивно-волевым“».
Позволю себе привести цитату из другого произведения Ильина: У каждого из нас сердце раскрывается и поет при виде доверчивой, ласковой и беспомощной улыбки ребенка. И может ли быть иначе? Каждый из нас чувствует навертывающуюся слезу в оке своего сердца, когда видит настоящую человеческую доброту или слышит робкое и нежное пение чужой любви.
И еще: … на земле есть только одно истинное счастье, и это счастье есть блаженство любящего и поющего сердца: ибо оно уже прижизненно врастает в духовную субстанцию мира и участвует в Царстве Божием.
Очевидно, что «сентиментальная любовь» совсем не чужда Ильину. Она вдохновляет его на великие дела. Но в рассматриваемой главе он почему-то называет ее «безвольной и пассивно-волевой».
Более того, не только «любовь» не устраивает Ильина, но и мораль. Ибо «последняя требует от человека сострадания, понуждает к нему, укоряет за его отсутствие», а это в свою очередь «сосредоточивает внимание человека на самом себе». То есть, по Ильину, сострадать другим людям не стоит. По Ильину следует переложить целевой центр своей жизни из себя в «любимый предмет», чтобы «творит его». Но если мы не испытываем сострадания, то нас не волнуют проблемы и переживания «любимого предмета». Тогда какова цель «перекладывания» целевого центра своей жизни из себя в «любимый предмет»? Явно не ограждение «любимого предмета» от страданий, ведь мы же ему не сострадаем. Тогда какова цель нашего «творения»? «Любимый предмет» должен делать то, что мы хотим? То есть подчинятся нашей воле? Какие еще варианты?
Если рекомендация Ильина универсальна, то и «любимому предмету», если это человек, тоже следует переложить «целевой центр своей жизни» в кого-то другого. Например в того, для кого он уже является «любимым предметом». Таким образом все «творят» друг друга, а не себя. Подход «предоставить других самим себе, а самому жить доброй жизнью» Ильина не устраивает.
Далее Ильин признает, что описываемый «сентиментальный моралист» таки способен к самопожертвованию. Получается что последний не гедонист, ибо гедонизм и самопожертвование ради чего бы то ни было, мало совместимы.
Затем, из рассуждений Ильина вытекает, что те, кто жертвует всем ради собственной праведности какие-то плохие люди. Вообще-то, таких людей принято называть «праведниками» и во всех религиях мира ими восхищаются.
Имея вполне обоснованные претензии к отдельным постулатам учения Тостого, Ильин в этой главе почему-то наезжает не столько на них, сколько на «сентиментальную любовь», мораль и праведность.
И, наконец, Ильин делает парадоксальный вывод: «сентиментальная любовь не единит людей, а разъединяет их». А «раздражение, ожесточение, злоба» видимо, по логике Ильина, людей объединяют. Здесь Ильин неоправданно стравит знак равенства между учением Толстого и сентиментальной моралью. Да, Толстой призывал «перестать заботиться о делах внешних и общих» и не думать «о последствиях своей деятельности». Но все ли «сентиментальные моралисты» с ним согласны? Конечно нет. Очень многих их сентиментальная любовь толкает к активной общественной жизни. Например «сентиментальный моралист» Ильин всю жизнь посвятил делам «внешним и общим» и много думал «о последствиях своей деятельности». Но всегда ли это хорошо?
Опять возьмем пример ненавистных Ильину большевиков. Они активно продвигали приоритет дел внешних и общих над делами личными, а также думали о последствиях своих действий в будущем вплоть до строительства коммунизма. Что получилось в результате хорошо известно. Наверное многие большевики в 37-м пожалели, что приняли участие в «общем деле» построения нового государства, которое их же и убило. Об этом и писал Толстой: «…люди никогда не знали и не могут знать того, в какую форму в будущем сложится их жизнь». Он считал, что вера в то, что одни люди — меньшинство — может устраивать жизнь большинства, во имя которой совершаются величайшие злодеяния, есть только суеверие, деятельность же, основанная на этом суеверии, есть в сущности пустая и вредная человеческая деятельность, более всего другого препятствовавшая и препятствующая истинному благу человечества.
Именно в вопросе возможности применения силы против зла, творимого помещиками и «буржуями» в отношении простого народа, мнения Толстого и революционеров кардинально расходились. Большевики же были наиболее радикальной частью революционеров. Они делали ставку на силу, на «диктатуру пролитариата». То есть действовали как ильинские «пресекающие». Но почему действия большевиков Ильину сильно не понравились? Ответ прост — неограниченное право на силу против зла Ильин выдает только тем, кто ему нравится. Те, кто Ильину не нравятся, никакого права на применение силы против того, что они считают злом, от него не получают.
В отличии от Толстого я сторонник прогресса. На мой взгляд, людям стоит в меру сил и времени заботиться о делах внешних и общих и конечно стоит думать о последствиях своей деятельности. При этом следует опираться на опыт цивилизации, а не выбрасывать наработанные веками нормы морали как это рекомендовал своим «пресекающим» Ильин.
14:48 06.10.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 11. О нигилизме и жалости
В начале этой главы Ильин выдает пассаж о «плоской скудности» «простого здравого рассудка» «моралиста» Толстого. Так Ильин отреагировал на то, что последний «перебирает и разбирает догматы и обряды христианской церкви», а христианскую веру нельзя постичь. Если так, то чем занимается сам Ильин? Почти на каждой странице он пишет о христианской духовности, ее сути и свойствах. Зачем же он занимается «пошлым делом», пытаясь постичь «недоступную для него тайну и глубину»? Или Ильин может постичь? А почему Толстой тогда нет? Потому, что Толстой пользуется «простым здравым рассудком»? А Ильин пользуется чем-то другим?
В этой главе Ильин пишет: «право есть необходимый и священный атрибут человеческого духа, … ограждать духовный расцвет человечества на земле невозможно вне принудительной общественной организации, вне закона, суда и меча». Утверждение верное, для современных нерелигиозных людей. А вот для людей верующих не совсем. Для них духовность — это присутствие и действие Святого Духа в человеке, а не есть продукт развития человечества. Соответственно, по идее, она не зависит от придуманных людьми «принудительной общественной организации», законов и судов.
Были люди, которые на практике жили так, как призывал Толстой, хотя появились они задолго до его рождения. Это — христианские монахи-отшельники. Они были за буквальное исполнение заповедей Христа и не признавали государство с его законами. Для сохранения своих моральных принципов им приходилось уходить куда-нибудь в горы и вести простое натуральное хозяйство. То есть реализовывать второй принципа толстовства — опрощение. Ежедневный внутренний труд монаха состоит в постоянной борьбе с греховными помыслами, чувствами и желаниями ради достижения бесстрастия и душевной чистоты. И вот, согласно Ильину, эти люди, оказывается, являются «противодуховными» «сентиментальными гедонистами».
Ильин пишет о научном и правовом нигилизме Толстого. При этом он использует определение «моралист», как будто других моралистов, кроме толстовских нет.
Моралист — это личность, рьяно исповедующая и пропагандирующая нормы морали, включающие как принципы поведения, так и отношение к определённым событиям. Толстого, конечно, можно назвать моралистом. Но и Ильин, написавший целую книжку про добро и зло, духовность и плерому любви моралист тоже. И что, моралист Ильин был против государства и права?
Ильин противопоставляет «сентиментальную мораль» и право. Толстого можно назвать «правовым нигилистом», но не «сентиментального моралиста» вообще.
Мораль, как система неких правил, присуща любому сообществу людей. Так как сообщества бывают разные, то и мораль бывает разной. Она может быть «высокой» и «низкой», «сентиментальной» и какой-то еще. Даже в преступном сообществе есть своя «мораль», именуемая «понятиями». В государстве на основе морали, которая этим государством признается общественно-полезной, создаются законы, то есть право. В дальнейшем мораль и право начинают влиять друг на друга. Вот как это объясняется современным детей:
Мораль и право являются единым целым. Юридические решения, основанные только на формальном применении «буквы закона» и принятые в отрыве от морально-психологического климата в обществе, не могут быть верными и справедливыми.
Толстой выступал против права не потому, что был слишком моральным или слишком сентиментальным. Он выступал против любого насилия и, как следствие, против права, как системы правил по применению этого насилия.
Ильин верно приводит формулировку подхода Толстого: «Сатану нельзя изгнать «сатаной», «неправду» нельзя очистить «неправдой», «зло» нельзя победить «злом», «грязь» нельзя смыть «грязью».
В этой главе Ильин формулирует теорию о страдании — «Путь вверх открывается человеку и дается ему, но дается только в страдании и только благодаря страданиям».
Вообще, если человек не видит ничего кроме страданий, то из него скорее получится забитое животное, а не духовно развитый человек. Духовно развитым, равно как и развитым каким-либо еще, человек становится через труд. А вот труд может быть как радостью, так и страданием, или их смесью. Причем люди, которые трудятся в основном с радостью, обычно имеют большие достижения, чем те, кто от труда страдают. Это относится и к труду духовному. Истинные христиане работают над своим духовным совершенствованием с радостью, а не в муках. Даже монахи, согласно церковных документов, пребывают в самоотверженном послушании, которое оказывают с радостью и свободой, ибо «любовь подчиняет свободных друг другу».
А что же говорит христианство о страданиях? Они сопровождают человека по жизни. Эти страдания церковь призывает смиренно принимать во имя Царства Божия. А оно, согласно канонов, есть Царство духа, света, истины, правды, мира, любви, свободы и благодати, а не страданий. То есть страдания следует переносить на пути к миру, где их не будет. К этому собственно и призывал Толстой. Чему учит выдуманный Ильиным «сентиментальный гедонизм» ему виднее, а Толстой призывал переносить страдания, в том числе причиняемые злом, ради Царства Божия. В том числе и в случае, который приводит Ильин — когда враги убивают любимого человека. И надо быть Ильиным чтобы увидеть в этом случае не готовность принять страдания, а проявление «противодуховного гедонизма».
Завершается эта глава возвышенной одой религиозному духу. Все бы хорошо, но кто сказал, что то, что кажется Ильину духовным, таковым является, а то, что пишет Толстой, таковым не является? Уверен, Толстой сильно бы удивился прочтя сочинение Ильина. Напомню, Толстой призывал выполнять заповеди Христа буквально, то есть всегда и везде. Как этот призыв может быть «противодуховным»?
Поясню на примере правил ПДД. Они регулируют правила на дорогах и позволяют достаточно быстро добираться из точки, А в точку В. Из-за них мы ждем на красный цвет, хотя «нам очень надо ехать». В свою очередь, на скорости проезжаем перекрестки на зеленый, не особо опасаясь, что кто-то въедет нам в бок. В общем считается, что ПДД надо соблюдать. По крайней мере, если кто-то из водителей не соблюдает, то окружающие водители сильно возмущаются. В ПДД есть правила перехода через дорогу. Представим себе человека, призывающего выполнять ПДД всегда и везде. Такой человек ночью стоит на переходе и ждет зеленый свет при абсолютно пустой улице. Кто-то назовет его чудаком или даже глупцом. Но можно ли назвать такого человека злостным нарушителем ПДД? А вот Ильин смог. Он обвинил Толстого в противодуховности, так как последний выступил за исполнение правил Христа и ночью, и днем, и при любых других условиях. Можно сомневаться в реалистичности подхода Толстого на практике, но никак не в его религиозной духовности.
15:31 06.10.2023
kiselev (kiselev) писал (а) в ответ на :
> Моралист — это личность, рьяно исповедующая и пропагандирующая нормы морали, включающие как принципы поведения, так и отношение к определённым событиям.
Можно пропагандировать и исповедовать моральные ценности, будучи отъявленным грешником. По моему, большинство проповедников не практикуют свои проповеди в реале.
22:26 08.10.2023
kroser8 (kroser8) писал (а) в ответ на :
> kiselev (kiselev) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Моралист — это личность, рьяно исповедующая и пропагандирующая нормы морали, включающие как принципы поведения, так и отношение к определённым событиям.
> > Можно пропагандировать и исповедовать моральные ценности, будучи отъявленным грешником. > По моему, большинство проповедников не практикуют свои проповеди в реале.
Возможно вы и правы. Этому можно найти объяснение. Проповедуют то, что считают абсолютно правильным, идеальным. Соответствовать этим идеалам в реальной жизни проповедующим сложнее, чем просто рассказывать о них другим. Но это не обязательно доказывает, что проповедуемые идеалы не верны. Например в России многие медики курят. Следует ли на этом основании не доверять утверждениям этих же медиков, что курение вредит здоровью? Думаю, нет.
Конечно, если «проповедник» сам следует своим призывам, то это усиливает его «проповедь». В противном случае возникает подозрение, что проповедь фальшивая, то есть проповедующий осознанно врет. Но все же в первую очередь следует оценивать саму «проповедь», а не поведение «проповедника».
07:27 09.10.2023
kiselev (kiselev) писал (а) в ответ на :
> Но все же в первую очередь следует оценивать саму «проповедь», а не поведение «проповедника». >
Не соглашусь. Например, если проповедь о воздержании проводит молодец под 200 килограммов весом, совершающий при этом мастурбацию. Проповедникам невольно приходится играть свою жизнь на публику, закулисье жизни проповедников - частная жизнь. Увы, напрашивается слово "лицемерие"...
11:11 09.10.2023
kroser8 (kroser8) писал (а) в ответ на :
> Не соглашусь. Например, если проповедь о воздержании проводит молодец под 200 килограммов весом, совершающий при этом мастурбацию. Проповедникам невольно приходится играть свою жизнь на публику, закулисье жизни проповедников — частная жизнь.
Если мы оцениваем проповедь, то есть следует ли ей следовать сторонним людям, то здесь важна оценка самой проповеди. Если мы оцениваем проповедника, то здесь конечно важно его поведение. Проповедь и то, кто ее произносит, не одно и то же. Даже в вашем примере проповедь может звучать так: «Воздерживайтесь, иначе будете такими как я».
«приходится играть свою жизнь на публику» это про рекламу. Я под оценкой проповеди подразумеваю оценку качества продукта. А реклама продукта и его качество это опять же не одно и то же.
kroser8 (kroser8) писал (а) в ответ на :
> Увы, напрашивается слово «лицемерие»…
Лицемерие — это большая и важная тема, влиявшая и влияющая на прошлое, современность и будущее, которая явно выходит за рамки этой ветки.
Но в свете обсуждаемой темы можно взглянуть на обоих рассматриваемых здесь философов.
Я не читал, чтобы Ильин «применил меч» или вмазал кому-нибудь кулаком в ответ на какое-нибудь злодейство, то есть на практике применил силовой ответ, который он проповедовал. Сомневаюсь, что это как-то влияет на мнение тех, кому нравятся его творения. Если бы Ильин регулярно применял свой подход на практике, и соответственно регулярно сам получал в ответ, то возможно его отношение к применяющим силу не было бы таким восторженным.
Толстой тоже не следовал буквально своему учению. Лишь в самом конце жизни он решился все-таки оставить семью и прожил после этого недолго. Толстой пришел к своему учению ближе к концу жизни. А по молодости и в войнах участвовал и много чего другого «не совсем морального» делал. Но для нас сегодня это не особо существенно. Если бы Толстой буквально следовал своему учению с юности то, скорее всего никакого великого писателя Льва Николаевича Толстого и не было бы.
Толстой оставил после себя много книг, которые многие годы после его кончины оказывают влияние на умы, а значит и на действия многих людей. И вот это существенно.
Как оказалось и книги Ильина оказали воздействие на чьи-то умы и соответственно на их действия. И это существенно. А был ли он он образцовым прихожанином церкви, практиковал ли силовые ответы в швейцарских ресторанах, не столь важно.
На мой взгляд то, что и Толстой и Ильин в своей практической жизни не всегда следовали своим проповедям показательно, но все же не доказывает правильность или неправильность их теорий.
